СКАЗКА НЕОПЫТНОГО СКАЗОЧНИКА
Летел Змей Горыныч над грешною землёй. Летел себе, летел. И вдруг, откуда ни возьмись, увидел он двух зайцев. И взыграла душа молодецкая, и погнался он за ними что есть силы. И ни за одним не угнался. И возроптал змеев желудок, он сегодня особен-но не в духе был:
- Что же ты, дурында трёхголовая, за двумя-то зайцами погналась, и ни одного-то и не поймала. Это же форменный непорядок, сущий беспредел. К завтрему не накормишь меня – голова с плеч. Ты уж не обессудь.
Пригорюнился Горыныч горше горького – уж очень он впечатлительным рос. Летит, переживает. И встречает он бабу-ягу, посмотрела она на него вопрошающим взором и говорит:
- Что ты змеюшко невесел, что головушки повесил.
- Как же мне не кручиниться, ягуся, так, мол, так, кому я о двух головах нужен буду. Может повеситься?
Поняла бабуся, что дело-то серьёзное, змеев желудок шутить не любит. Спасать надо парня, и побыстрей.
- Ложись-ка ты спать, ягодка, утро, оно вечера мудренее. Завтра и обсудим твои невесёлые перспективы. Не боись, прорвёмся.
Если баба-яга говорит – прорвёмся, значит так оно и будет. Она слов на ветер не бросает. Надёжнейший человек, каких ещё поискать.
Ночь, и впрямь пролетела без кошмаров и волнений. Прекрасная летняя ночь. Засыпая, змей загадал на падающей звезде, чтобы ягуся обязательно что-нибудь дельное к утру придумала.
Настало утро. Змей встретил его обречённо, но с некоторой долей юмора. Довольно мужественно. Не стала баба-яга томить молодца и выложила, как на духу:
- Лети ты, куда глаза глядят, подобру-поздорову. Увидишь сначала то, сама не знаю что – не ешь его, козлёночком станешь. А лети ты, змеюшко, далече, в тридевятое царство, тридесятое государство. Станут тебе людишки всевозможные попадаться, ты их узнаешь по одной голове. Неприятное зрелище, но ты не пугайся – они супротив тебя, тьфу, мелюзга подзаборная. Вот они-то тебе и нужны! Вкуснятина неописуемая, не гляди, что сморчки. Ну, лети, соколик. Возвращайся с победой.
Поклонился Горыныч в пояс ягусе, поблагодарил хором за участие и двинулся в путь. Путь далёкий. Да быстро только сказка сказывается. Летит он день, летит другой. Повстречал он, как и обещала ягуся, то, не знаю что, сглотнул горькую слюну и, помня наказ, полетел дальше. На третий, повстречал-таки у ручья добра молодца и с ним пожилую женщину. И началась погоня. Захватывающая, как в кино, только без выстрелов и драк. День гонится за ними, другой. На исходе третьего дня изловил таки. И взмолился добрый молодец:
- Не ешь ты, чудище, матушку мою родимую, дозволь, я за братом своим меньшим сгоняю. Мы оба откормленные, упитанные. Зачем тебе старая, совершенно невкусная женщина.
Сжалился над ним змей, внял его мольбам и отпустил. Отпустил, да про себя не забыл – наказал Ивану разузнать, не хочет ли ещё кто по грибы-по ягоды сюда наведаться…
… Уже смеркаться стало, а Иванушки всё нет, не такой уж он и дурак оказывается, Иван-то. Ну, змей и съел женщину с голодухи, всю, без остатка. И расстроился змеев желудок немилосердно:
- Что же ты мне подсунул, змея подколодная! Сальери ты о трёх головах! Изничтожу, разорву! Мне теперь никакой аспирин не поможет.
И отрубил, как обещал, змею буйну головушку. Он слов на ветер не бросал…
… Пришёл Иван домой, к жене своей ненаглядной Василисушке. Опустил взор долу и промолвил проникновенно и грустно:
- Не вели, Василисушка, казнить, вели слово вымолвить. Налетел Горыныч, чувырло трёхголовое, гад неползучий. Бился я с ним три дня и три ночи. Изловчился да срубил с него одну головёнку поганую, чем поверг его в паническое бегство. Но не смог, о горе мне, не смог спасти твою матушку!
Так Иван остался без тёщи.