осень

Сергей Швайка
 “Naturlich осень. Как всегда со своим солнечным душевным мраком – подумал Лелик.
 Никого внутреннего тепла, никаких искренне радостных к тебе лиц, никаких дружеских объятий и теплых улыбок. Жизнь принимает вид проблемного кольца. Удавки подтягиваемой ссорами с близкими людьми, падениями от собственных страстей и постоянными неудачами на всех фронтах твоего существования.
 Кому-то, от таких переживаний хочется спрятаться навсегда под одеяло и рыдать, рыдать, рыдать. Пока пульс не остановиться от боли в сердце, и трупный запах не подтолкнет соседей вызвать милицию.
 Кому-то, на не Лелику.
 Лелик любит мамбу.
 Не в смысле вращение Тазом под «латино», а разрекламированную жевательную конфету, созданную специально для нормального среднедеградирующего скота, уважающего американскую культуру. В общем, для Чувака.
 Солнечным осенним днем. Лелик любит «положить на все», развернуть ароматную «мамбу» и, склеивая зубы химическим набором пищевых красителей, тупо смотреть в свое невидимое светлое будущее. В особо одинокие осенние минуты, Лелику казалось что и «мамба» любит его. Но, боясь принудительного лечения в психиатрической больнице, он быстро отгонял эти мысли за горизонт и тут же поворачивался к ним спиной.
 Пятнадцатое сентября. Желтые скелеты листвы еще не начали массово брякаться на землю, с мечтою поскорее укрыться снегом и сдохнуть.
Этим радостным утром, Лелик чавкая на весь вагон «Мамбой», ехал экспрессом, Москва – Питер, желая что-то поменять в жизни.
Абсолютно без эмоциональное лицо образованного москвича 23 лет, в данный момент олицетворяло «чавкающего зомби», лишенного мозга, и игнорирующего строгие замечания бабушек-партизан «о жевании с закрытым ртом».
 В голове Лелика, в последнее время, редко мелькали мысли. Он старался не пускать их туда.
 Но в этот день он пытался думать. Думать о хорошем, о светлом, о радостном.
 А в голову тем временем железным маршем, стройными шеренгами, входили агрессивные мысли о бессмысленной рациональности индустриального техногенного века. О том, как этот век, закрывает «жадностью» к банкнотам, глаза людей, которые могли бы быть хорошими, если бы они видели, осенний лес в лучах игривого солнца. О том, как этот век прививает жадность к скорости. Двигаться быстрее, резче, раньше всех, что бы жить богаче, лучше отделать свою жизнь, и по возможности утащить это все с собой на тот свет.
 Раньше, в древние времена, людям четко внушалось; умрешь, все твои богатства затолкают в твою гробницу, и ты весь в «брюликах», будешь крутым на том свете. Поэтому люди знали, за что надо «рвать жопу». Сейчас же стадо хаотично движущихся амеб, с привитым атеизмом и верой в вечную земную жизнь, понятия не имеют, как, да и кто заталкает все их нажитое добро им в загробный мир.
 За-то, четко знают, что надо набирать скорость, а то обгонят другие потребители, и тогда на небесах они будут бродить нищими лохами в дешевых китайских костюмах «Адидас».
 Запрягается человеческая особь в телеге «циничного материализма» и летит своим ходом с вершины Гималаев. То есть, мы-то что вокруг нас. А вокруг нас, и есть-мы.
Забавно“, - подумал Лелик, и сделался еще более без эмоциональней, чем был.
 На одной из станций в вагон зашел пассажир и уселся в кресло напротив Лелика. Он был одного возраста с ним. Обычный парень, в кепке, кроссовках, джинсах и ветровке «кислотного» цвета.
 “Еще одна жертва рэйв-культуры,”- подумал Лелик, окинув парня взглядом.
 Судя по билету, Питер должен был показаться через 2 часа. Лелик выхватывал глазами из массы, людей, которые бы оказались «общительными оборигенами». И решив долго не думая завести разговор с новым соседом по дороге.
 “Извини, а ты сам из Питер” – спросил Лелик.
 Парень поднял руку, согнул в локте, и сжав в кулак ответил;- “Атлэ”. С виду это было похоже на приветствие Краснокожего вождя, только что перебравшего с трубкой мира, но расценено как положительный ответ.
 “А ты не знаешь, где в Питере можно провести интересно время вечером”- продолжал Лелик.
“Все нормуль”-ответил незнакомец, и сопроводил ответ жестом, как буд-то кого-то останавливая ладонью. И снова замолк. “Да, либо действительно прав, тот кто сказал, что знающий молчит а не знающий говорит, либо тут действительно дело в «трубке мира», подумал Лелик.
 Выдержав продолжительную паузу, Лелик спросил:- “может подскажешь, где там у вас «все нормуль», а то очень хочется на ваш «Питерский нормуль» посмотреть.”
 Посмотрев в глаза Лелика, ни чем не олицетворяющим взглядом, и сделав жест «Ты и я одной крови», он сказал:- “Какая удача”,- и пожав ему руку, уставился в окно.
 “А я оказывается не такой уж и отморозок, по сравнению с некоторыми”- подумал Лелик, и таже уставился в окно, за которым уже мелькали окраины Санкт-Петербурга.
 В голове Лелика, мелькали сравнения разных людей в отношении Москвы и Питера. Кто-то считал, что Москва самый лучший город в мире, действительно культурная столица великой державы с воспитанным образованным населением, аккуратной постоянно реставрирующимися архитектурой, дорогами и парками. Город благородства, красоты и изысканности, с вечным достатком и бескрайними перспективами развития.
 Кто таковой считал Москву, тот Петербург оценивал как обычную полуразвалившуюся провинцию, с непомерным криминалом. Город рабочего класса и портовой нечестии, к которому как не приклеивали ярлыки «культурного», все бестолку. Что все кто не смог состояться в Москве, «свалили в город блокадник», что бы там вымещать свою обиду на таких же как они «неудачниках», и оттуда обсирать Москву, с тайной надеждой, когда-нибудь в нее «обосранную» вернуться. Те же кто любил Питер, пришивали почти те же плюсики своему любимому городу, и те же минусики Москве, добавляя в них лимитчиков, суету, ментов, и жадность зажравшегося города, который «хавает» сам себя за вонючие американские доллары.
 Поиграв с памятью, Лелик обратил внимание, что поезд близок к остановке, и что загадочный незнакомец, жестом зовет его за собой. Лелик встал, закинул клубную сумку на длинном ремне себе на плече, и с верой, в то что у незнакомца нет серьезных психических отклонений, бодро пошагал за ним.
 Перон. Солнце. Осень. Все накрывало радостью и оптимизмом. Убеждение, что он убежал от чего-то плохого, согревало Лелика. Но, глядя в спину быстро двигающегося незнакомца, с трудом верилось, что прибежал во что-то хорошее.
 Поравнявшись с новым приятелем, Лелик спросил:- ”Тебя как звать-то. Меня Лелик.”
 “Какая удача”-ответил человек с другой планеты, и протянув руку сказал – “Атлэ”.
- “Атлэ” – тоже неплохо, констатировал Лелик.
 Выйдя на Невский ребята поймали такси и поехали по указанному Атлэ адресу. Лелику нравился Питер, он приехал в него первый раз и уже успел в него влюбиться. Необычная архитектура, необычные улицы, необычное пространство. Все необычно. Классическое представление Лелика о Европейском портовом городе.
 Подъехав через какое-то время к одному из Питерских домов, они вошли в огромный парадник. В этом подъезде запросто могли бы взлетать самолеты, если убрать из центра музейный экспонат, по привычке называемом, лифт.
 Позвонив в одну из дверей, Алтэ повернулся к Лелику и парировал:-”все нормуль”. Богатый словарь «Эллочки- людоедки» уже начинал нравиться Лелику.
 Дверь открылась, и на Атлэ с разбегу запрыгнуло какое-то тело, сбив обоих ребят с ног и слившись с Атлэ в долгом французском поцелуе. Пока шел процесс радостной встречи, Лелик повалялся за одно с ними на полу парадника. Затем тело подпрыгнуло на две лапки схватило Атлэ за руку, который схватил за руку Лелика, и весь состав весело налитая друг на друга ввалился в квартиру.
 Телом оказалась симпатичная девушка, невысокого роста с длинными волосами, визгливым голоском и крайне шустрая, как сытый выспавшийся щенок. Девушка представилась Марией, как оказалось она иностранка, абсолютно не знающая русского языка, бесцельно живущая в Петербурге и дружелюбно настроенная к любому движущемуся предмету.
 Не много перекусив, и выпив чая Атлэ пошел в душ, а Маша воспользовавшись ситуацией «А-ля свободные уши» начала что-то интенсивно рассказывать новому знакомому. Судя по скорости речи и темпераменту, она была Итальянка. Наверно от скучной унылой Европы ей стало тоскливо, и уговорив своих старичков, она уехала в нашумевший по всей Европе, славный город Петербург. Где встретила такого же потерянного для русской филологии человека. Где бесцельно, но весело путешествует по ночным клубам в поисках друзей, приключений и острых ощущений.
 Лелик пил чай, глупо улыбался и кивал. Маша что-то быстро говорила, ничуть не задумываясь о том, что ее не понимают. И вдруг она обратившись к Лелику с каким -то вопросом, замолчав смотрела на него в ожидании ответа. Лелик, растерявшись, поднял согнутую в локте руку, сжатую в конечности, и громко ответил:- “все нормуль”. Широко улыбнувшись, Мария продолжила разговор с еще большей скоростью.
- “Ну вот и поговорили”- подумал про себя Лелик.

 Незаметно подошел вечер. Маша, долго ныряя в свой бескрайний гардероб, под который была выделена целая комната, залезла в простенькие джинсы, ботинки, свитер и «утромбовав» все это сверху кепкой, дала понять что «всем пора».
 Выйдя во двор, закрытой со всех сторон «коробки», Маша жестом заставила запищать стоявшую в нем машину марки «Вольцваген». И через несколько минут, они уже неслись по затухающему городу, ловя ноздрями, в открытые окна, ветер.
 Через 20 минут, подрулив к крыше какого-то толи подвала, толи бункера, они все трое плавно вплыли, через кассу, в море грохота музыки, счастья, знакомств, ярких вещей, тусовщиков и просто хорошего настроения. Углубившись в глубину ночного мира Машу и Атлэ тут-же облепили какие-то радостные люди, и начали обниматься и целоваться все со всеми. Лелик тут же был со всеми познакомлен. Все дружно рухнули на какие то диваны, не далеко от танц-пола.
 Возле Лелика, с одной стороны, сел веселый балагур Сергей, а с другой, девушка по имени Фея, в красном парике, вечернем платье и длинными накладными лестницами. Они оба говорили, и говорили по-русски, что приятно удивило Лелика и окончательно убидило его, что он на планете «Земля».
 Заказав огромный торт и соки различных сортов, люди самозабвенно мазали губы в креме и что-то неуемно активно обсуждали, смеясь и вешаясь друг на друга. Лелик утопал в этом море счастья, он и не думал, что осень настолько сжалиться над ним, что даст почувствовать ему себя счастливым.
- Получилось – подумал он.
- Что получилось – передразнивал спросил внутренний голос.
- Все получилось, спи мудак – ответил своему внутреннему голосу Лелик, и выйдя из диалога с собой, начал беседу с Сергеем.
- Как тебе Питер, Лелик – спросил Сергей.
- Замечательно. Я не думал что….
- Лелик не успел ответить. Сергей продолжал, перекрикивая музыку, сильно плюясь и размахивая руками, говорить.
- Город просто супер. Просто не город, а планета абсолютного счастья какая -то, я люблю этот планету. Каждую клеточку этой планеты люблю, каждую малекулу этого воздуха люблю, каждую крошку этого торта и каждую секунду проведенного здесь времени. Люблю, люблю, люблю. Это город свободы, город любви и счастья, место, лишенное огорчений и неудач. Не ну конечно неудачи есть, но не значительные. Там, например, слишком много сладкого съешь и вырвет на какого-нибудь иностранца, у какого-нибудь дорогого клуба, а у него охрана и все такое. Или паранойя начнется в полном троллейбусе, и начнешь вылизать в открытую форточку прямо на ходу, а потом в больнице тебя назовут «безголовым ушлепком». Ну, так в общем, хрень всякая случается, как и везде, у вас в Москве ведь так же?
- Не, у нас в Москве нет никаких неудач, даже мелких. В этом то наша проблема и есть. При всей внешней суете, наша жизнь размерена до невыносимости. Простое и размереное движение по графику с большой скоростью. Те, кого изматывает ритм Московской жизни и вгоняет в уныние размеренность уклада, делает себе неудачу сам. Покупает бутылку пива «Жигулевское», пиво обязательно должно быть «жигулевское», иначе ничего не выйдет, и идет на Тверскую улицу в час пик. Потом выбирает в пробке машину, иномарку, подороже, желательно «Бентли». И подойдя поближе, со всей силы, кидает в лобовое стекло бутылку пива « Жигулевское». Далее бежит. Просто бежит, ощущая, что полностью и очень круто, только что, изменил свою жизнь. Вот это неудача по-московски, понимаешь? Другой формат, другой взгляд на вещи.( просьба не Москвичам, не проделывать данный трюк, так как надо вырасти на Тверской, и отлично ориентироваться в центральных переулках, ближйших станциях метро, и камерах наружного наблюдения) Если плохо бегаешь, то тебе гарантированы такие острые ощущения в стиле «Ни хрена себе неудача вне графика размеренного уклада». А если, после этого, Москвич убежал и его не поймали, все, весь вечер будут танцы на столах, драки со всякими секьюрити, брызги алкоголя и феерверки. А утром с больной головой он проснется, и начнет судорожно торопиться на работу, разглаживая руками галстук, вспоминая больной головой где должен быть «антипохмелин». Скорбя по утрате полугодовых накоплений, выбрашенном из окна телевизоре, и том, что все равно вернулся в тоже самое русло, от которого пытался убежать. В общем, как от русла не беги, а оно тебя все равно поимеет, – на такой же безумный манер, размахивая руками и пуская брызги слюны, передразнивая Сергея, - выпалил Лелик.
 Сергей начал истерично ржать, глядя Лелику в глаза и через мгновение в припадке смеха свалился куда-то под стол.
 Внимательно слушая разговор, Фея подхватила Лелика с другой стороны под руку, и, хлопая огромными лестницами, начала с ним кокетничать.
 Ты не обращай внимания. Серж он не много импульсивен и безголов. Дружелюбная рептилия, заражающая своей жизнерадостностью. Награда за долгие десятилетия мрака, репрессий и межчеловеческой злобы в нашей стране.
 Подобные истерики у него бывают часто. Понимаешь у него нечто вроде болезни «Паркенсона», как у Майка Тайсона. Он сперва говорит, а потом думает. За то, когда до него дойдет что он сказал, он начинает ржать.
 Сергей на мгновение показался из под стола, но посмотрев Лелику в глаза, он снова истерически заржав, рухнул обратно.
 Народное гулянье в самом разгаре- подумал Лелик.
Фея продолжала,- Вообще-то мы редко ходим в ночные клубы, обычно тусуемся на квартирах у каких-нибудь знакомых художников, или на дачах их меценатов, или в загородных отелях, или едем в лес и устраиваем там сказочное шоу с переодеванием в костюмы разных персонажей.
 Кто это мы,- спросил Лелик.
 Мы это я, Серж, Маша, Торпедо, Теплый, и Атлэ. Я тебя с ними познакомлю. Они подойдут позже. Мы как одна семья, всегда вместе, и ни когда не одиноки. Мы любим друг друга братской любовью, и радуемся, что мы у себя есть. А у тебя много друзей- спросила Фея.
- Нет. У меня их нет. Я их всех съел.
То есть, как съел?- переспросила Фея.
Просто. Взял, и съел,- ответил улыбнувшись Лелик.
Фея громко засмеялсь.
А если серьезно. Кого-то растерял за плохое поведенье, кого-то предал, для кого-то надо было чем-то пожертвовать, а я не понял. А сейчас как-то они не находятся. Да и я до сих пор чувствую, что не умею везти себя как надо, с людьми. Эгоист, с кучей пороков не подходящих для дружбы, – ответил Лелик.
 Ладно, все это ерунда. Если друг прошел мимо, значит это был не твой друг, а соседа с третьего этажа, который просто ошибся дверью,-прокоментировала Фея.
 Поехали с нами после клуба в «Цирк»,- это такое место в пятидесяти километрах от Питера. Палаточный городок, полностью набитый интересными, хорошими людьми. У Маши машина. У Теплого машина. На двух авто все и поедем,- предложила Фея.
 Хорошо поедем, - ответил Лелик.


 Глубокая ночь плавно перетекла в утро. Закрытие клуба было близко. С кем то недолго поговорив по телефону, Серж с агитировал всех подниматься на поверхность, сказав, что Теплый и Торпедо их уже где то ждут. Лелик и его новые знакомые так же плавно выплыли из клуба, забились в машину Маши, и под Сережин истерический смех и возгласы ”AFTER PARTY VIVAT”, помчались по сумрачному городу.
 Подрулив к ярко освященному кафе с прозрачными стенами из стекла, ребята зашли внутрь, и стали обниматься с парнем и девушкой, которые, как выяснилось при знакомстве с ними, были Теплый и Торпедо. Теплый был высокий парень, лет 25, в дорогом костюме и не менее дорогих ботинках. Часы на его руке, припаркованный новенький W-жук, спокойная вежливая манера говорить, и умеренная манерность, говорили о его благородстве и благосостоянии. Общаясь с ним, Лелик понял, за что его прозвали теплым. Когда Теплый говорит, он, будто ласково жалеет тебя, боясь, чем-нибудь тебя задеть или обидеть. Сережа даже прокомментировал, обращаясь к Лелику,- “Ты не подумай, он ни какой-нибудь гей. Ни какой-нибудь там богатенький «пидор». Он просто так разговаривает”. На что Фея ответила,-“Серж когда ты купишь себе мозги, и почувствуешь радость от «первой мысли»”.А Атле добавил,- “Какая неудача”.
 Торпедо была полной женщиной лет 35, с длинными волосами, одетая в слишком военном стиле «military». Она имела грубый голос и жестокий взгляд из подлобья. Когда то она играла в хоккей за мужскую команду, за что и получила прозвище «Торпедо». Теплый и Торпедо жили вместе. Всё выдавало, что им хорошо друг с другом. Теплый имел несколько типографий и пекарню, а Торпедо держала спортивную школу по рукопашному бою. Десять лет разницы, и неразбериха кто мужик, а кто женщина забавляли Лелика. Он за долгое время начинал разговаривать с людьми без задних мыслей и ненужных опасений. Начинал искренне улыбаться и оттаивал от продолжительного «ледникового периода души». Ему нравились все эти люди, определенно нравились.
 Допив утренний согревающий чай, все расселись в две машины, и помчались за город в так называемый “цирк”. Лелик сел на переднее сиденье “жука” рядом с Теплым, сзади них села Торпедо. Остальные сели в машину к Маше.
 Лелик заговорил первым,- “Скажите, а как вы разговариваете с Машей, на каком языке?”.
 Теплый знает испанский и немецкий. И Маша знает немецкий и испанский. А так она из Италии, и разговаривает на итальянском, почти все время, не переживая, за непонимание окружающими. Они с Атле вообше в этом плане, бооольшиииие оригинааалы. Маша и Му-Му, блин”,-ответила Торпедо.
 На горизонте показалось солнце и Теплый запел голосом Электроника,-“Только радость, только ветер, только счастье впереди”. На что Торпедо процитировала ,- “Трактор в поле дыр, дыр, дыр, мы за мир, мы за мир. Маяковский-дятел коммунизма”.
 Лелик спросил Торпедо,- “Тебе не нравятся стихи Маяковского?”. На что она вполне серьезно начала отвечать,- “Стихи? Ты что издеваешься? Это проституция а не стихи. Беспрерывные акты продажной любви. Якобы вот смотрите в нашей счастливой коммунистической стране есть культура, поэты и всё такое. А на самом деле, все более или менее, нормальные творческие люди гнили на строгих режимах, подыхая от истощения, тяжелых работ и избиения со стороны охраны и уголовников, которые считали их политическими заключенными вне закона, как уголовного, так и «кодекса чести самих уголовников». Он здесь дыр, дыр, а там в одну могилу всех скопом. Земля то промерзлая, на каждого не накопаешь, выроют с метр, натолкают трупов сколько влезет, и засыпят землей, да так небрежно, что ноги и руки наружу торчат. А тут культура, стихи Маяковского, авации трудящихся, и дружелюбные приветствия кусков рабочего мяса главными палачами страны на красной площади. Вообще не хочу впадать в грех осуждения, но я хочу высказаться. Понимаешь, я патриот своей страны, я люблю её как дочка свою маму. И людей люблю, которые в ней живут. А тогда было это массовое уничтожение русского народа, под клеше “Враги Народа”, такого же клеше, как стихи Маяковского в тогдашней культуре. Странно. Вроде бы Сталин выгнал всех масонов из страны, а такое ощущение, что сам начал стремиться к золотому миллиарду, вырезая всех вокруг. Ещё немного, и он бы начал восстанавливать храм Соломона. И потом эти сатанинские пиктограммы, называемые звездами, которыми увешаны все башни Москвы. Лучше бы кресты православные на башни вешали, Сталин, говорят, вместе с русским народом войну выиграл. Да не Сталин, а Бог хранит народ наш, Бог понимаешь. Я вообще православная христианка, и на эти вещи смотрю сквозь призму православия. И я тебе скажу, что надо быть слепым, чтоб не видеть, что Мир чётко вписывается в рамки православия. Четко в границы. И как бы человек со своим “Я” не пытался обойти эти рамки, в конечном итоге, он сам окунает себя лицом в собственное гавно. Кстати, знаешь, когда в срочном порядке на скорую руку возводили мавзолей Ленину, взрывали грунт и задели канализационную трубу и весь этот «мавзолей новостройку» залило говном. В то время Патриарх Тихон сказал,- “По мощам и елей”.
 А победить нас просто невозможно. Это факт. Был когда то такой Фридрих-Завоевватель, всех мочил, кто косо взглянет. Не понравилось Двору нашему его воинствующий пафос, и отправили мы на немецкую землю войско во главе с одним трусливым генералом, ставшим таковым по блату. А генерал тот, до ужаса боялся Фридриха. И вот началась «рубка», а наш генерал со всем командованием ноги сделал с поля боя. И стоит этот Фридрих на горе величаво, смотрит в трубу и поверить не может, командования нет, воюет он просто с солдатами, которых в принципе уже нет. Лежат отрубленные по пояс тела с отрубленной рукой, а другой держат топор и пытаются ещё кого-то достать и зарубить. До последнего эти тела бились, а Фридрих сказал,- “Русских победить невозможно”.
 Так что делай вывод из всего этого. А об этом жопализе думать даже не хочу”,- распалено, по-армейски, выговорилась Торпедо.
 “Вот ведь как”,-изумленно подумал Лелик,-“Маяковский на многое открыл мне глаза”,- и достав из кармана мамбу, заживал её и тупо уставился в окно.
 Тут заговорил Теплый, обращаясь к Торпедо,- “Вольно боец. Всех загрузила. Установка ясна. Мы всех победим. Враги потонут в говне. Вольно”. Утром хочется чего то светлого, подумать о хорошем, а ты всё о войне. Расслабься! Ведь мы же едем в “цирк”. Плохое настроение за борт!”
“Как настроение?”,- обратился к Лелику Теплый.
“Всё нормуль”,- сказал Лелик.
“Какая удача”,- сказала Торпедо.
“Атлэ”,- утвердил Теплый.
И все трое засмеялись.
 “Вообще-то он умеет разговаривать, просто вошел в роль “МИМа”, а выйти забыл. Так и появился наш Атлэ, такой, какой он есть”,- сказала Торпедо. Теплый поддерживал разговор,- “Знаешь, “цирк”- это нечто, мы когда-то на него случайно набрели. Просто бродили по лесу и набрели. Сейчас приедем, повеселимся как следует, развеемся на чистом воздухе. Зажарим великолепное мясо, просидим у костра, пообщаемся”. Вот они свернули за машиной Маши с трассы, и поехали грунтовой дорогой по лесу. Через какое то время свернули и с неё. Заглушили моторы в чаще леса.
 Выйдя из машины Теплый каждому выдал костюм индейца из льна. Переодевшись и расхватав сумки с продовольствием и подарками из богажника «жука», ребята тронулись в глубь леса. Через минут двадцать, взору Лелика открылся огромный цирковой купол, раскрашенный во все цвета радуги, вокруг которого хаотично были расставлены десятки палаток. Кое где горели костры и на толстых матрасах лежали люди, укрытые пледами. Тот кто не спал, радостно приветствовал вновь пришедших. Все были одеты более чем уникально. Кто-то в костюме клоуна с рыжим париком и огромных ботинках, кто-то в костюме и гриме пьеро, кто-то пират, кто-то в смирительной рубашке, кто-то просто эксцентрично “а-ля Бертеньев Андрей”. Огромный «динозавр» с длинным как змея хвостом, подскочил к Лелику, ущипнул его за нос и поскакал дальше. ”Жертвы циркового училища в перемешку с вольно тусующимися полусумасшедшими”,- прокомментировал Теплый. ”Вот тебе ещё одна планета счастья. Наслаждайся. Тебе повезло. Скоро они переместятся на другое место, и мы об этом месте не узнаем. Людей нашедших это «чудо» становится всё больше и больше. Они приводят своих друзей, друзья своих друзей. Становится шумно. Потом милиция, потом гопники, которые ещё не все друг друга перебили. В общем, однажды раз, и как будто это был удивительный сон’,- сказал Сергей и стал пробираться к куполу.
 Теплый свалил сумки у свободного матраса и начал их разбирать. Торпедо, у этого же матраса принялась разводить огонь. Серж вышел из купола с какими то цветастыми ребятами, которые, как оказалось позже, были известными Питерскими DJ-ями, и начал собирать с ними импровизированную сцену не далеко от того места, где расположились Теплый и Торпедо. Маша с Атле, уединились в какой то палатке, а Фея продолжила флирт с Леликом.
 “Ты не устал после клуба, а то можешь прилечь в свободной палатке. Я могу проводить тебя в сказочную страну Морфея”,- сказала она. ”Милая Фея, я бодр, как викинг перед боем, но когда я исчерпаю свои силы, я непременно захвачу тебя собой в края чудесных сновидений. И мы растворимся в тех краях без остатка. А пока давай наслаждаться этой сказочной реальностью”,-ответил Лелик. “Как скажешь, мой милый викинг”,- с улыбкой лукавой девчонки, хлопая ресницами, промурлыкала Фея. ”Тебе очень идет этот костюм индейской девушки”,- окунаясь в её чары, зомбированно пролапатал Лелик.” Полегче с комплементами малыш. Могу влюбиться”,- снова промурлыкала она и захихикав взяла его под руку и повела к куполу.
 “Скоро будет интересно”,- вводя Лелика под купол, начала экскурсию Фея.
 Под куполом, посередине, стояла круглая высокая сцена. По диаметру, у стен, стояли огромные музыкальные колонки, сверху весела куча светотехники. По бокам от входа, на подъемах, с одной стороны стоял диджейский пульт, с другой пульт светотехника, а всё остальное свободное пространство было завалено спящими телами, это напоминало огромный секонд-хенд, в день нового поступления товара. Люди потихоньку просыпались и выбирались из под купола.
 “А как возможно в такой лес провести электричество”,- спросил у Феи Лелик. ”Цирк- это сказка, а в сказке всё возможно”,- ответила она,- “Вообще, то что ты видишь бывает редко, обычно здесь веселье нон-стоп. Сперва клоуны показывают свои новые шоу, потом зажигают ди-джеи, и тонны народа, звука и света сотрясают землю, в едином экстазе движений. После какие-нибудь поэты-авангардисты читают свои стихи, потом писатели свои рассказы. Потом какие-нибудь инопланетяне показывают свои перформанцы. Потом опять ди-джеи позволяют встряхнуть кости. Потом снова клоунские шоу, и так по кругу, без конца. Одни спят, другие тусуются. Потом наоборот. Одни уезжают, другие приезжают. Движение в бесконечность. Здесь бывает очень очень весело. А сейчас почему-то массово всех «срубило». Но скоро машина под названием “цирк” заработает, и тут начнется”.
 С улицы раздались громкие голоса. Наигранный заражающий смех, и призывы просыпаться, начинать жить и послать Морфея в одно место. Выйдя из под купола, Лелик увидел людей в желтых балахонах на высоченных ходулях с шариками в руках”.
 “Ну вот началось”,- прокомментировала Фея. Сержем и ди-джеями уже была собрана сцена, на которую тут же забрался бородатый мужчина в семейных трусах до колен в горошек, ластах, в зековской фуфайке и квадратной шляпе выпускника Оксфорда. Он судя по всему ставил целью зарядить просыпающихся хорошим настроением. Он громко размахивая руками читал свои стихи:
 Я беспомощный, безвольный компьютер,
 Мой мозг насилуют потоки информации,
 Идет загрузка через силу внутрь,
 Под хакеров садистские овации.

 Надорванный разум, погашенный нерв,
 Зубы раскрошены камнем науки
 Инженерия в схватке - одержала верх,
 С дипломом под мышкой, опущены руки.

 Поэта убило, романтику съело,
 Взгляд поломало, резко и смело.
 Да здравствуют ВУЗы – убийцы всего.
 
 Аплодируя двумя руками, Серж орал,-“Браво профессор, браво, гениально!”,- и обращаясь к Лелику и Фее, добавил,- “Мощно задвинул. Поэтищеще”.
 В воздухе запахло жареным мясом. Плоды трудов Теплого и Торпедо. Над лесом поднялся яркий диск солнца и Лелика снова захлестнуло волной радости. Да так захлестнуло, что он вытащил из кармана мамбу, и вложил в руку спящего волосатого подростка.
 Атлэ и Маша, с улыбающимися глазами, вылезли из палатки абсолютно счастливыми, и с таким выражением лица, как будто они знают какую-то тайну. Теперь Атлэ, Маша, Фея, Лелик, Теплый, Торпедо , Серж и 2 ди-джея-Сева и Бур, сидели вокруг костра около сцены. Они с аппетитом поглощали мясо, с черным хлебом и соусом “Тар-Тар”, и слушали вновь проснувшихся творцов.
 Сидя у костра с кусками вкусного мяса в руках, и смотря на представления под открытым небом, Лелик ощущал себя рыцарем готического времени, только что вернувшегося из похода.
 А этим временем, вокруг всё оживало. Людей становилось всё больше и больше. И вскоре вокруг сцены всё было усеяно людьми, сидящими в позе Лотоса, задравшими чугунные взгляды на сцену, и сонно улыбающихся чему-то.
 На сцену вышел высокий худой молодой человек, в помятом фраке, с бабочкой, каким то сеном в длинных спутанных волосах и босиком. Поставил перед собой пюпитр, достал из кармана листок сильно смятой бумаги, и, разгладив его на груди, положил на пюпитр. Потом затащил на сцену что-то типа виолончели, за которой тащились ботинки, привязанные к ней за шнурки. Поставил её перед собой, и достав смычок, объявил,-“Моцарт. Смерть мухам”. Далее смычок начал выжимать из инструмента такой скрежет, что лица публики перекорежило, и руки машинально схватились за уши. Раздражая около минуты Моцарт умер, и интеллигентно поклонившись, молодое дарование сошло со сцены.
 “Какая неудача”,- воскликнул Атлэ, изображая на лице огорчение от того, что Моцарт закончился. Публика искренне аплодировала смерти Моцарта.
 Тут встал Сева и объявил о начале его утреннего проекта “Ласковый сон”, который он отыграет под куполом. Многие неспешно закопошились в сторону шатра. В том числе и Лелик.
 Сева, ставил очень даже утренние пластинки, подходящие этому времени суток. Спокойно управляясь с пультом, он импровизировал со звуком и изредка говорил в микрофон теплые слова всем присутствующим. Лелик сел у брезентовой стенки и наслаждаясь музыкой, погрузился в мысли.
 Он думал о человеческих ценностях. Вернее, почему они у всех людей разные, и как они формируются. Почему кому-то хлеба, кому-то зрелищ, кому-то ни того, ни другого даром не надо, а кто-то умирает в жадной гонке за тем и другим. ”Почему одни довольствуются тем, что есть, ставя на первое место ценности не материального характера, а другие имея всё, хотят большего? Почему духовные ценности у всех такие разные?”,- думал Лелик. Ему вспомнился рекламный щит из московского метро, много разных цветов на белом фоне и надпись ”Город-единство непохожих”.
 Вдруг, как будто с неба свалились по обе руки Лелика, две близняшки. Юные создания лет 18 отроду, абсолютно во всем одинаковые. Одна заверещала,- “Привет, это я”. С другой стороны заверещала другая,- “И здесь я”. ”Дежавююю”,- протянули в один голос близняшки и захихикали. ”Я Настя, а я Юля”,- представились они. ”А я Лелик, вольно тусующийся предмет в пространстве “,- ответил он. ”Ты наверно шутишь? В двадцать первом веке нет людей с именем из второсортного польского мультфильма”,- сказала Настя. ”Лелик- это не актуально”,- сказала Юля. ”И надолго ты в этом пространстве?”,- спросила Настя. ”Незнаю, мир переменчив”,- ответил Лелик. ”Ага, и погода тоже. Вечером зарядит дождь и похоже «по-питерски» на долго”,- сказала Юля, и тут же спросила,- “Ты что делаешь вечером? У нас тут дача недалеко, мы сюда электричество из родительского бюджета качаем.Счетчик аж дымится от вращения, зато какую «тусу» снабжаем киловаттами. Чуешь? В общем молодой человек, дуйте вечером к нам, проведем дождливый вечер у камина, поедим сыра и попьем вина из папиной коллекции. Не пожалеете. Ну так как?” ”А почему именно я?”,- спросил Лелик. ”Потому что в данный отрезок времени, траектории нашего хаотичного движения в пространстве, пересеклись в одной точке. Ясно?”,-выпалив, спросила Юля. ”Предельно”,- сказал Лелик. ”Значит вечером словимся, а пока, пока”,- сказала Настя. И поднявшись с пола, юные леди, взявшись за руки, поскакали к выходу купола. ”В этой сказке я ещё не был”,-подумал Лелик, и поднявшись с пола начал медленно раскачиваясь входить в ритм музыки, решив размяться.
 После того, как Сева отыграл, люди сели на пол, лицом к сцене, и начали ждать представления. К Лелику подсела Фея с двумя стаканами чая и протянув один Лелику мило улыбнулась. На сцену вышли клоуны мимы и начали свое представление. Шоу было интересным, в кульминационный момент раздались торжественные звуки оркестра , сделанные ди-джеем Севой, со сцены полетел серпантин, конфетти, из бездонных карманов клоунов и брызги шампанского орошали всех визжащих от восторга зрителей. Лелик, как ребенок с широко раскрытыми глазами, смотрел на всё происходящее, и радостно аплодируя в ладоши, полностью забыл о жизни вне купола.
 Фея смеялась, время от времени пряча лицо в плечо Лелика. А Сева с улыбкой на лице стоял за пультом, озвучивал шоу, и наблюдая за всем происходящим со стороны, радовался и думал,- “Вот оно- счастье, вот оно- детство, вот оно- доброе начало в людях”.

 Шоу закончилось, за пульт встал ди-джей Бур, и завел энергичное техно. Лелик и Фея вышли на белый свет. К ним подбежал Серж и сказал,-“Собирайтесь. Мы едем на акт безумия. Сейчас так встряхнемся, закачаетесь. Просто вырвать от волнения может. Теплый договорился обо всём, тут не далеко, километров сорок. К вечеру вернемся назад”.
 Через 40 минут, две машины неслись по шоссе в направлению спорт-школы, где как выяснилось, за небольшую сумму, всех их должны выкинуть из самолета с парашютом за спиной. Всю дорогу Торпедо давала инструктаж Теплому, что надо делать в случае её смерти. Выглядело это так,- “Если я шмякнусь в лепешку, чтобы приносил мне каждый месяц огромный букет “гватемальских роз”, не продавал мою спорт-школу и три года воздерживался, в знак уважения ко мне, от сожительства со всякими похотливыми дурами”,- говорила Торпедо. Теплый кивал головой и периодически улыбался.
 “На самом деле, мы давно хотели прыгнуть с парашютом. Кто-то кому-то сказал, что это круто изменит жизнь в лучшую сторону. Мы и решили проверить”- сказал Лелику, Теплый.
 Приехав на аэродром, заполнив бумаги, пройдя инструктаж, ребята в костюмах индейцев, с парашютами и в шлемах, были построены на поле перед фанерным доисторическим АН-28, и набираясь страха слушали пьяного инструктора.
 ”Главное помните”,- говорил он,- “эта модель парашюта сделана для дебилов. Тех дебилов, которые не смогли откосить от армии, и их, в 18 их дебильных лет забрали в юные десантники. Для тех дебилов, которые забывают дергать кольцо. И вот чтобы с такими дебилами ничего не случилось, и они через 2 года дебилизма удачно дебилизовались назад в свою дебильную жизнь, и был придуман этот парашют. Так что не переживайте, это парашют, модели “фирма отвечает”.
 Сев в самолет, на скамейки вдоль стен, все подготавливали себя к чему-то страшному. Один Серж, весело напевал угрюмую песню военных лет,-“Воздушные рабочие войны”. Пилот выглянув из кабины, ласково кивнул головой, и с улыбкой на лице сказал: ”Ну что смертники, покувыркаемся”,- и начал заводить мотор. Мгновенье, и самолет взмыл в небо. Неожиданно для Лелика, Фея схватила его за голову и поцеловав в губы, что-то сказала ему. Но от неожиданности и рева мотора, Лелик не сумел прочитать по её губам ни слова. Самолет влетел в облака и загорелась лампа, символизирующая слово “пора”. И от этого сигнала, мозг парашютиста, как “собаки Павлова”, дал команду ногам разогнуться в коленях. Раскрытыми от ужаса глазами, Лелик наблюдал, как в облаках, спина Теплого превратилась в серую точку. Сзади в ухо орал Атлэ,- “всё нормуль”. И вот толчок и земное притяжение заставило сердце сжаться. Бессознательно рука дернула кольцо, и стропы натянулись. Сердце разжалось и снова застучало в чуть ускоренном ритме. ”Как же красиво. Как мало расстояние между небом и землей. Как много важного в этой жизни. Надо правильно приземлиться. NATURLICH Осень”,-путались мысли в голове Лелика. Вся компания медленно опускалась вниз, скользя по серому небу, и перекрикивалась.”Торпедо, я люблю тебя”,- кричал Теплый. ”Какая удача”,-орал Атлэ.”Жизнь прекрасна”,- визжала Фея, прибывая явно в состоянии шока. Маша что то бредила на всех языках Мира.”Я летю”,- басила Торпедо. ”Я просто сейчас кончу”,- надрывался Серж.
 Приземлившись, и собрав парашюты, ребята шли по полю к базе и оживленно делились впечатлениями.
 ”Знаете, в жизни нельзя так больше рисковать, я пока летела, подумала, что в мире столько зла, а мы так счастливо живем. А вдруг бы он не раскрылся, или приземлились не так. Позвоночник хрясь, и тусоваться остатки дней в инвалидном кресле, в каком нибудь шахматном клубе для инвалидов. Преступно так рисковать, понимаете, преступно. Клянитесь нашей дружбой, что мы больше не будем заниматься подобным «дуризмом»”,- сказала Фея. ”Клянусь”,- сказал Серж, и неожиданно обняв Торпедо, свалил её на траву. Остальные покидали парашюты, и с криками “Клянусь” устроили «кучу-малу».
 Вернувшись в цирк, Теплый как всегда занялся приготовлением еды, а все остальные упивались зрелищем в разных местах цирка. Под куполом, в четыре руки, Сева и Бур сокрушали землю программой “неслабое PARTY”. Купол просто ходил ходуном. Сотни людей в различных костюмах, босиком, слились в одном первобытном танце. Как будто карнавал в Рио-Де-Женейро перекочевал в лес под Санкт-Петербург. Люди танцевали даже на улице. На уличной сцене отплясывали две девицы в нижнем белье, с яркими фанариками в руках, и в такт мелодии насвистывали в свистки.
 ”Ибица, Казантип, Вудсток- всё это отдыхает. Все это просто нервно курит в стороне. Вот где Мега-туса”,- пролетев мимо Лелика с довольной рожей прокомментировал ситуацию какой то тип. И Лелик сняв ботинки, растворился в танцующей массе возле уличной сцены.
 При детальном рассмотрении, девицы на сцене оказались его утренние знакомые Настя и Юля. Заметив его со сцены, они послали ему, одновременно, воздушный поцелуй. Лелик поднял обе руки вверх и выкинул большие пальцы. Они мило улыбнувшись, соскочили со сцены, подобрали платья, и надели их. Одевшись, подбежали к Лелику и поцеловали его с двух сторон в щеки.
 Лелик снова начал чувствовать себя как на другой планете. Люди, которых он едва знал, были как будто с детства с ним знакомы и до безумия его любили. ”За что? “,- думал он, -“Неужели, есть такой диапазон человеческих отношений на планете Земля”. Нет, он конечно догадывался в глубине души, что он красивый малый с чистым сердцем, но не настолько же.
 “И вообще, что происходит вокруг? Разве всё это может быть на самом деле? Море танцующих людей в вечернем лесу. Клоуны на ходулях, извергающие пламя. Купол цирка в чаще. Настоящий купол, в настоящем лесу. Как его сюда затащили? Три часа назад меня выкинули из самолета. А эти мимы у входа в купол, надувающие воздушные шары с электронасоса и запускающие их внутрь. Может быть я, уже несколько часов, сижу на диване в своей московской квартире, и под действием «долгоиграющего галлюциногена» , утопаю в цветных иллюзиях питерского леса, пуская слюни себе на грудь”,- думал Лелик. Но, испугавшись старости в дурдоме, он тут же швырнул эти мысли за горизонт, повернулся к ним спиной, и манерой светского ловеласа, схватив обеих близняшек за талии, с улыбкой «чешерского кота», зашагал с ними под купол. Под куполом творилось нечто невообразимое. Все пространство между людьми и над ними, было забито разноцветными шарами. Люди плясали по пояс в тумане. Лучи прожекторов, бились, как эпилептики в припадке. Взмокший от пота ди-джей Бур, по пояс голый, размахивал одной рукой футболкой над головой, другой, что-то химичил с пультом. Лелик с Настей и Юлей стали клетками этого единого живого существа. После получаса танцев, близняшки, просто выволокли под обе руки, не хотящего уходить измочаленного Лелика, на улицу.
 Тучи сгущались, наступали сумерки.
“Молодой человек, угостите девушку мороженым”,- кривляясь сказала Юля. ”Дак, это ведь, лес типа, и всё такое”,- попытался выкрутиться Лелик. ”Кстати мороженое есть у нас дома”,- также кривляясь, обронила Настя. ”Ну если вы не фанаты фильма “Лолита”, и обещаете не домогаться к старому больному человеку, то идем есть мороженое к вам домой”,- передразнивая их, кривляясь ответил Лелик. ”Обещаем”,- протянули они в один голос.
 Одев ботинки, закинув на плечо сумку и предупредив Теплого, что вернется рано утром, Лелик потопал вместе с Настей и Юлей через лес, по направлению к их даче.
 “Мы как то ночью пытались вернуться на дачу. Через час прогулок по темному лесу, вышли снова к «цирку». А потом Юля предложила идти по кабелю, который мы протянули. Так по кабелю и дошли”,- сказала Настя. ”Несмотря на то, что с малых лет, каждое лето проводили здесь. Аборигены блин”,- критично добавила Юля.
 Через полчаса похода ребята вышли к трехэтажному хутору, огражденному высоким каменным забором. К нему подведена асфальтная дорога и больше ничего. Вокруг только лес. ”Это чья такая вульгарная демонстрация богатства”,- спросил Лелик. ”Наших всемогущих родителей”,-заученно в один голос ответили девчонки. ”А кто они в формате трудовых будней?”,- снова спросил Лелик. ”Понимаешь”,- начала Юля позвонив в звонок широких ворот,- “у нас семейный бизнес. Папа наш продает рабов в страны третьего Мира. Он потомственный работорговец. Понимаешь, мы приводим, а он продает”.
 В этот момент, дверь железных ворот открылась и из неё вынырнул огромный лысый детина, в спортивном костюме, с дубинкой в руках и наглухо отмороженным видом. Лелик замер от услышанного и увиденного. Ему перед глазами встала картина, как он в какой-нибудь Ливии или Судане копает траншею посреди пустыни и терпеливо получает удары плети хозяина-негра.
 “Шутка”,- сказала Настя,- “не лови клина, я пошутила дурачок. Это наш охранник. Папа приставил, на случай фанатов фильма «Лолита». Несмотря на весь его грозный вид, он белый и пушистый. Мы его зовем “Большой у-у-у”,-сказала Юля. ”Проходи’,- сказали они в один голос и Большой у-у-у жестом пригласил войти.
 Пройдя через красивый ухоженный сад, Настя сказала ,- “Жаль. Скоро вся эта красота псу под хвост. Осень.” ”Зимой мы больше всего скучаем по этому саду”,- добавила Юля. Ребята зашли в дом.
 Просторные комнаты уставленные дорогой мебелью и антиквариатом. Лелик всё ещё дергался, опасаясь, что в шутке про семейный бизнес, может оказаться доля правды. Они поднялись на второй этаж, где напротив горевшего камина, стоял журнальный столик и огромный пушистый белый диван. Возле на полу лежала шкура медведя. В общем, “Аля Мюнхаузен”. На журнальном столике стояла бутылка дорогого вина (судя по пробке и отсутствию этикетки), и несколько тарелок с разными сортами сыра. ”Присаживайся”,- воспитанно-манерно произнесла Настя.
 Как только все трое рухнули на диван, и уютно в него вдавились, за окном хлынул ливень.”Нас не догонишь’,- сурово кинула Юля , обращаясь к окну. Настя глядя на неё рассмеялась.
 Вино разлили по бокалам и атмосфера наполнилась ароматами сыра, вина, и уюта. Звуками тихого джаза, треском дров и шума дождя за окном. Взяв бокал, Лелик полулежа устроился на диване, и девочки сделав тоже самое прижались к нему с двух сторон.
 “Расскажи нам о себе, Лелик”,- попросила Настя.
“Ну я обычный московский парень, 23 лет отроду, верящий в светлое будущее. Но, последнее время, эту веру отпинало по почкам уныние в темном переулке, и я решил на время уехать из Москвы, дабы уныние не привело своих друзей: отчаяние, обиду на жизнь и суицид, и они весело меня не затоптали как слоны”,- начал рассказывать Лелик. “Бедный Лелик”,-погладив его по голове, жалобно прослюнявила Юля. ”А чем ты занимаешься”,- любопытствовала Настя. ”Много чем. Учусь в университете на 3-ем курсе факультета журналистики. Имею небольшую долю в одном малоинтересном бизнесе. Играю на бирже, хожу на курсы иностранных языков, а выходные провожу, либо в глупых пустых ночных клубах Москвы, либо в Интернете, либо сплю. Скучно. Правильно. Тупо”. ”А-а-а-а”,-задумчиво протянула Настя.
 “А-а-а мы только на второй курс перешли, института связи. Сами не знаем как нас в него занесло. Родители в шоке. Можно сказать шлангуем, а не учимся. Ну а всё остальное время ворует женское начало. Встречи со всякими Барби, считающими себя самыми красивыми девушками в Мире и нашими подругами. Набеги на бутики, посещение косметологов, клубов, кинотеатров, массажистов и прочее, прочее, прочее. Или повисаем в вакууме. Валяемся в нашей питерской квартире в центре города, в куче глянцевых журналов, и не отвечая на телефонные звонки, жуем еду из пирожковой на углу дома и деградируем от просмотра телевизионных шоу. В общем, скучно, тупо и бессмысленно”,- выговорилась Юля. “Гламур, PR,VIP, и тд и тп”,-добавила Настя.
 “Как ты представляешь свое светлое будущее?”,- спросила Юля. ”Как антипод картин Малевича “Черный квадрат”,- ответил Лелик. ”Что, белый квадрат на черном фоне”,- решила уточнить Настя. ”Да именно. И что доберусь по этому черному фону, до этого белого квадрата, споткнусь об его края, и плюхнусь в это белое пространство весь целиком. И сразу же забуду, как я до него шёл. И сзади всё сомкнется белым цветом и не будет дороги в чёрный фон”,- ответил Лелик. ”Мы так же себе представляли наше будущее “,- лукаво сказала Юля, и открыто подмигнула Насте. ”У нас очень много общего, милый”,- прижавшись ближе промурлыкала Настя. ”Осторожно. Эрекция”,- отреагировал Лелик, и щелкнув ногтем по бакалу Насти, добавил,- “Не упивайся вином. Ибо в вине блуд”. Настя скорчила обиженное личико и обращаясь к Юле сказала,- “Ваш выход, Маэстро”. Юля сказала,-“Давайте пойдем на балкон. Будем вести возвышенные разговоры об искусстве, пить вино и слушать дождь”. На том и порешив, все трое вышли на большой балкон со стеклянным потолком. ”Что ты любишь из музыки?”,-спросила Настя, открывая вторую бутылку вина. ”Последнее время ничего. Мне нравился тут один ваш питерский рок-исполнитель, но на его концерте в одном из московских клубов, я чрезмерно по нему «фанател», и он прямо со сцены попросил вывести этого «осла» из зала. То есть, меня. Охрана порвала мне сфинктер, а я разлюбил музыку навсегда”,- ответил Лелик и добавил,-“Хотя нет, сегодня слушал Моцарта, очень понравилось”. Девушки засмеялись,- “да, мы тоже его слушали. Вытерпели до конца, чуть не разорвало. Забавный тип. И главное, какая чистота звука”,- сказала Юля. И все трое разразились хохотом. ”Знаете”,- начала Настя,- “Я очень боюсь, что однажды вся эта детская жизнерадостность и жизнелюбие свернутся. Всё приестся и станет не интересным. Исчезнет цель жизни. Будет всё, кроме стремления к чему-либо. Жизненный опыт вызовет кучу разочарований и огорчений ко всему вокруг, на что будет падать взгляд. Мир не достойный интереса модных глянцевых журналов, уже сейчас не интересен со всеми этими рабочими буднями. Вся эта раздутость красивой жизни журналами скоро лопнет, и перестанет для меня существовать, а то, что выше глянца, будет не доступно. И вот встану я у распутья трех дорог, “ куда не пойдешь , ничего не найдешь”.” ”Соберись тряпка. Пьяные слезы за борт. «Ослики ИА», потерявшие хвостик, на вечеринку не допускаются. Только “Ёжик в тумане”, ”Симпсоны”, ”Тимон и Пумба” и здоровая обойма позитивных мыслей”,- сказала Юля.
 “Ну во-первых, измерять жизнь глянцевыми журналами- это глупо. Во-вторых, когда ты устанешь от здоровой конкуренции за фигуру, вещей от Кутюрье и красивых парней. Когда, обнимая твои «90*60*90», голубоглазый накаченнй блондин, сын нефтяного магната, будет влюблено тебя прожигать глазами. Будет громко уговаривать на центральной площади, принять в дар дачу на Мальдивах. А ты в туфельках от GUCCI, сделанных специально для тебя в единственном экземпляре, будешь «артачиться» на показ. В общем, когда залпом убьешь всех «завистливых стерв». Удовлетворишь свои гордыню и амбиции, и наешься всем этим цинизмом под названием «жизнь современной девушки». Ты, скорее всего, найдешь интересное тебе дело, которое заставит тебя полюбить трудовые будни. Найдешь нормального русского неидеального мужчину. Родишь ему мальчика и девочку. Заведешь какую-нибудь собачку, типа таксы. Переедешь в квартиру попроще. И будешь заботиться о стареющих родителях, муже, детях ,таксе, уборке квартиры и работе. А через какое-то время ты поймешь, что нет на свете ничего лучше, чем долгий здоровый сон в тишине. И выспавшись, будешь абсолютно счастлива. А потом настанет время, когда чем старее, тем больше любишь жизнь. Потом мы сгнием в земле, образуя перегноем скромный вклад в залежи нефти, и наши пра-пра-правнуки заправят нас в свои бензобаки.
 Ну а в третьих, как говорит мой отец,- “Не печалься Албылдай, Аллах даст образумишься”,- утешил Лелик . ”Ты что мусульманин?”,- спросила успокаивающаяся Настя. ”Нет, у меня отец шутник и неисправимый оптимист”,- ответил Лелик,- “поколение такое, либо озлобленность, либо оптимизм, либо похуизм. Нет в них такого, не рыба- не мясо”. ”Слушай, у нас тут отец, где-то в “DUTY FREE”, джин “BEFEETER” купил в подарок “Большому у-у-у”, может в качестве исключения злоупотребим, а-а-а?”,-спросила Настя. ”Женский алкоголизм- это стремно Настя. К тому же тырить чужие подарки – это ещё позорнее. Так что иди в угол плохая девочка”,-повеселев от вина дурачился Лелик.
 “Ну, во-первых, у нас гости, значит злоупотребить можно. А во вторых, Большой у-у-у всё равно пить не будет. У него крыша протекает. Он ведь не одну горячую точку прошел. Ему ещё во время обучения боевым искусствам мозги отбили, а воевал вечно накаченный всякой наркотой под самую макушку. С автоматом в руках и паранойей в голове. С войны пришел сумасшедшим варваром-наркоманом, головой кирпичи ломает. Да и к тому же всякие «крышеподтеки» за ним наблюдаются, типа эксбиционизма, подглядывания за нами и фетиш-экспериментов с нашим нижним бельем. Нам жаль его, мы его любим, он как часть нашей семьи. А пить ему лучше не стоит, а то признает в тебе врага, и удалит ректально твои внутренности “,-объяснила ситуацию Юля.
 “Ну BEFEETER, так BEFEETER”,- согласился, изображая дрожащую трусость, Лелик.
 К тому моменту, как блюда с изысканными кушаньями и бутылка джина были пусты, ребята уже успели погонять по дому на офисных стульях, разломав кучу антиквариата, и набив синяки, проверить на прочность огромную люстру, играя с ней в “маугли”. Измять ногами все цветы в саду, побегать под дождем крича антиамериканские лозунги, во время которых Большого у-у-у, уговорили палить в воздух из автомата Калашникова. Измазавшись как свиньи в грязи, они вернулись в дом. Юля предложила «побурлить» в их просторном джакузи, с целью стать чище и погреть кости. Предложение Юли было принято на “Ура”, и через некоторое время, трое голых молодых и счастливых людей, по грудь в ароматной пене, сидели в “бурлящем чуде 21 века”. Перед этим Настя приготовила крепкий сладкий чай с печеньем. Ребята плескались в джакузи, грели кости, пили чай с печеньем и вели разговоры на различные темы.
 ”Ты куда бы хотел съездить в путешествие?”,- спросила Настя Лелика.
“Не знаю”,- прожевывая печенье, отвечал Лелик ,- “Я думал об этом. Но на этой планете ехать некуда. Хотя я никуда никогда не выезжал из страны. Турцию я не люблю заочно. Египет- сгореть заживо можно. Европа- всё так же как и тут. Австралия-страна зеков и «гопов». Индия, и подобные ей- можно, но что там делать. Америка- я в это говно никогда не поеду. Мальдивы- дорого. Греция- я шубы не ношу. А от моря в «хохляндии» меня тошнит. Вот и получается: что лучше, чем где мы есть, ничего и нет”.
 “Почти логичное заключение “,- сказала Юля,-”это из серии “: У него болело ухо, доктор сказал, что он не выживет, и ему отрезали яйца”. Все трое засмеялись.
 “Какие они веселые, какие они добрые, остроумные и хорошенькие. Какие у них красивые глаза. Они чисты, как родниковая вода. Как же они похожи, как же они красивы”,- глядя на них думал Лелик. Несмотря на то, что они были голыми и нетрезвыми в столь интимной обстановке, Лелик не испытывал никакого грызущего похотливого искуса. Они были для него как сестры, как лучшие на свете друзья. В эти минуты он был влюблен всем сердцем в этих милых, сказочных, раскрасневшихся от пара и вина существ. Именно сердцем, а не как в такой ситуации обычно бывает “***м”.
 Лелика захлестнули, одуряющий восторг и эйфория от всего, что происходит вокруг. Как будто после смены разгрузочных работ, на цементном заводе, он добрался до кровати и расслабился.
 Тоже самое, судя по всему, чувствовали и близняшки. Юля начинала булькая хрюкать в кружку чая, не имея сил совладать с резким приступом жажды и смеха. Настя задирала голову вверх и схватив её руками восторженно кричала,- “Полное Фанданго”. ”Какой ещё Данко”,- спросила Юля,- “певец однодневка с той эстрады, или тот из школьного рассказа, ну который водил стадо гопников по лесу, и когда они начав думать, что он их хочет кинуть решили его запинать, тот сказал,- “Не надо. Я сам”,- и вырвал из груди пропитанное фосфором сердце. Освятил этим быкам дорогу к светлому бычьему будущему. По моему это так и называется “Легенда о Данко” или “ди-джей фонарь на бычьей тропе”. Лелик забился в лихорадочном смехе. ”Что за бред? Что вы несете?”,- надрывая живот и щуря красные слезящиеся от смеха глаза, выдавил он. ”Да, нет”,-отвечала Настя,-“ это апогея человеческой радости. На языке немецких клаберов. Фандааангоооо, понимаешь?”. ”Понимаааааю”, басом протянул Лелик и снова забился в «конвульсиях смеха». ”Ага”,- продолжала Юля,- “а на языке чукотских оленеводов это будет “Хорошо, однако”. А на языке русских клаберов “Уууууух тыыыыыы”. А на языке Шарикова из Собачьего сердца “Аааа-ууу-ууу”,- громко завыла она. Настя тоже заразилась конвульсиями Лелика. Настя и Лелик так хохотали, опираясь на края джакузи, скрючиваясь пополам, что у них на висках вылазили жирные синие вены. ”Спокойно, детишки. А то все потонем нахрен ”,-махнув рукой продолжала Юля состроив лицо капитана дальнего плаванья, и сама тоже истерично захохотала. Массовая истерика продолжалась около минуты, после чего ребята постепенно смогли успокоиться.
 “Юля Михайловна, мне не ловко обращаться к вам с такой просьбой, но не могли бы вы убрать это смешное бабушкино печенье от нашей компании подальше”,- попросила Настя. А чем вызвана такая странная просьба, Анастасия Михайловна, можно поинтересоваться “,- изображая реверансы придворной дамы спросила Юля. ”Понимаете Юлия Михайловна, оно как то пугливо на меня смотрит, и всем своим видом умоляет его съесть. Я могу не выдержать и сожрать всю эту тарелку. Да и бабушка обидится. Она ведь не для того рисковала на границе, чтобы мы сейчас съели все её печенюшки с таким трудом купленные в голландском кафе-шопе “,- исчерпывающе ответила Настя.
 ”Вы че. Да вы. Ну блин. Слов нет. Ну вы животные”,-наиграно завозмущался Лелик ,- “Я думаю, что я плаваю тут в неожиданно нахлынувших приятностях, с улыбкой на миллион долларов, и периодически задыхаюсь от хохота. А это вы меня тайком «голландскими пиченюшками» из кафе-шопа напичкали. Животные блиииин. ”Юля поближе подобралась к Лелику и положив под водой руку ему на ногу ласково спросила опустив веки и надув щеки,- “А каким именно животным ты меня представляешь ,милый”. ”Хитрым хомяком с планеты лохматых мышей”,- заржав ответил Лелик и рывком переместился на сторону Насти. ”Хорошо, что не хитрой зеброй с планеты полосатых пони. Не хитрой цаплей с планеты длинноногих дятлов. И не хитрой жирафихой с планеты фонарных столбов”,- сквозь смех еле выговаривая, как будто плача, прохихикала Настя.
 «Ты какой-то напряженный и колючий”,- прожигая Лелика взглядом похотливой хищницы, на расстоянии флиртовала Юля. ”Это ты напряжена.Успокойся. Что за Фрейдизм такой? Еще немного и моя колючесть вынудит тебя на акт длительной мастурбации, которая приведет к смерти от истощения. И вообще, не колючесть это, и я не мальчик-девственник, просто чисто животное спаривание меня не привлекает, я испытываю к вам чувства иного рода, более чистые и светлые, и не хочу портить атмосферу развратом. Ясно”. ”Ясно сэр, просто я забыла сэр, что такое мужское благородство сэр, и давно не встречала чистых светлых отношений сэр. Сэр разрешите обратиться?”,-отдавая честь, задрав подбородок на солдатский манер, гавкала Юля. ”Разрешаю”,- театрально, голосом Брежнева, не торопясь промямлил Лелик. “Сэр, могу я приступить к акту длительной мастурбации до полного истощения с литальным исходом, сэр”,- спросила Юля. ”Разрешаю. Выполняйте”,-промямлил Лелик-Брежнев. И все трое снова на минуту забились в конвульсиях от смеха.
 
 Лелик разлепил глаза. За окном было раннее утро. Он лежал на огромной круглой кровати посреди большой комнаты с зеркальным потолком. С двух сторон, прижавшись к нему как котята, спали Настя и Юля. Ватная голова по частям рождала сцены вчерашнего вечера, и Лелик за минуту от тихого “хи-хи”, дошел до громкого неконтролируемого «конского ржания». Девочки проснулись и побрели умываться и пить чай. Лелик вскочил на кровати на ноги, и голым начал прыгать как на батуте, напевая песенку “чучела-мяучила”.
 Этот дом яркой фотовспышкой навсегда отпечатался в его памяти, как яркий момент счастья. Дом братской любви, смеха и долгой дождливой осенней чудесной ночи. Попив с девочками чая и «шипучек» аспирина, Лелик влез в ботинки, закинул на плечо сумку, и тепло распрощавшись с ними, побрел по свежему утреннему лесу в сторону цирка, ориентируясь на кабель.
 Казалось, цирк никогда не спит. Народу стало в два раза больше, и все ходили на ушах. ”Восточный базар во время бомбежки”,- подумал Лелик, и взглядом искал кого-нибудь из “семьи”. Тот матрас, где вчера он с “семьей” и питерскими ди-джеями ел вкусное, жареное на костре, мясо, напоминал свалку одеял, из под которых торчали ноги Сержа. ”Продуманно. Проветривает галоши. Чтоб не задохнуться”,- усмехнувшись подумал Лелик и взявшись за эти ноги, упираясь в землю стал вытягивать тело из под вороха одеял наружу. Тело немного сопротивлялось, но вскоре было вытащено на свет. ”Фуу”,- вздохнул Лелик , - “как будто роды принял”. Вытащеный Серж вытянул за собой большой вантус. ”Серж откуда ты это взял и зачем он тебе?”,- удивленно тыча в вантус пальцем, спросил Лелик. ”Понятия не имею. Наверно инвентарь из какого-нибудь перформанс шоу. Развелось всяких бездельников с больной психикой”,- ворчал с просоня Серж, сидя на земле. Потом встал и запустил вантусом в бездельника с больной психикой, что-то показывающего на сцене. Тот уклонившись показал Сержу кулак, а Серж сделав лицо Сида Вишеса показал ему средний палец.
 “Откуда такая агрессия?”,- спросил Лелик. ”Эти ушлёпки, распустились до того со своими перформансами, что устроили в Москве свое шоу, на котором прилюдно разрубали православные иконы топором. Понимаешь. У самих за душой ничего святого, а чужие святыни рубят. Да и есть ли душа у таких пидорасов. Искусство, ****ь”,- ответил Серж. ”Ладно, думай с утра о хорошем. Будет психика крепче и со временем перестанешь быть бездельником”,- засмеявшись утешил Лелик, и хлопнул дружески Сержа по плечу. ”А где все то?”, спросил Лелик. ”В машинах спят. Тебя всю ночь Фея искала. Кстати, очень искала”,- сказал Серж ,- “Пойдем под купол у Севы термос с чаем есть, я в себя приду и потопаем к нашим”.
 Пока под куполом в толпе народа Лелик и Серж пили Севин чай, на сцене стоял прыщавый юнец в колпаке Буратино, с накладным буратиновским носом и грустно читал свои грустные прыщавые стихи.
 
 В чем счастье? В пачке папирос?
 В свободе? В кубике винта?
 В свинине жареной? В полях марихуаны? Или же в охапке роз?
 Во сне от крепкого вина?

 В любимой женщине?
 В дружной семье, в деньгах?
 Кому-то большего, кому-то меньшего,
 Кто-то нашел в дожде, кто-то в ветрах.
 
 Кому-то побережье моря,
 Кому-то лес, кому-то звезды.
 Кому-то чтоб поменьше горя.
 Кому-то чтоб пораньше BYTHDAY.
 
 Буратино продолжал:

 Пьяный Есенин.
 
 Мужикам деньги, пацанам счастья!
 Женщинам подарки и цветы!
 Мудакам разум! Рыбакам снастья!
 Девочкам красоты!

 Все как устроено, все так и будет,
 Изменить ход не под силу нам.
 Господь нас по поступкам судит,
 Там тарарам Там тарарам.
 
 Грустно закончив, Буратино повесил голову и тихо сошел со сцены. ”Русское дерево-лучшее дерево в Мире”,- заорал просыпающийся Серж и захлопал оживленно в ладоши. Люди улыбаясь посмотрели на Сержа. Серж поклонился, допил чай, махнул рукой Севе и, хлопнув по плечу Лелика, пошел на выход.
 Цирк в памяти Лелика отпечатался большой нереальной иллюзией петербургского леса.
 В машинах мирно спала семья. Все кроме Атлэ и Феи. Они сидели, недалеко от машин, у костра на промокших от дождя сваленных деревьях. Атлэ играл на дорогой концертной гитаре, а Фея красивым материнским голосом пела “Луч солнца золотого”. Серж и Лелик подсели к ним. Когда песня закончилась Серж опять судорожно зааплодировал, сказав,- “Госпожа Фея, вы неподражаемы. Дайте автограф вашему старому верному оруженосцу”. Фея обняв красивыми руками голову Сержа, смачно чмокнула его в лоб, оставив жирный след яркой помады. ”Какая удача”,-прокоментировал Атлэ.
 Лелик посмотрел на Фею. Фея посмотрела на Лелика. Вспышка сильного замыкания электрического тока, брызгающая во все стороны искрами, стала реально ощутима в груди обоих. Лелик понимал, что эта самая вспышка родилась не сейчас, просто сейчас она стала реально ощутима. ”У тебя сегодня свидание, мой бодрый викинг”,- каким то непонятным приказным голосом сказала Фея Лелику. ”С кем?”,- удивленно спросил тот. ”Со мной “,-ответила она. ”Я рад. Вернее я ждал этого. Ну я бы сам тебя… ну в общем ты понимаешь”,-сказал он. ”Я никак не могу понять Лелик. Ты положительный герой или отрицательный. Скотина или Мачо. Слепой или просто глупый. В общем не могу понять, пустить тебя в свое сердце, или ты там всё заблюешь”,-сказала Фея. ”Давай разберемся на нашем первом свидании. Хорошо?”,-предложил Лелик. ”Хорошо”,- сказала она,- “если хочешь, мы можем отдохнуть до вечера у меня, а вечером сходим в хороший уютный ресторан с вкусной едой и приятной музыкой”.
 Через полчаса сонные Маша и Теплый, друг за дружкой летели по шоссе в Петербург. Небо было затянуто тучами. В машине Теплого надрывался Курт Кобеин. В машине Маши “BLUR” радостно визжал “YOO-HOW”. Невыспавшийся Лелик сидел на заднем сиденьи Машиной машины, смотрел в окно, и ни о чем не думал. Он просто слушал “BLUR”, смотрел на мелькающий пейзаж и ему было хорошо. От всего хорошо. От всего.
 Фея спала рядом с Леликом, облокатившись на его плечо. Она была снова в шикарном вечернем платье. ”Её спящее лицо прекрасно”,- подумал Лелик. В нем зараждались какие-то положительные, но пугающие его чувства. Коктейль из щенячей привязанности, душевного волнения, желания заботиться о ней, пугающего термина “ответственность”, и желания слиться с ней в единую субстанцию нежности и смопожертвования. Лелик попытался повернуться ко всему этому спиной, но как только он повернулся, это всё обошло его, и, встав к нему лицом, уставилось прямо в глаза.
 Машины подьехали к обычной питерской желтой арке. Лелик с Фейей и Сержем вышли из машин. ”Ещё увидимся”,- крикнула из открытого окна жука, Торпедо. С другой стороны высунулась рука Теплого и помахала им. ”Всё нормуль”,- сказал Атлэ. ”Чуйс”,- выглядывая через Атлэ попрощалась Маша. ”Чуйс”,- сказала Фея. ”Созвонимся”,- сказал Серж, и трагично достав из кармана носовой платок, начал сморкаясь, рыдать и утирать глаза, изображая убитого горем сотрудника НКВД на похоронах Сталина. Машины тронулись и Лелик с Феей и Сержем исчезли в глубине арки. ”Я не надолго. Зайду, сьем всё, что можно разжевать и пойду к себе. Спать спать и ещё раз спать”,- говорил Серж. ”Он тут через квартал живет. Приходит ко мне поесть и напрягать меня своим очередным бредом, который в вакууме его черепной коробки рождается как сорняки на огороде”,- пояснила Фея,- “Знаешь, он как безпородный, но до неприличия забавный щенок. Приходит, лакает из мисочки, достает своей игривостью и жизнерадостностью, и ты ощущаешь, что ты кому то нужна. Да и к тому же он очень похож, по форме тела, на существо разумное”. ”Ряв”,- поджав лапки гавкнул Серж, и высунув язык, быстро задышал. Фея погладила его по голове. Лелик засмеялся.
 Войдя в подъезд и поднявшись на третий этаж, ребята очутились в просторной светлой двухкомнатной квартире Феи, очень странной планировки. Она была обставлена не дорогой, но красивой мебелью, коврами, и увешена очень красивыми шторами. Белые обои на стенах и запах чистоты и свежести заставили Лелика почувствовать себя грязным. Серж скинув обувь нырнул на кухню. ”Можно принять ванну?”,- спросил у Феи Лелик. ”Нужно”,- сказала она и тут же промурлыкала,- “А можно мне попозже зайти потереть спинку”. ”Нужно”,-ответил Лелик и нырнул в ванную комнату.
 Лелик тлел в теплой ванной и думал, как легко ярко и быстро проживают свою жизнь мыльные пузыри.
 Через пять минут с куском пиццы в руке и жующим ртом в незакрытую (для Феи) дверь влетел Серж, сел на край ванны и с полным ртом начал разговор,- “Знаешь, я тут подумал. Какой то замкнутый круг получается старина. Человек что-то говорит, в чем то уверен или просто предполагает, да. А другой человек слушает эту фигню, и тут же логично опровергает её, выдвигая свою единственно правильную истину, закрепленную железными аргументами. А третий человек эти железные аргументы своей новой не менее железной истиной опускает до уровня навозного жука из каменного века. И вот стоят они втроем и доказывают каждый свою правоту. Ну нормально так, без мордобоя, сквернословия и прочих железных аргументов, присущих нашему времени. Философствуют, и каждый в общем то прав. И каждый прав, что его собеседник не прав. И получается, что как бы человеческая мысль не изгибалась, и как бы она далеко не уходила, её всё равно можно опровергнуть и доказать обратное. Замкнутый круг, понимаешь? “. ”Не совсем “,-ответил, напрягший внимание, Лелик.
 Стоявшая в косяке ванной Фея разъяснила,- “Нашему другу, в момент усталости, свойственны не свойственные ему вещи. Например, как сейчас философствовать. Всей этой путаницей, он хотел сказать истины, известные каждому школьнику: во-первых, все в Мире относительно. Во-вторых, на каждую теорию можно ввести свой антиорганизм. Что доказывает бессмысленность Философии как науки, с одной стороны, и не доказывает ее, так как в споре рождается истина”.
 “Да именно. Прикинь, этому детей в школе учат, а я сам до этого дошел. Ну блин, какой я умный, вообще”,- завершил разговор Серж, плюясь по сторонам пиццей от волнения и восторга.
 Всё кружок философской мысли закрывается. Приходите завтра”,-Обращаясь к Сержу сказала Фея. ”Бывай”,- сказал Серж Лелику и вышел. Фея улыбнулась и вышла вслед за Леликом.
 Лелик продолжал думать о жизни мыльных пузырей. Ещё через пять минут, в ванную вошла Фея. Села у изголовья Лелика на край ванны и длинными красивыми пальцами начала массировать его плечи.
 ”Устал?”,-тихо спросила она. ”Немного”,- также тихо ответил он. Она намыливала ему голову, гладила рукой его спину. Каждое её прикосновение рождало между ними тайну. Ценную святую тайну. Тайну, сливающую их в единый счастливый мирок. Тайну, порождающую душевный трепет. Выкупав его, как ребенка, Фея позвала за стол.
 Они сели за стол. Ели молча. Разглядывали друг друга и улыбались. Лелик сидел в её домашних тапочках, укутанный в её халат. Ел пиццу, запивая томатным соком.
 Пока он доедал, Фея приняла душ и разложила диван. Сняв клубный красный парик и накладные ресницы, она с длинными темными волосами и в белой прозрачной ночнушке, едва прикрывающей бедра, была сногсшибательно, одуряющее прекрасна.
 ”Фея, фея, фея”,- стучало в его висках, когда они ложились спать,- “она действительно Фея”.
 Слившись в поцелуе, их мирок затопило ароматами желания, ласк, нежности и невыносимой тяги друг к другу. Они поедали себя в потоках страсти и наслаждений без остатка. И съев до конца, крепко прижавшись телами, уснули беззаботным детским сном.
 Лелик проснулся от поцелуев в лицо и полифонического будильника мобильного телефона. ”Просыпайся. Уже вечер. Нам пора собираться. У нас свидание”,- улыбаясь и гладя рукой грудь Лелика тихо шептала Фея.
 Через несколько минут Лелик пил крепкий черный чай и смотрел на показ мод, устроенный Феей прямо на кухне. Она стояла перед Леликом в нижнем белье и выбирая из кучи одежды какие то вещи, прикладывала к себе.
 ”Какая она милая. Она действительно одинокая”,- думал Лелик. ”Ну как”,-в очередной раз спросила она. ”Вообще то в нижнем белье ты нравишься мне больше, но так тоже ничего”,-ответил Лелик. Она подошла, села на его ноги верхом и закинув руки на плечи, глядя в глаза сказала,- “Не предай меня”,- и поцеловав, продолжила показ мод. Лелик молчал и думал-” не предам, не предам”.
 Надев длинную, до пяток, облегающую юбку из зеленого шелка, свитер, туфли на высоком каблуке, и собрав волосы в хвостик, Фея была неотразима. Лелика пьянили и возбуждали её духи ”LOLITA LEMPICA”, её взгляд, её улыбка, и манера мурлыкать с ним.
 
 Выйдя на обочину дороги, они быстро поймали такси и плюхнулись на заднее сиденье.
 Через 20 минут они уже сидели за небольшим прямоугольным столиком с красной шелковой скатертью на втором этаже небольшого ресторанчика на Невском проспекте. Столик был около стеклянной стены, за которой по вечернему Петербургу бродили праздно шатающиеся и веселящиеся люди. На столе горели свечи. Всё располагало к тихому романтическому вечеру.
 Взяв в руки меню Фея сказал,- “Только у меня есть одна просьба. Давай проведем вечер без всякого алкоголя. Я с ним не умею дружить”. ”Давай”,-покорно кивнул Лелик и вспомнив, что он не потратил ни сколько из взятых им на дорогу 500$ сказал,- “Только я тебя угощаю. Хорошо”.”Естественно”,-засмеялась Фея, и Лелик почувствовал себя не ловко.
 Заказав жаренных свиных ребрышек, различные салаты, апельсиновый сок и кофе, ребята начали беседу.
 
Я подпадаю под идеалы вашей семьи. Можно я буду частью ее??? – ласково спросил Лелик.
 Нет.
 Ты будешь частью меня. А я уже часть семьи. Будешь моим любимым человеком, за ногу которого я как ребеннок буду держаться. И не только за ногу и не только как ребенок – промурлыкав ответила она, и кончиком туфли под столом погладила его щиколотку. От чего Лелик расплылся в улыбке.
 “Знаешь, мой отец когда-то говорил, если блюда из меню ресторана тебе не знакомы, то всегда заказывай себе «стэйк»- сказала она.
 А мой отец говорил – поддерживал беседу Лелик – если напитки в меню ресторана тебе не знакомы, очень хочется пить, а в кормане нет денег, значит попей воды из крана и сиди дома. Фея залилась хохотом.
 Ты очень красивая. И твои волосы, и твоя улыбка – взяв руку феи, серьезно и сентиментально сказал Лелик. Ее смеющиеся уголки глаз скрывали серьезность, направленную на определение, искренности его слов.
 Давай представим наше будущее – сказала она.
Лелик театрально покашляв в кулак, начал – ну ты переедешь в Москву и без остановки на передышку будешь рожать мне детей. Я буду зарабатывать деньги. Кормить семью. Долгими зимними вечерами мы будем под пледом сидеть на диване, и облепившись со всех сторон детьми, будем по очереди рассказывать истории из своей героической жизни. Я про то, как в далекие времена охотился на медведей в пустынном ночном метро. А ты про то, как коня на скаку тормозила и в горящую избу зачем-то поперлась, предварительно учинив поджог.
 Фея смеялась и продолжила – а потом мы постареем, дети вырастут и у них начнется своя самостоятельная жизнь. Мы с морщинистыми лицами будем все больше времени проводить у камина в воспоминаниях нашей жизни. Наши дети будут постоянно нас навещать, любить и заботиться о нас.
 Мы будем чувствовать что эту жизнь прожили не зря, и абсолютно не о чем не жалея, умрем в один день от нашего одновременного пятнадцатитысячного оргазма – закончил Лелик, и они оба засмеялись.
 Как ты думаешь, счастье возможно. Полное постоянное нормальное человеческое счастье? – спросил Лелик.
 Нет – резко бросила Фея и пояснила – нет счастья на земле. Мне на исповеди батюшка так сказал. И я с ним абсолютно согласна. Понимаешь счастье на земле- это такая приманка, которую человек пытается заглотить. Со всех ног бежит, пытаясь это сделать, как можно быстрее. И когда из его ног уходят силы и приходит время умирать, он замечает что приманка на таком же расстоянии как и тогда, когда он только начал свой бег. И с чувством огорчения, он понимает, что все время менял жизнь на мечту, думая что вот сейчас он получит что хочет. И появляется новая мечта, и снова приманка под названием «счастье на земле» на расстоянии от него. Бесполезно проведенное существование. Счастья нет, есть цель. Цель спасти душу и если это удастся в этом мире искушений и приманок, то будет в награду полное постоянно нечеловеческое счастье.
Это мое мнение. Мнение русской православной христьянки. Я в этом убеждена.
 Хотя вот лично ты счастливый человек. Просто ты привык к этому счастью, для тебя оно стало обыденностью. И ты ищешь, какую-нибудь интересную приманку, не замечая сколько несчастных, действительно несчастных людей. Не замечаешь, сколько грязи и мрака вокруг. А если ты этого не замечаешь, значит ты счастливый человек.
 Ладно пойдем я приведу тебя в чувства. Встав Фея взяла за руку Лелика, и тот кинув на стол деньги за заказ, последовал за ней.
 Выйдя из ресторана, Фея вытянув руку поймала машину. Такси кралось в интенсивном движении. Куда мы едем -спросил Лелик. На обратную сторону счастливой жизни – ответила Фея. Ту квартиру где я сейчас живу мне отдал Теплый. А сейчас мы едем в дом моего детства. Я познакомлю тебя со своими родителями.
 Выбравшись из пробки, машина долго виляла по переулкам, прошивая сквозные дворы и в скором времени остановилась у стандартного желтого дома.
 Двери подъезда валялись рядом с входом в подъезд. Фея взяла Лелика за руку, и набрав воздуха в легкие, на выдохе скомандовала – в атаку.
 Подъезд больше напоминал общественный туалет, в котором взорвалась граната. Вывалившиеся куски штукатурки, из исписанных бранными словами стен. Кучи битого стекла от водочных бутылок, выбитые окна и ядовитый запах мочи и кала.
 В красивой одежде, в духах «Лолита», на каблуках, шагающая по стеклу лежащему на грязных ступеньках Фея, выглядела как ангел в аду.
 Поднявшись на второй этаж, Фея достала ключ и открыла входную дверь в квартиру.
 Из квартиры в лицо рванул кислый запах испорченной еды, спирта, сигаретного чада, и протухших переполненных пепельниц. Зайдя в квартиру, Лелик увидел нечто более страшное, чем подъезд.
 Это была коммунальная квартира, с длинным коридором, четырьмя комнатами и общей кухней, олицетворяющей помойку. В коридоре обросший горбатый высокий мужчина лет пятидесяти пяти, пинал ногой дверь в одну из комнат, и колотил в нее кулаками. Под его ударами дверь как будто подпрыгивала, а за дверью женский старческий голос умалял перестать и звал на помощь. Мужчина громко матерился, оскорбляя кого – то за дверью, и орал что сейчас эту дверь выбьет «на ***». Абсолютно спокойно, Фея завела Лелика на кухню. На кухне на полу валялся пьяный наполовину седой мужчина, по пояс голый, босиком и в старом дырявом трико, сильно оттянутом на коленках и сильно выцветшем.
Знакомься…
Мой папа.
 Петр Васильевич – сказала Фея, и обращаясь к храпящему телу продолжила – Папа это Лелик. Я его люблю и скорей всего рожу ему тысячу детей. Лелик перевернул мужчину на живот и прокомментировал,– чтоб от рвоты не захлебнулся, если что. Фея взяла его за руку и повела дальше. Проходя в коридоре, мимо ломавшего дверь мужчины, они привлекли его внимание. ,,
- А ****ь, жрать захотела вернулась, проститутка вшивая. Ебаря с собой привела. ***** подзаборная – скорчив от злобы лицо, шипел на Фею скрепя зубами мужчина с испитым лицом в лохмотьях.
 Лелик это дядя Сеня – сосед, дядя Сеня это Лелик – мой ебарь; спокойно познакомила Фея.
 Услышав голос Феи, за дверью кто – то еще громче взмолился о помощи.
Несколько секунд Лелик вглядывался в лицо дяди Сени, как пластический хирург, а потом рывком, всем корпусом, с правой зарядил ему в небритую челюсть. Очень приятно- сказал Лелик. Дядя Сеня тут же рухнул спать прямо в коридоре.
 «Устал наверно» - прокомментировала так же невозмутимо Фея.
 Дойдя до последней двери слева. Фея открыла ее и пригласила Лелика зайти с ней. Войдя в комнату Лелик увидел старую женщину с остервенелым лицом, полусидящую на кровати.
 Женщина подняла на них взгляд и злобно сказала – Ты где шлялась сука? Лелик – это моя мама Ирина Федоровна – сказала Фея. Женщина начала нервно раскачиваться кривя челюсть. Фея стала быстро здавать задним ходом, одной рукой вытаскивая за собой Лелика, другой закрывая дверь. Как только они вышли в коридор в дверь полетела тяжелая пепельница и раздались истеричные вопли обращенные в адрес Феи. Фея достала ключ и открыла дверь напротив. Они зашли в комнату. Комната была убранной но ветхой. Старые обои, старый диванчик, старый шкаф и стол, облезлый подоконник и крашенный досчатый пол, выставлявшийся из под маленького старого ковра.
 Фея закрыла на ключ дверь за собой и пригласила сесть на диван, объяснив что это ее комната и в ней все стерильно.
 Они сидели на диване. Фея показывала альбом со старыми фотографиями ее детства. На фотографии ее мать и отец абсолютно нормальные люди в хорошей одежде и с улыбающимися лицами держат за ручки маленькую Фею. Вот на фотографии Петр Васильевич в университете что – то преподает у доски.
 Образованная семья. Счастливая семья. Как да такого могло дойти? – спросил Лелик.
 Долго рассказывать. Не хочу нагонять жути. Психическое заболевание матери вызвало отчаяние отца, вызвавшее пьянство.
 Я тоже хороша. Знаешь так было не всегда. Когда – то мы были самые счастливые люди на планете. Ходили вместе гулять на Фонтанку, плавали на каметах в Петергоф, ели мороженное, мама целовала меня, папа маму, а я их обоих. Самое обидное, что я сейчас не могу ничего сделать. Отец ни с кем не разговаривает, делает вид что живет на планете, с которой в раз исчезли люди. Как буд-то все невидимки. А отношение ко внешнему миру мамы-ты видел.
 Теперь ты понял, как счастливо живешь?- глядя перед собой задумчиво сказала Фея. Теперь понял – ответил Лелик, и утешая, погладил ее по спине.
 В дверь комнаты, где они сидели, врезался сильным ударом топор.
- О, Сеня Раскольников выспался, началась кровавая бытовуха – невозмутимо сказала Фея.
- Ладно пошли экскурсия закончилась.
 Пока Фея говорила, топор врезался в дверь под жуткие вопли « УБЬЮ ****Ь» еще два раза. Острие топора на одну треть показывалось с внутренней стороны двери. Лелик тихонько повернул ключ в замке и дождолся когда топор снова врежется в дверь которую он держал ногой. Как только топор врезался, Лелик быстро дернул на себя дверь и в прыжке снова правой рукой отправил дядю Сеню спать.
 Взяв спящего дядю Сеню за шиворот, он заволок его в его комнату и каким-то тряпьем привязал его к кровати. Чтоб не кого не убил – пояснил Лелик. У тебя такой сильный удар или он так пьян? – поинтересовалась Фея. Подбородок центр тяжести в человеческом теле. При прямом попадании в него, человек автоматически подает на пятую точку. К тому же он сильно пьян – ответил Лелик. Укрыв накидкой с дивана спящего отца и сунув в карман трико сто долларов, Фея пошла к выходу. Лелик выдернув из двери топор, вышел следом.
 Платить за квартиру – это все что я могу для них сделать – говорила Фея, спускаясь по лестнице. А кто просил о помощи, когда дядя Сеня торобанил в дверь – спросил Лелик.
 Тетя Шура. Она уже слишком старая и одинокая. Ни кого нет, всех уже схоронила. Когда – то преподавала русский язык в школе где я училась, была моей классной руководительницей. А сейчас только и ждет когда утро наступит. Когда дебош пьяных упырей кончится и можно будет выйти в магазин за продуктами, приготовить их в своей комнате на электроплите и успеть поспать до следующей вакханалии живых мертвецов. Живет в постоянном страхе. А ты говоришь «Человеческое счастье». Так что наслаждайся жизнью счастливчик – ответила она.
 А как же милиция. Ведь можно что-нибудь сделать.
Милиция. Шутник. Тут если кто остался, то все такие же алконафты как дядя Сеня. Это уже не дома, а сквоты. Притоны для всякого сброда. Этот дом с краю, поэтому так тихо. А зайди чуть поглубже, и тут же будешь раздет, изнасилован и убит через повешание, какими-нибудь малолетними убийцами – беспризорниками, которым по фигу, милиция ты или налоговый инспектор ошибшийся кварталом. Питер он разный. Очень разный. Но в основном «колючий» - объяснила Фея.
 Пройдя мимо мусорных баков, Лелик выкинул в один из них топор и обняв Фею побрел в сторону дороги ловить такси.
 Машина ехала по почти потухшему городу. Фея предварительно позвонив кому-то по мобильному и сказав адрес таксисту, объяснила Лелику – сейчас заедем к одному очень хорошему человеку. Попьем чай, поговорим в теплой обстановке. Тебе он понравиться. Он молодой дьякон в небольшой церквушке помогает батюшке – настоятелю вести службу. Он можно сказать наставник нашей «семьи». Знаешь когда кому-нибудь из нас плохо, что-то тревожит, что-то угнетает, мы прямиком к нему. А после «дома детства» я всегда к нему, если не приеду, мне прямо жить не хочется. Он всегда найдет слова которые так необходимы.
 В воздухе повисла пятиминутная пауза, после которой Лелик сказал – знаешь, если Питер в основном колючий, то Москва в основном справедливая. Я только сейчас это понял. Может быть я ошибаюсь, но мне кажется, что Москва очень четко фильтрует людей. С злодеями происходят такие же злые вещи как и они сами, а у хороших людей потихоньку все налаживается. Понимаешь, не может с хорошим человеком случиться бессмысленное зло. Ну, там, возвращается вечером домой а его просто так раз и попинали люди идущие за пивом. Да или вот например которые приезжают в Москву трудиться и жить. Те которые с плохими намерениями, ну там разбоем промышлять, или сделать ограбление, которое обеспечит их на всю жизнь, или выйти за муж по расчету, или за счет предательства ближних вылезти по головам вперед. Так вот, таких Москва опускает в миг в тюрьму, в нищету, в болезнь, в смерть. А те кто с хорошими намерениями, тот долго мучаясь, добивается того, о чем и мечтать не могли люди с плохими намерениями. Город Первопрестольный, понимаешь? И еще у меня в голове крутиться такой вывод – ощущение, что Москва – это город для обычной может немного обыденной жизни, а Петербург – город для веселой смерти.
- Это точно – угрюмо сказал таксист и добавил – просто везде уже поняли что всю жизнь в удовольствиях не проведешь и что фраза « за удовольствия надо платить» имеет намек не только на финансы. Везде поняли, только не в Питере. Всю жизнь ищут удовольствий, ломая все вокруг себя, как косолапые медведи в темноте. Корни, все корни. Как были город безголовых, вечно пьяных матросов и вшивого рабочего класса набранного из деревень, так и остались. Только самомнение с пустого места с детства привито. Выговорившись, таксист стал еще мрачнее.
- Секундочку господа. Позвольте поинтересоваться, вы давно живете в Питере – обратилась к шоферу и Лелику Фея.
 Я вообще здесь не живу, я сюда бомбить приезжаю. Машина кормит – ласково погладив руль, угрюмо ответил шофер. Так, а я, это, тоже промычал Лелик. Ну так вот – продолжала Фея. Я здесь родилась, выросла и живу до сих пор. И живу не потому что не могу уехать в более счастливые края и захлебнуться там от удовольствий, за которые мне доже платить не надо будет. А потому что я знаю каждый закоулок, каждую собаку в этом городе, и все эти закоулки с их помойками, бомжами и собаками я люблю. Я прожила здесь много счастливых моментов, здесь много замечательных людей и событий. Да, говна в городе много, но и добра не меньше. В любом городе много хорошего и плохого. На Москву тоже можно посмотреть с трех вокзалов, а можно от Храма Христа Спасителя или с Поклонной горы. Все во власти Божьей. Для Него человек, не зависимо от города человек. Люди все разные и всех под одну гребенку не причешешь. Так что держите свои поверхностные мнения о моем городе при себе. Фея запалилась и немного была раздражена.
 Ты даже когда злишся прекрасна – сказал Лелик, и обняв ее обеими руками, начал зацеловывать ее лицо. Фея наигранно сопротивлялась, морщилась и смеялась как ребенок.
 Машина остановилась у девятиэтажного панельного дома. Через минуту они звонили в дверь.
 Дверь открыл юноша по виду лет двадцати. С короткими русыми волосами и голубыми глазами. Одет он был в простенький свитер, из под которого выставлялся ворот рубашки, в обычные брюки и тапочки. Он улыбнулся и пригласил войти. Это Дима – мой друг, Дима – это Лелик – тоже мой друг – сказала быстро фея и, скинув туфли, прошла в комнату. Ребята пожали друг другу руки.
 Заходите. Кухня у меня маленькая, будем пить чай в зале – спокойно пригласил Дима. Аккуратная, более чем скромная, однокомнатная квартира. Минимум мебели, многочисленные полки с книгами, круглый стол посреди комнаты и в углу у иконок зажженная лампадка. Приготовив чай, и разлив его по чашкам, Дима с ребятами сел за стол.
 Дима – начала Фея – я бы хотела с тобой поговорить на тему «бессмысленное зло», в контексте «схорошими людьми не происходит бессмысленного зла». Ну, там, идет хороший человек с работы домой, а его «веселые ребята» просто так попинают, и пойдут дальше за пивом. Видишь ли Ира – начал отвечать Дима. ИРА, ее настояшее имя ИРА . Это еще красивее чем Фея – подумал Лелик.
 Дима продолжал, – я не сведущ в этом вопросе. Но надо сказать, что все имеет смысл. Все промысел Божий. Каждая деталь, каждая мелочь промысел Божий, и в этом промысле нельзя сомневаться. Нужно веровать в него и принимать не робща. Как должное. Понимаете, на первый взгляд может казаться, что это бессмысленно и несправедливо, но после того, как «веселые ребята попинают», может быть мысли человека пойдут в другом направлении, или человек что-то поймет, что-то решит для себя. В общем произойдет что-то такое, что без этого происшествия бы не произошло. И это произойдет для пользы человека, спасет его от чего-то плохого. Произойдет по милости и человеколюбию Божьему. И если так случилось, значет так надо. И за все надо благодарить Бога. За все. И тогда будет все хорошо. Отхлебнув чая, он продолжил,- мне думается, что проблема нашего времени в том, что все, и плохие и хорошие отошли от Бога. Поверили в «случай», потому что перед случаем, нет обязательств и ни надо над собой работать. Когда с людьми что-то происходит, не угодное их «Я», они не думают почему и для чего так произошло, и не молят Бога, что бы он просветил их ум, а хулят Его, хулят случай, жизнь, и начинают плясать под дудочку лукавого, пуская в душу ненависть, гнев, отчаяние и прочие душегубства. На это сугубо мой помысел. Который не исключено хульный.
 Лелик ощущал как от Димы исходит какой-то мир, согревающий душу. Казалось, спокойный глубокий взгляд видит тебя насквозь. И какая-то чистота мысли. Светлый ум неспеша уводил собеседников в правильном направлении. Для столь юного возраста он развит не по годам – думал Лелик.
 Они сидели пили чай, говорили о многих проблемах насущных, и о православном видении на эти проблемы.
 Вскоре Лелик и Ира начали собираться домой. Они оделись, попрощались с Димой и пошли.
 Они вышли из подъезда, и вдруг Фея резко от него отбежала и замерла.


 Фея повернулась к Лелику лицом и улыбнувшись, сказала,- все могло бы быть – начала искриться ярким рыжим светом и распадаться на лучи.
 Лелик раскрыв рот не верил глазам. Все вокруг залило белым светом. Перед глазами пронеслась обрывающаяся кинопленка огромного размера. После того как кинопленка оборвалась, и шум кинопроектора смолк, перед Леликом возник президент соединенных штатов Америки Джорж Буш сидящий в кресле в костюме балерона с венком из осенних листьев на голове. Президент сказал, – а ты как думал,– сделав лицо человека дающего ребенку конфету. И вдруг закидывая голову вверх и щуря от смеха глаза залился хохотом. Белый свет залил все вокруг, в том числе Джорджа Буша. Глаза Лелика разомкнулись, и он увидел стеклянный потолок балкона за которым ярко светило солнце. Ему резало глаза, и зажмурившись, он перевернулся на бок. Разглядев за порогом балкона большую темную комнату, Лелик преодолев головную боль, встал на ноги и шатаясь пошлепал с балкона. В комнате на белом диване перед потухшим камином спали близняшки Настя и Юля, сложив друг на друга ноги. Лелик отыскал одежду с сумкой и ботинками, оделся и вышел из дома. В его голове была одна мысль, – дойти до цирка и отыскать ее. Всем своим существом он утешал себя, что это не сон, что просто он выключился, и какое-то звено вылетело из памяти.
 Во дворе особняка, среди истоптанного ногами сада, на пластмассовом белом стуле, сидел Большой У-У-У. Большой посмотрел на него из под лобья и махнул Лелику рукой. Лелик в ответ махнул ему, и со словами «враг не пройдет» открыв дверь в больших воротах вышел из сада и потопал по лесу, успокаивая себя что если «машина» для убийств с расстроенной психикой по имени Большой У-У-У оказался реальным, то и все остальное тоже не сон.
 Дошагав до места где должен быть «Цирк», он от недоумения, встал как вкопанный, уставившись широко раскрытыми глазами.
 Взору Лелика предстал пустырь среди леса, усыпанный всяким мусором с симметрично разбросанными черными пятнами умерших костров. Ничего. Никаких палаток. Никакого купола. Из людей в далеке возле еле тлеющего костра на матрасе спал только волосатый подросток раскинув руки. Подойдя к нему, Лелик увидел в его руке набитую упаковку «Мамбы» которую он сам когда то вложил ему туда. Взяв из руки подростка «Мамбу» и со страхом что все отчего он бежал догнало его, резко сунул ее в карман.
 Не может быть – думал он – надо вернуться к близняшкам. Может быть они знают Фею, Атлэ Машу или Теплого с Торпедо. Сержа должны знать, он ведь яркий, везде суется. Лелик побрел по лесу отгоняя от себя плохие мысли, непонятности и насекомых. Шел около двух часов, вдоль и поперек исходив периметр в котором должен быть дом. Но даже близко ничего не нашел. Ни дома, ни кабеля протянутого к Цирку, ни асфальтной дороги. Только Питерский осенний лес под порывами ветра засыпающий Лелика редкими желтеющими листьями.
 Лелик оцепенел. Вот так, – смертельным приговором раздалось в его голове,- Я потерял ее.
 Немного постояв, он стал выбираться на шоссе, в надежде, что хоть его он найдет. Пройдя через место, где когда-то был «Цирк», пройдя по лесу и грунтовой дороге, он вышел на шоссе, по которому оживленно мчались автомобили. Разобравшись в какую сторону ехать до Петербурга, Лелик начал ловить попутную машину.
 Через двадцать минут поворотником замегала девятка. Открыв переднюю пассажирскую дверь, Лелик заглянул в кабину и узнав что его подвезут да города сел в машину.
 Водителем оказался разговорчивый веселый мужчина лет пятидесяти. Он постоянно о чем-то говорил, и во все замешивал здоровый оптимизм.
 Как ты на этом участке дороги оказался –то, – спросил он.
 Бродил по лесу в поисках счастья. В городе начал искать с Невского проспекта. Все искал и искал, шел да шел. Так до леса дошел, думал, может, оно в лес убежало. Побрел по лесу и вышел к дороге – отшутился Лелик.
Ну и как? Нашел? – весело спросил водитель.
 Думал что нашел. А оказалось что-то другое и это другое так лягнуло копытом в лоб, что я до сих пор не могу понять «Что это было» - задумчиво ответил Лелик.
 Все осень. Она поит своим непонятным коктейлем из чувств и эмоций, после которого дико хочется любви и счастья. А потом она указывает путь. Заставляет делать так, как ей хочется. И только когда она уходит, величественно взмахнув своим желтым плащом, оставляя за собой серую лысую реальность, только тогда ты понимаешь, что она с тобой просто флиртовала.
 Она имеет разум – спросил Лелик.
 Да.
 Осень – это единственное время года с разумом. Она сама по себе. Она каждый год не повторима, никогда не знаешь, что от нее ждать. Но она никогда ни пройдет мимо, оставшись к тебе равнодушной. И ты не сможешь затаиться, чтобы она не услышала твоего дыхания.
 Зима – это наркоз. Все живут в спячке, не смотря на активный образ жизни. Весна – это волна, неразумное бешеное цунами, которое на физиологиеском уровне приводит тебя в чувства после зимы. Лето – это целая жизнь, оно не само по себе. Оно в нас, а мы в нем. Понимаешь?
Понимаю – промычал Лелик, все еще не оправившийся от шока, пытаясь свести концы с концами в своей голове и обсолютно ничего не понимающий из слов шофера. На все можно смотреть под разными углами. Но как не смотри жизнь прекрасная шутка – щуря глаза промурлыкал водитель.
 В голове Лелика крутились следующие строчки:
 
 Я был в аду.
 От адских мук сорвало крышу,
 Из ада выгнали меня.
 С тех пор ищу пристанище,
 Ну хоть какую-нибудь нишу,
 О рае речи быть не может и в ад уже нельзя.

 Недавно повстречал Адама,
 Он с девушкой какой-то был,
 Она тащилась рядом вяло,
 Он Евой звал ее, а сам все время ныл.

 Вот так брожу, как ветер в моем мозге,
 Не понимаю ничего и не мечтаю впредь,
 Хочу только достать досок и гвозди,
 Распять себя и тихо умереть.
 
 Машина въехала в Перербург. Лелик разглядывал из окна город и испытывал к нему непередаваемое чувство неприязни. Питер нагонял какой-то мрак и холод. Лелику хотелось выйти из машины и побежать обратно, от этого города подальше. Бежать и кричать. Он ненавидел Петербург, он его боялся. Лелика захлестывали обиды и огорчения. Он едва сдерживался от слез. Он не смог свести концы с концами в своей голове и понял что кто-то или что-то, над ним очень жестко поглумилось. Кто-то дал ему начать строить «счастливый мир» а потом взял и украл его.
 Собрав себя внутри «в кучу», Лелик сделал безэмоциональное лицо, и зажевав «Мамбу» уставился в окно. «Naturalich осень». Поиграла! – подумал Лелик и выключил мозг.
 Уговорив водителя подвести его до Московского вокзала, он купил билет в купейный вагон и через некоторое время пялился из купе на пирон, пожевывая выключенным мозгом «Мамбу».
 Лелика не покидало странное ощущение: толи он был в этом городе, толи не был. Люди – призраки. Не название ресторана кафе, клуба, ни адреса кого-либо он не знал и не помнил. Машина, новое место, машина, новое место. Он запутался в числах и не мог подсчитать сколько дней сдесь находился. Да и не хотел считать, ведь для того, что бы считать, нужно включать мозг, а как только включатель щелкнет, его тут же вырвет от горя.
 Он просто жевал «Мамбу», и смотрел на пирон города Санкт – Петербурга. Он сидел в купе, пока один, с закрытой дверью.
В дверь постучали, дернули ручку, и гремя роликами дверь открылась. Здравствуйте – услышал знакомый голос Лелик. Он повернул глолову и от удивления из отвисшей челюсти вывалился здоровый кусок обслюнявленной химической конфеты «Мамбы».
 Это была Фея. Глядя на Лелика, она улыбнувшись сказала – я так хорошо сегодня выгляжу или до этого вы придерживали челюсть рукой. Лелик не мог выдавить ни слова. Он хотел что-то сказать, но забыл включить мозг. Меня зовут Вероника, я еду до Москвы домой – сказала кокетливо девушка, убирая сумку в багажное отделение. А меня мамба, то есть Лелик. Я тоже это самое ну домой в Москву, выдавил захлебнувшийся в радости Лелик. А ты меня не помнишь? – спросил у девушки Лелик. Вас ну как ни помнить. В глубине души, ваше лицо всегда присутствует, как эталон идеального мужчины. Сверх-мужик – самый добрый, самый умный, самый обходительный. Я как вас увидела, у меня сразу волнение в низу живота такое поднялось. Что я уже решила, либо я вам сейчас отдамся, либо от этого волнения меня сейчас вырвет. Изобразив тошноту она добавила – дайте срочно целлофановый пакет. Закончив театральное представление Вероника рассмеялась. Ну а вы, сами-то меня, узнаете, лукаво моргая большими ресницами, спросила она. Ну, как вам сказать – начал Лелик – начну по порядку. Вы прошли очень тяжелый жизенный путь. Пришли к неплохой работе и верным друзьям, которых вы называете семьей. В данный момент вы одиноки, и вам действительно до тошноты хочется чтоб вас кто-нибудь как следует от имел, пусть и не сверх-мужик, а хотя бы средний мужичок с двух дневной щетиной и нормальной мужской эрекцией.
 Истерический хохот раздался в лицо Лелику. Девушка сказала – вы оригинал. Редко кто так начинает охмурять женщину. Я даже не знаю, закричать насилуют, или продолжить нашу столь интелектуальную беседу – и продолжила смеяться. Обычно так на самок реагируют мачо весной, как мыши в Бухенвальде на крошки хлеба. Но сейчас же осень. Время романтиков и поэтов. А с вами Лелик, творится «Нонсонс».
НОНСОНС, не иначе продолжая хохотать, сказала Вероника.
 Я тебя люблю – встав на колени, серьезно сказал лелик. Меня – так же серьезно переспросила девушка, и оглянувшись по оба плеча, убедившись что это адресовано ей, снова захохотала.
 Вы знаете мне кажется что я вас уже тоже – сквозь смех отрывисто сказала она. Успокоив смех, она серьезно задала вопрос. Вы не боитесь, что я не женщина, а стихия. Их взгляды пересеклись. С этого момента смех и вообще, какой либо юмор умер.
 Я знаю – сказал ей Лелик.
 Я знаю, что ты знаешь, – сказала она и дала поцелавать себя в губы.
 Дальше все развивалось как в нормальном советском рамане семидесятых годов. Посидели в вагоне ресторане под взаимный кошачий флирт. Нормальному коту и январь март. Потом томные, дрожащие поцелуи в шею и не только, в полутемном купе к ним так никого и не подсадили, и они ехали вдвоем в четырехместном купе.


 Лелик ни как не мог понять. Ведь это же была Фея, моя Иришка, вела себя также, голос, манеры, но не было в ее жизни тяжелого пути, и не было у нее никаких друзей, за исключением нескольких подруг, которых она назвала циничные стервы. Она обычная московская девушка, из хорошей семьи. Нет у нее никаких спившихся в Питерском полусквоте родителей, и не было. В Питер она ездила как туристка, в первый раз.
 Иногда во время беседы, Лелик чувствовал себя сумасшедшим. А фраза Вероники,- А ты фантазер – стала тривиальной. И все-таки ощущение, что она его очень хорошо знала и что-то утаивала, не покидало Лелика. Но он гнал это ощущение прочь, списав его на Параною, вызванную тяжелым реалистичным сном, которому способствовали бифитер и бабушкино печенье.
 Да и все было не важно, ведь она была рядом.
 
 Ночь. В дверь купе кричали Москва. Лелик выглянул в окно и увидел перон Ленинградского вокзала. Вскочив и начав судорожно одеваться, он вдруг резко замер, оглядел купе и понял, что кроме него никого в нем нет.
 После бесполезного расспроса проводницы и долгих поисков на перроне и вокзале, Лелик снова выключил мозг и начал жевать мамбу.
 Он не хотел ехать домой. Он хотел, куда то безостановочно мчаться. И машинально дойдя до Ярославского вокзала, прыгнул в первую попавшуюся электричку и поехал «куда-нибудь».
 На улице светало. Небо было безоблачным. Вскоре вылезло солнце, и проносившиеся в окнах чуть пожелтевшие деревья ярко заливались визгливым смехом. Он ехал долго, пока электричка не остановилась у очередной платформы, и он не вышел. Электричка умчалась. Лелик огляделся. Кроме платформ с двух сторон железнодорожного полотна, вокруг были только деревья. Он сошел с платформы и пошагал в лесок. За небольшой лесополосой открылось его взору бескрайнее поле. Лелик начал бегать по полю и громко кричать. Кричать просто так. Его мозг был выключен, поэтому он кричал просто так.
 Просто так бегать и кричать. Набегавшись он рухнул на землю, лег на спину в редкую полумертвую траву и раскинув руки и ноги уставил широко раскрытые глаза в небо.
 Какое красивое небо-подумал Лелик, погружаясь в сон, опьяняемый свежим воздухом и зовущим его небом.
 Попытавшись бороться со сном Лелик попытался включить мозг, но мелькнувшая мысль о том, что мамба действительно его любит, заставила его выключить его обратно.
 Его глаза слиплись. Лежа на спине в поле, с раскинутыми руками и ногами, легко сжав в кисти мамбу, Лелик уснул, как тот волосатый подросток, лежавший на матрасе в Питерском лесу. Наверно он тоже наигрался с осенью – подумал о нем Лелик, и ушел в глубокий сон.
 Он открыл глаза от того, что из его руки кто-то взял начатую упаковку жевательных конфет. Открыв глаза, он увидел перевернутое лицо своей Феи, своей Иришки. Она сидела у его головы с поджатыми ногами, и обняв руками его голову, горячо поцеловала его в губы.
 Лелик раскрыл глаза и понял, что это был сон. Он заметил что лежит в поле, просто усыпанном желтыми и красными листьями. Он посмотрел в верх, и во все небо он увидел ее лицо.
 Кто ты? – тихо спросил Лелик. Я. Осень. Твоя любовь. Я та, которая не сможет рожать тебе детей.
 -Я Фея с которой у тебя не будет последнего и одновременного пятнадцатитысячного оргазма, потому что я не сплю с мужчинами у которых двухдневная щетина и пятнадцатисантиметровый член. И захихикав, лицо исчезло.
 Взору Лелика предстал голубой, как Жириновский, шатер неба. Бескрайний и безоблачный. Он лежал в таком же бескрайнем море листьев, ощущая приятное удивление от романа с Осенью.
 Лелик снова открыл глаза. И убедившись, что на этот раз это точно не сон, огляделся вокруг.
 Он лежал все в том же поле полумертвой травы. Не было никаких желтых листьев. Я просто уснул – подумал Лелик и посмотрел в руку. Мамбы в руке не оказалось. Поднявшись на ноги, далеко-далеко он увидел фигуру кокого-то человека. Наверно он ищет свой цирк. Наверно он из Петербурга. И наверно он когда-то вложил мне в руку, эту Мамбу, а сейчас забрал-подумал Лелик, и отряхнувшись побрел по полю.
 В его кармане зазвенел мобильный телефон. Он суетно выдернул его из кармана и очень удивился, что это телефон Феи. Разложив телефон «пудреницу» и приложив ее к уху, Лелик сказал,- Алле.
 -Я люблю тебя, сказал ее голос,- и в трубке забились в конвульсиях короткие гудки.
 -Я схожу с ума на почве одиночества или в меня действительно влюблена Осень – подумал Лелик.
 Широко размахнувшись, он выбросил телефон в поле, и ощущая спиной ЕЕ влюбленный взгляд, улыбаясь пошагал дальше.