Олэсько.
Отрывок из романа Юрия Плавского «Мёртвые собаки»
По толпе пробежал ропот. В доселе неприступной крепости обнаружились первые потери, и менее решительные, которые обычно располагаются в задних рядах, дрогнули. По воровски озираясь, они стали потихоньку разбегаться под защиту своих стен. Тут Олэсько почувствовал, что этот бой будет им проигран. С наметившимся поражением его ущемлённое самолюбие не смирилось, и он предпринял атаку с тыла.
- Ведь договаривались! Все договаривались, чтобы не ехать! – выкрикнул он в лицо Дьяченко. – Ты то, что? Ты то, что вперёд выскочил? У-у-у, козёл! – сделал он рукой пугающий жест.
- А ты! А ты!.. – заволновался оскорблённый другом Дьяченко. – Ты даже на козла не похож! Вот!! – выпалил он.
- Это я то?.. Я?.. Я на козла не похож? – возмутился такому оскорблению Олэсько. Он выпятил вперёд свою грудь и начал медленно наступать на своего бывшего приятеля.
- Похож! Очень даже похож! – заступился за своего напарника Логинов. – Иди отсюда, иначе я из тебя сейчас верблюда сделаю! Будешь остаток жизни горбатым ходить и плеваться! – Он потряс в своей руке увесистый баллонный ключ, вид которого охладил бы пыл любого агрессора.
Поддержанный своим напарником, Дьяченко выпятил грудь и стал наступать на Олэсько.
- Я тебе сейчас и другую руку сломаю! - выпалил он.
То, что в травме левой руки Олэсько был виновен Дьяченко, говорили многие, хотя толком ни кто этого не мог знать. А причиной всему была «тринька» – карточная игра поразившая АТП раковой опухолью. Эта игра не предусматривала наличие какого либо интеллекта у играющих, столь необходимого в «покере» или «преферансе», но суммы, в ней разыгрываемые превосходили все известные мне карточные игры. В «триньку» играли в любое время и везде, где отсутствовал бдительный глаз начальства. Наиболее любимым местом для игр считалась мастерская сантехника. Она находилась в полуподвальном помещении и имела под самым потолком крохотное оконце, куда с трудом пролезала пребывающая в хронической беременности общественная кошка. В ту мастерскую, наполовину заваленную вентилями, задвижками, обрезками труб и прочими нужными железяками, обычно собирались шофера с находящихся в ремонте машин и слесари. Камушев заглядывал туда часто, разгонял всех и давал публичный нагоняй сантехнику за то, что тот организовал у себя казино. Доведённый до полного отчаяния сантехник грозился всякими страшными карами, которые он придумывал для своих непрошеных гостей. В последние дни он упрямо повторял только одну фразу:
- Я вас всех гадов взорву!
В тот день выдавали рабочие рукавицы и мыло. Сантехник опять обнаружил в своей прокуренной обители толпу и промямлил уже ставшую привычной угрозу. Богатырь, дожидавшийся очереди за карточным столом, надавал тому по шее и вытолкал наружу. Сантехник проковырял в бруске хозяйственного мыла дырочку, вставил в неё шнурок от ботинка, поджёг его и с криком: «Получай фашист гранату!!», метнул свой снаряд в Богатыря. Брусок попал тому в плечо, прокатился по столу, смёл банк и завалился в кучу железного хлама. Пока игроки соображали, чтобы это всё могло значить, сантехник захлопнул за собою тяжёлую стальную дверь и задвинул наружный засов. Из кучи поднялась тонкая струйка дыма, и толпа с воем ринулась к двери. Та выдержала. Все бросились к окну. Вылезли все, даже Богатырь. Но в той суматохе Олэсько сломали руку. По этой, уважительной причине Чернобыль ему не грозил, и он чувствовал себя почти счастливо.