Жил да был человек один, молодой такой. Ну, как подобает молодому человеку в наше время не лучшее, самому быть не лучшим. Повесил он на себя ярлык сатаниста избранного и пошел зло творить глупое. То диск в переходе сопрет, то бомжика невинного матом обложит, что того кондрашка хватит от такого насыщенного лексикона, то накурится, под предлогом голос поправить, чтоб тявканьем своем детей пугать, то выпьет фигни ларечной и пойдет под фонари орать, мол взрослый такой, пить ему можно… Так и жил он, наушниками от мира заткнувшись, да плакатами мрачными занавесившись. Депрессия была у него, типа никто его не понимает, все кругом лохи позорные и ни фига в жизни не смыслят! Со скуки стал иглоукалываниьем да кровопусканием баловаться, а там и до пирсинга дошло.
Так бы и жил, впрочем, если бы не угораздило его за бугор уехать, мол достало все! Приехал он за бугор, значит, и там ему, избранному, плохо. Кормят сволочи говном каким-то, на каждом шагу обчистить норовят. А тут, опаньки, экскурсия подвернулась на гору какую-то, говорят святую. Ну, нам-то над святынями глумиться - не привыкать, так раз в жизни шанс дается историческое место библейское осквернить! Ну, потопал он на гору эту, значит, ночью. И там покоя не дали, бедуины вшивые верблюдов предлагали, будто не на горе святой, а в публичном доме живут. Наушников с собой не было, так ушки нежные ветерком-то холодненьким и надуло. Заболели ушки… Фонарик сел, мол не по пути сатанисту избранному со светом, пусть даже электрическим. Ну ничего, человечек наш упрямый был, да желание на вершине святой нагадить не утихало. На полпути и цыплята, что были им нагло унесены в огромном количестве из под носа у повара нерусского и в одно жало съедены, наружу попросились. Ну пусть погуляют, ладно, мы же не совсем такие злые уж, чтоб столько кур взаперти держать. Дойдя, до вершины, копыта тихонько отвалились, да и желания мерзопакостного плана пропали. Что то цыплята опять наружу попросились… Стоп. Какие нафиг цыплята? Избранный-то наш уж давно их всех отпустил. Значит не цыплята это. Что-то бедуины там впаривали, мол грехи отпускаются на вершине той. Ну пришлось и грехи все отпустить вслед за курочками. А чего, мы ж люди не злые совсем, зачем вообще кого-то взаперти держать? Теперь герою нашему ни пить, ни курить, ни буянить, ни материться, ни осквернять… вообще ничего делать не хотелось.
Задумался он, капитально задумался. А не поменять ли в жизни своей что-нибудь? А менять что-то надо, однако. Да и сатанистом быть теперь не так понтово… А коли грехов нет, так, может, их не делать впредь? Поверив в Господа, да чудо светящегося куста узрев, стал наш герой на путь праведный, и низверглась депрессия его, и исчез мрак в душе его. А как на родину свою вернулся он, пришел ангел к нему и, поцеловав уста его, подарил счастье истинное, имя которому любовь, да крест тяжкий, имя которому терпение. И понял герой наш: либо бросить крест и к депрессии своей вернуться, либо счастливым быть, да крест нести. Такова жизнь, друг мой!
Да не так проста жизнь эта. Расстался герой наш с ангелом своим, ибо ангелы порой имеют нечеловеческие запросы Но не пришла депрессия к нему, ибо крест – то он не бросал, это крест не выдержал. А счастье осталось. Вот такой вот случай был.