Афанасий Бокитко был ошеломлен и обескуражен, когда, зайдя к своему приятелю, механику колхоза, Самсону Терещенко, увидел, как тот, вооружившись черенком от швабры, мотается по квартире, чтоб разделаться со своим любимцем попугаем по кличке Платон.
Попытка остановить разъяренного приятеля оказалась безуспешной, изящной и мудрой птице грозила гибель.
— Птица!? — закричал вне себя от гнева друг. — Это не птица, это змей ядовитый и зануда!
Афанасий с трудом уговорил товарища и упросил отдать попугая ему, упрекнул при этом, что на критическое замечания надо правильно реагировать, что более объективного критика, как домашний попугай не найти.
— Посмотрим, — с обидой бросил приятель, вытирая испарину и ставя стулья на место, — как ты воспримешь эту критику.
Чтоб обрести покой в квартире Афанасий поспешил удалиться с этим возмутителем спокойствия.
Только вышли из квартиры приятеля, как Платон заговорил.
— Ну и что ты этим хотел сказать? Что добрый ты, чуткий? Новый хозяин уклончиво ответил, что ничего не хотел этим сказать.
— Жену бросил с больным ребенком, добренький он.
— А ты видно фрукт еще тот, — покраснел Бокитко.
— Мать нуждалась в срочном лечении, а ты ее скромные сбережения потратил на "Жигули", а мать спокойно похоронил. Скажешь не так?
— Не совсем так, — еле слышно ответил Афанасий, испытав боль в душе, потому что это была правда.
— Все это я знаю от твоих приятелей. Вы ведь, как встретитесь, крепко жмете друг другу руки, а за глаза перемываете друг другу кости, как торговки на провинциальном рынке.
Собеседник "Платону" возразил, сказал, что тот ошибается, что зря он так плохо думает о людях, что он его убедит в этом на практике.
— Посмотрим, — металлическим тоном угрозы отрезала птица. Новый хозяин попугая поселил на шкафу в комнате, подал ему корм и питье, и, как-то, закрутился в заботах, забыл о своем новом строгом пернатом друге. Близилось тридцатилетие, юбилей, надо было об организации торжеств думать.
В день рожденья в скромной обители нашего героя, заведующего колхозной фермой, собрались друзья, товарищи по работе, пришел сам председатель, Пантелеймон Силыч Выжимало.
Были представители от общественности, даже из района.
Открывая торжественное застолье по такому поводу, Афанасий сказал, обращаясь к товарищу Выжимало:
— Дорогой Пантелеймон Силыч, благодаря только вашему таланту, мужеству и неустанности колхозник может вот так скромно, но с приглашением ансамбля из филармонии отметить день рождения.
— Перестань трепаться, — раздался противный скрипящий голос на шкафу.
Все в зале замерли.
— Давно ли ты в кругу дружков, которые тут рядом с тобой, называл председателя своего колхоза кретином и сатрапом, хапугой, потерявшим всякую совесть, на что твои дружки горячо поддакивали. А теперь одобрительно кивают, когда ты расхваливаешь в глаза своего патрона.
Председатель колхоза, грузный лет под шестьдесят мужчина, вскочил как ошпаренный от таких слов, лицо его вмиг побагровело, глаза округлились.
— Ты это специально подстроил, — прокричал он в великом гневе.
И с грохотом отодвинул богато сервированный стол вместе со стульями и гостями, он шумно двинулся к выходу.
За ним ветром сдуло гостей.
Не помня себя от злости, Афанасий кинулся к птице, лихорадочно искал глазами, чем бы уничтожить злоязычное существо. Но потом вспомнил разговор с Платоном, отступил, схватился за голову, ушел в спальную, пролежал выходные, как больной.
Потом стал мучительно думать: что делать с Платоном? Закрыть в ящике, будет допекать насмешками. Отдать кому-нибудь, совесть будет мучить.
Так ничего и не придумав, стал только бояться шкафа, на котором жил попугай, старался без надобности туда не приближаться. И его холостяцкая жизнь стала еще тоскливее.
В один из выходных вечеров к Афанасию неожиданно пришла Клава Ступак, первая красавица на селе, школу окончила с медалью, но пошла работать на ферму, поступила учиться заочно, по всему видно, что не равнодушна к заведующему фермой Афанасию.
Хозяин дома быстро накрыл столик прямо в спальной комнате, подальше от того злого языка, открыл шампанское. Подвыпив, хозяин и его гостья потеряли головы. Афанасий сам не мог понять как он, горячо целуя девушку, стал клясться ей в вечной любви, страшном желании сразу же на ней жениться.
— Хватит тебе лгать, — донесся из другой комнаты уже знакомый отвратительный голос. — Совсем недавно ты приятелю называл ее красивой, но пустой куклой. Оставь девушку, приживешь ребенка и бросишь, будет ходить лить слезы.
Бедная девушка, трясясь от услышанного, в обиде, не в силах одеть, что успела снять, как ветер вылетела из квартиры.
А Афанасий, схватив подвернувшуюся под руки деревянную рейку, кинулся с ней к шкафу, хряснул по верху так, что полетели только щепки.
Но гадкая птица увернулась от удара.
Вот такое несчастье нажил человек в своем доме. Не знал, что делать, как поступить. Боялся уже кого-нибудь пустить в квартиру.
Однажды утром, когда еще спал, к нему постучали. Зашел участковый, Федя Ломилин, с которым если не приятельские, но добрые отношения у Бокитко.
— Тут такая вот штука, — раскрыв папку лейтенант, — сигнал поступил, будто завфермой на руку нечист, поймал фуражира Ионова с комбикормом, а тот откупился.
Афанасий оцепенел на месте, вспомнив как все было.
— Я, конечно, не верю этому, но сам понимаешь — сигнал — есть сигнал, — протянул анонимку участковый.
— Все ясно, — старался он, чтоб голос не выдал. — Мстят подлюги, как прижмешь, так и жди пакости.
— Следствию надо говорить правду, — раздалось со шкафа. Лейтенант от неожиданности аж подскочил.
А у хозяина квартиры сердце оборвалось: он опять забыл про этого негодника.
— Не позже как вчера ночью приходил Ионов, на колени падал, чтоб порвать акт, конверт с деньгами сунул под телевизор.
Милиционер быстро извлек конверт: там были деньги и записка, молящая о пощаде.
Представитель власти поспешил к выходу, у двери кивнув на птицу, громко постучал пальцем по лбу.
А завфермой схватил со стола увесистую книгу, с силой швырнул ею в попугая.
На этот раз попадание было точным, птица упала со шкафа на стол, забилась в предсмертных судорогах.
Афанасию стало жалко птицу. В чем она виновата?
Он упал перед ней на колени.
— Прости, Платон, прости, клянусь, я не хотел.
— Ты тут ни при чем, — напрягая последние усилия, — проговорил Платон. — Просто я не ко времени со... своей правдой... Я думал, все уже перестроились.
— Не умирай, молю тебя! — закричал вне себя человек, бережно беря в руки безжизненный оперенный комок.
Но птица была мертвой.
"Я ее убил, — стенал у стола Бокитко. — Я лишил жизни не птицу. Я убил правду...".
Стыдно сказать, но на похоронах родной матери Афанасий так не горевал, как при предании земле своего старого непримиримого друга.
С тех пор он не мог сказать неправды даже по пустякам, стал говорить правду везде и всем.
Его стали сторониться, отвернулись друзья. Потом стали высказывать мысли о необходимости ему обследоваться у психиатра.
Потом его за страсть говорить правду выгнали с работы, потом выселили из квартиры.
Вскоре водворили в психиатрическую больницу, где он и показывает психиатрам, что надо всегда, всем и во всем говорить правду. Его усилиям поставлен диагноз: тихое помешательство, мания защиты правды.