Заведение, о котором пойдет речь, в народе называют дурдомом, а его обитателей – психами. На самом деле, несмотря на страшный диагноз (чаще всего это олигофрения, шизофрения, даунизм и пр.), они мало чем отличаются от нас. Можно сказать, что любой психоневрологический интернат – это социум в миниатюре. Люди там так же любят, ревнуют, о чем-то мечтают, занимаются творчеством.
Так получилось, что накануне своей командировки в Ново-Михайловский психоневрологический интернат, расположенный в маленьком городке Ростовской области Зверево, я прочитала роман Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом». Собираясь в дорогу, я живо представляла себе встречу с мрачной и дьявольски хитрой старшей сестрой – мисс Гнусен, запуганными, но не сломленными обитателями «психушки». В действительности всё оказалось куда проще…
«Что мы, дураки, что ли?»
Пока ехали в Зверево, все искали информационный повод. Так и не нашли, нет его. Единственный повод – за 30 лет существования ни разу не были журналисты в Ново-Михайловском интернате, не заносил их туда попутный ветер.
Место для интерната выбрано не очень удачно – в черте города, вокруг жилые дома. Раньше здесь располагался роддом, через низкую кирпичную стеночку, вплотную – детский сад. Соседство более чем впечатляет. «Детки не боятся?», – спрашиваю у кого-то из персонала. «Это наши их боятся, они постоянно пытаются разломать забор», – отвечают мне.
Сейчас здесь находятся 137 больных и почти 100 человек персонала. Большая часть проживающих – инвалиды с детства, кочуют из одного интерната в другой, после совершеннолетия попали сюда. Некоторые не такие уж и сумасшедшие – шахтеры, оставшиеся без работы, брошенные детьми старики. Раньше они часто убегали просить милостыню, кое-как отучили. Желания сбежать отсюда насовсем нет ни у кого: «Что мы, дураки, что ли?», - удивляются проживающие. И то правда: крыша над головой есть, здесь их кормят, одевают, ухаживают. Белые занавески, правда, сначала боялись вешать – часто ими подопечные ручки вытирали. Но пару раз заставили потом постирать, так и отучили от вредной привычки.
В маленьком городке обитатели интерната, похоже, основная рабочая сила. Кому нужно крышу крыть, огород перекопать, тяжести перенести, - все обращаются сюда, работают «по бартеру» - за продукты. Инвалид Тимофеев вообще трудится в городском магазине грузчиком-уборщиком. Мечтает насобирать денег на собственную квартиру и уйти из интерната туда жить. Ему всего сорок, может, еще успеет.
Внутри интерната проживающие сами работают в прачечной, пищеблоке. Одна из обитательниц - бывшая медсестра вызвалась помогать в отделение милосердия, теперь ухаживает за лежачими больными. Рукодельница Нина всем вышила платочки, инициалы на халатиках. Свободное время есть только у идиотов, которых работой не нагружают.
Есть в интернате и своя звезда – Слава Зюбенко. Он – активист и заводила, капитан спортивной команды. Кстати, проживающие ходят на все городские праздники – День шахтера, День города и пр. По договоренности персонал берет их с собой в церковь, если по пути, довозит до дома тех, у кого он есть.
«Мисс Гнусен»
Любовь в интернате – это постоянная проблема персонала. (На память приходит главный герой книги, которого врачи признали психом из-за того, что он часто дрался и слыл бабником). Но у Ромы и Вики все серьезно, они собираются пожениться. Раньше Вика часто сбегала, всех подряд любила, теперь осела. Молодые ждут, когда отец жениха оформит над Викой опеку и заберет их. Будет воспитывать и их, и их детей, от которых в интернате влюбленных смогли уберечь (поскольку не положено им рожать инвалидов), а вот дома этой проблемой вряд ли кто-то озаботится.
Директор интерната – Татьяна Алексеевна Левченко, от мисс Гнусен из американского романа отличалась как белое от черного. Она приятная, открытая и очень стеснительная, легко краснеет. Жизнь интерната персонал делит на период «до её прихода» и «после».
Впрочем, аналогия с книгой все-таки есть: один бунтарь в интернате нашелся. Это женщина лет сорока, утверждающая, что она совершенно здорова, ее сюда засадила районный психиатр после какой-то стычки. С первого взгляда она и впрямь создает впечатление здорового человека: хорошо выглядит, красиво говорит, рассказывает о литературных пристрастиях – любит читать Байрона. У нее шизофрения, при этом диагнозе так бывает.
Палата «сосунков»
В отделение милосердия лежит 51 человек – те, кто самостоятельно не может обслуживать себя. Часть из них - вечные дети, играют в куклы, едят с ложки, ходят под себя, остальные – тоже дети, только пожилые, ставшие такими от старости. Зрелище жуткое. Просто невообразимо, что люди могут быть такими.
В палате «сосунков» восемь малышей. День и ночь они лежат на своих кроватях в позе эмбриона. Все сосут пальчики, один воет как волчонок, глазенки смотрят бессмысленно. Каждому из этих малышей больше двадцати лет, но по росту он не превышает пятилетнего ребенка. Их кормят из бутылочки: у «сосунков» отсутствуют все рефлексы, остались лишь физиологические потребности. Они не умеют говорить, не узнают персонал. За все годы существования они не видели ничего другого, кроме белого потолка. Их не навещают близкие, от этих детей отказались в первый-второй день после рождения. Всю свою недолгую (больше 30 лет они не живут) жизнь они платят за грехи родителей – пьянство, наркотики, самоаборты. Чуть реже причинами умственной недоразвитости стали тяжелая наследственность и внутриутробные инфекции.
Несмотря ни на что, к ним пристальное внимание, заботятся больше чем о «ходячих». Помимо воли с языка срывается извечный вопрос: «А стоит ли оставлять таким жизнь?». Да, жестоко, но ведь они всю жизнь лишь мучаются. Заведующая отделением милосердия - Вера Николаевна Фирсова, уже давно нашла ответ на этот вопрос: «Они не могут оценить свое состояние и осознать ущербность. Они не мучаются, мучаемся мы – те, кто понимает это, переживает и ухаживает за ними».
Наблюдатели
- Нравится мне здесь, - признался коллега, зажмурив глаза, греясь на солнышке, - спокойно, не то что в редакции, пожил бы с ними с удовольствием.
Наблюдать за этими людьми, и в самом деле, интересно. На наших глазах женщина подбежала к сидящему в беседке мужичку: «Иди скорее, там тебя зовут». Он ушел, она села на освободившееся место и радостно хихикнула: «Обманула».
Подглядывая чужую жизнь, мне вдруг стало стыдно: не люди они, что ли, раз пара заезжих журналистов вылупилась на них как в зоопарке. Но потом я обратила внимание на то, с каким нескрываемым интересом за каждым моим движением наблюдают 137 пар глаз. Учитывая численное превосходство, похоже, в роли изучаемых зверьков выступили мы сами.