Он прислал за мной машину с шофером. В шесть, как и обещал. Как всегда. Джип-металлик, тщательно вымытый снаружи. Легкая музыка внутри. Хорошо, что не подъехал сам, подумалось мне. Можно еще немного помолчать, наслаждаясь мягким ходом автомобиля. Пока еще можно. Впасть в прострацию, не думая о том, что будет дальше. Все разговоры - то спокойные, то переходящие на крик и брань, - они будут потом, когда меня привезут и передадут с рук на руки.
Заснеженная дикая местность, колючая проволока. Не по-московски безлюдно и серпантинно. Самой отсюда не выбраться. Не моя забота: доставили сюда - довезут и обратно. И даже до самого дома, окна которого, наверное, уже будут темными, спящими, безжизненными. Всяко бывало. Надолго ли его хватит на этот раз? Сегодня - случай особый: он сказал, что наконец-то мы осуществим то, чего ему так хотелось почти два года. Потому он позвал меня, а не какую-нибудь девочку из тех, что выручают его, когда обстоятельства не позволяют мне отозваться на его приглашение. Он ждал этого дня и боялся его. Он постарается успеть сделать все, что можно. Значит, нужно настраиваться на марафон... От этой мысли у меня по телу пробегает невольная дрожь. Когда процесс затягивается, он превращается в пытку... Но ведь он мне платит, не торгуясь, за каждый час, который мы проводим вместе... Он понимает, как непросто даются мне эти часы.
Не наряжалась, не красилась. Зачем? Все равно оденет во всё свое... И тушь опять размажется, потому что - то в жар, то в холод... Да еще - время от времени - физические усилия... Интересно, что у него сегодня из алкоголя - как всегда или побалует?
Вот они, эти железные ворота с фотосенсором. Открываются ровно настолько, чтобы пропустить машину. Темно, воздух словно слегка вибрирует - фонит какой-то низкий звук. Брешут сторожевые псы, вдали ругается персонал. Пахнет странно, по-летнему, горячим асфальтом. Не может быть, неужели? Меня заводят в здание. Охрана привыкла, уже ничего не спрашивает...
Лестница, холл, кабинет. На кожаном диване для меня приготовлены вещи: шлем, телогрейка, ватные штаны. У порога - валенки. Минута на то, чтобы во все это влезть. И - к делу...
...потому что уже начат пробный горячий пуск установки литого асфальта... По железным скобяным ступеням мы заберемся к бункеру загрузки. Потом покорим еще пару-тройку высот. Побываем в кабине оператора, где подошвы сапог плавятся от раскаленного металлического пола. Пройдем вдоль транспортеров и трубопроводов, заберемся под барабан-мешалку, битый час на ветру будем изучать состояние опорных роликов, мне будут орать на ухо ядреные тексты, которые я буду орать в другое ухо, но уже на другом языке. Потом много чего еще. Потом вернемся в кабинет: бумаги, чай, кофе. Сахар мне заботливо положат на блюдечко теми же пальцами, которыми возились в узлах и деталях. И я буду пить чай без него... Это лучше, чем с запахом трансформаторного масла. Накурят столько, что я буду тихо и непроизвольно плакать, но при этом неотступно бубнить свои переводы... которые потихоньку перейдут в тосты, которые выльются в тост "за нашего переводчика и вообще за женщин". Вильямовка. Вещь! Но: с пикантной нотой солярки - рюмочку подавали, держа ее за края. Час ночи. Я уже не отказываюсь от бутерброда, который он мне составляет из всего, что нашлось под рукой. Берет в промасленную руку хлебушек, кладет на него колбаску-сырок-стебелек петрушки и дает мне. Я это съем. И съем оставшийся со вчерашнего ДР некоего Василь-Иваныча салат, который, за неимением холодильника, был вывешен в полиэтиленовом кульке за окном, тоже съем. Чайной ложкой, как все. Ну и что, что он на ночь замерзал. Съем и поблагодарю за отеческую заботу Его - директора предприятия, закупившего то, что мы сегодня пустили в эксплуатацию, у народа, на языке которого в России говорю только я и еще горстка придурков.
А вас когда-нибудь имели на асфальтовом заводе?