ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО
рассказ
Руки не натружены,
Волосы черны, густы,
А глаза остужены:
Без любви они пусты,
До отхода поезда оставалась одна минута, а в нашем купе верхняя полка всё ещё была свободна. Вторую заняла чернявая, юркая девчушка Геля с глазами – вишенками, с короткой стрижкой, одетая в старый джинсовый костюм. На нижних полках обосновались мы с Марией Филипповной. Провожатых у нас не было, и мы успели перезнакомиться, и мирно ждали проводницу, чтобы отдать билеты и получить белье.
Скрипнул колесами поезд, потом дернулся и, сначала медленно, а затем всё быстрее, стал набирать скорость. Пассажиры разбрелись по купе, и в коридоре установилась относительная тишина,
– Вот хорошо-то! Может так втроем без мужиков, и проедем, – радостно проговорила Мария Филипповна. Она ехала к внуку на свадьбу, и у неё было хорошее, веселое настроение. По её виду было похоже, что она не из породы нытиков, а ко всему относится доброжелательно. Ее высокая, стройная фигура с пышной копной окрашенных в каштановый цвет волос, с самую малость припудренным лицом, делали её похожей на интеллигентную пожилую парижанку, знающей себе цену.
– А чего это вы боитесь мужчин? – хихикнула Геля. – Они не кусаются.
– А ты, детсад, откуда знаешь, кусаются они или нет? – усмехнулась Мария Филипповна. – Ты куда это одна без родителей едешь? Не удрала ли из дома?
– Чё-о?! Нашли маленькую! Мне уж шестнадцать. Я за шмотками ездила. В техучке учиться буду.
– В Москве? В техучилшце?
– Ну – у...
– А наши местные тебе не подходят? Их у нас до полсотни наберётся.
– А – а, дома надоел зудёшь. А там отец живёт.
В двери купе появилась проводница с бельём. Мария Филипповна сразу же стала застилать постель.
Послышалось резкое хлопанье тамбурной двери, громкий голос проводницы и звонкий мужской. Они приближались к нашему купе, и вот дверь открылась, и проводница бросила постельный комплект на свободную верхнюю полку.
– Принимайте попутчика, он вам скучать не даст, видать, весёлый малый.
– Спасибо, мать, за ласку. Здрасьте, вам, соседи. – В купе вошел рослый, темноволосый мужчина. Он оценивающим взглядом осмотрел каждую из нас, не удостоив ни одну особым вниманием. – Вы ещё не расположились? Не буду мешать, пойду, покурю. – Он мягко закрыл за собой дверь купе.
Мы молча переглянулись между собой, каждая, думая о своём. Геля вытащила дорожную косметичку и начала лихорадочно малевать лицо.
– Ну, началась штукатурка, – не удержалась от замечания Мария Филипповна. – Дома времени не хватило?
– Ой, бабуля, ты права, не хватило. – Геля говорила добродушно и жеманно, как бы проводя генеральную репетицию.
В дверь тихо постучали, и в купе вошел наш сосед, держа в руке бутылку коньяка и бутылку минеральной воды. В другой руке были коробка конфет и свёрток.
– Малыш, помоги разгрузиться, – обратился он к Геле.
– На стол? – Геля торопливо подхватила бутылки и водрузила их на столик.
– Естественно. – Мужчина передал сверток и коробку. – Ну что. дорогие дамы, накрывайте на стол и будем знакомиться, – он достал из своей сумки дорожный набор металлических стаканчиков, поставил на стол. – За таких соседок, за этот розарий грех не выпить.
– Знакомиться, так знакомиться. Дорога у нас не ближняя, молчком не просидишь. – Мария Филипповна достала из своей сумки пакет с провизией. Я последовала её примеру, и мы стали накрывать на столик. А Геля убежала «доштукатуриваться». Через пару минут всё было готово, и началась дорожная трапеза.
Уже были обсуждены все действия правительства, подсчитан собранный урожай, воздали дань погоде и ещё многим другим темам. Беседа шла легко, с шутками, плавно переходя из одного русла в другое. Наш попутчик, а его звали Геннадий, несколько раз наливал себе коньяк, мы же с Марией Филипповной только символически поддерживали компанию. Его черные цыганские глаза поблескивали и стали как бы маслянистыми. Он часто и подолгу, изучающе смотрел на Гелю, от чего она становилась пунцовой. За всё время разговора Геля не проронила ни единого слова, замкнулась и сидела на полке, зажавшись в уголок.
Геннадий вышел в тамбур покурить, а, вернувшись, сказал Геле:
– Ты вот что, малыш, полезай на свою полку и отдыхай, а мне надо поговорить с этими женщинами – уж очень они похожи на мою матушку-покойницу. Мне облегчить душу надо: столько грязи на неё налипло, столько грехов – покаяния душа просит.
Геля запрыгнула на полку и с головой укрылась простынёй.
Геннадий сидел, нагнувшись, обхватив голову руками. Вот он распрямился, посмотрел на нас: взгляд его был задумчивый, глаза грустные.
– Рос я шебутным парнем, был заводилой у всего двора, – неуверенно начал Геннадий, сомневаясь, с того ли начал рассказ. – Много чего натворили по глупости, но Ангел Хранитель защитил, до тюрьмы не допустил. Парень я, вроде, видный, девчонки прохода не давали. Мать пыталась женить меня, подыскивала невесту, а я думал: «Зачем хомут надевать на шею, когда вот они, залётные, сами липнут, бери любую и без всяких обязательств». Вот так и жил, порхал по верхам. В ту пору двадцать семь стукнуло, а ума не набрался, но всё больше разбалтывался
Жила на нашей улице девчонка – так, обыкновенная: средний росточек, редкие волосы. Мы на таких не обращаем внимания, если только не позабавиться. И вот однажды стоим с Серёгой возле строящегося дома. Сами немного под «мухой», ищем приключений. И вдруг она идет – такая уверенная, спокойная. Увидела меня – улыбнулась. А я говорю Сереге:
– Давай «порадуем» засиделку, пощиплем перышки немного.
Подходит она, а мы её в охапку и в подъезд.
– Давай, Серый, работай, – говорю ему, а сам отошел в угол. А он пыхтит, ничего не может с ней сделать – она, как змея, извивается, выкручивается. Зло разобрало: шмакодявка какая-то, и на неё время тратить. Есть такие красотки, не чета ей, а сами прохода не дают. Подошел, отпихнул его:
– Не можешь девку обработать, мямля, так мотай отсюда, свидетели не нужны, – почему-то вспомнился подслушанный разговор матери с соседкой о том, что интимная жизнь – это таинство и должна она совершаться один на один.
Заломил я ей руки за спину, и пока она справлялась с одной болью, я причинил ей другую – нетронутой она оказалась. Посмотрел на неё удивлённо, а её серые глаза, как у святого: смотришь в них, и покаяться хочется в чём-то. Увидел в её глазах обиду, упрек, боль... А на самом донышке что-то такое, во что поверить было страшно... Вот чтобы проверить, поверить в это и ищу её около двух десятков лет – уехала она тогда, а куда, никто не знал.
– Что же, так и не женились? – сочувствующе спросила Мария Филипповна, внимательно, заинтересованно слушавшая его.
– Даже несколько раз. Но всё не то. Это всё равно, что попить воды из родника, а потом из застойного колодца. Понял я, как мы обкрадываем себя, когда «ломаем» двенадцатилетних девчонок. Можно ли сравнить зародыш яблока со зрелым плодом? Вот так и у женщин – скороспелок. После каждой такой «победы» пустота наступает, как будто что украл и это краденое жжет тебя всего, хочется быстрее встать под душ, чтобы смыть грязь.
Единственное, что меня успокаивает, так это то, что я не разбросал по белу свету сирот – детей нигде не было.
– Да, тяжела ваша расплата за лёгкую победу: самому себя лишить счастья – самое высокое наказание. – Мария Филипповна тяжело, сочувствующе вздохнула.
– Расплачиваться приходится позже, потому мы и не думаем о последствиях, – Геннадий грустно улыбнулся. – А вы знаете, как поэтично ее звали? Розина.
Как только он произнес это имя, так сверху пантерой спрыгнула Геля, вцепилась руками в его куртку, а потом начала бить своими маленькими кулачками. Она ничего не говорила, но губы шептали что-то возмущённоё.
Мы с Марией Филипповной были буквально ошарашены происшедшим. Но более того нас удивило поведение Геннадия: он не сопротивлялся, ни удивлялся, а, наоборот, по его лицу расплывалась улыбка. Он крепко держал Гелю за плечи и спокойно приговаривал: «Тихо, малыш, тихо». Вдруг он её отстранил и спросил тревожно: «А мама где? Она жива?»
Геля отрицательно замотала головой и заплакала навзрыд. Геннадий прижал её к себе и уверенно произнес: «Все будет хорошо».
1999г.