Плутарх рассказывает, что Антиох Первый Сотер, второй царь цирийского эллинического государства Селевкидов влюбился в Стартонику, жену своего отца Селевка, и, будучи не в силах совладать со страстью, искал способ покончить с собой. Узнав об этом, Селевк отдал Стартонику в супруги своему сыну.
========================================
Ушли... Слуга погасил светильники и безмолвной статуей замер у двери. Бесстрашный в бою, беспощадный к врагам, бесшабашный с друзьями, основатель могучей династии, великий Селевк Сотер сидел за столом, подперев тяжелую голову руками. Да, он сделал то, что должен был, то, что передали ему через Пифию боги. Почему ж ему не стало легче? Или Пифия солгала?.. Или жрецы не правильно истолковали прорицание?.. Царь задремал, а услужливый проказник Эрот принялся прокручивать хронику его любви.
... И вот он увидел ее в череде только что приведенных рабов. Она была горда, но недельный переход через пустыню сделал свое дело, и в ту же ночь она стала его наложницей. Что не могли сделать золото и драгоценности, то сделали песок, ветер и Солнце. Она пришла к нему как простая рабыне, а не как Стартоника, дочь непреклонного Ратила. Сколько сил, денег и жизней Селевк принес в жертву царской прихоти - поставить наглого отца красавицы на колени, и ему это удалось - Ратил опустился перед ним, но не с покорно опущенной, а с отсеченной головой. И все из-за того, что тот отказался отдать Стартонику ему, великому Селевку, в жены.
Она вошла к нему, и он знал, что ее рука под туникой сжимает его смерть, смерть убийцы ее отца. Он не боялся... он столько выстрадал сам, столько жизней загубил ради одного поцелуя этой девушки, что его собственная смерть была бы ничтожной добавкой к уплаченному. Он обнял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал. Удара не последовало. Кинжал звякнул о мраморные плиты залы, а в следующий момент ее рука юркой гюрзой обвила его шею.
Он любил ее всю ночь. Любил, как никогда до этого не любил никого. И она откликалась на его любовь, каждым волоском, каждым суставом, каждым вздохом и каждым стоном. А утром он вознес молитву великой Киприде и назвал Стартонику своей женой и царицей могучего государства Селевкидов...
Он открыл глаза. Как всегда, в эту минуту лица всех студенток были устремлены к нему, дыхание задержано. В аудитории – тишина. В каждой паре голубых, как горные озера, зеленых, как первые весенние листочки, карих, как сандаловое дерево, черных, как опалы Нифиртити, глаз он читал восхищение. Оно стекало со слезинками, струилось с кончиков ресниц, читалось в полуоткрытости ртов, а он намазывал это восхищение себе на душу широкими мазками, плотоядно обходя лица девушек взглядом опытного ловца.
- Так, на сегодня достаточно, с Селевком мы закончим в следующий раз. – По аудитории разбежался вздох разочарования.
Девушки и юноши стали расходиться, а он картинно, как будто все это его не касается, принялся собирать свои листочки, которые были принесены и разбросаны по столу специально для того, чтоб их небрежно собирать в конце лекции. Он затаился и ждал. Опыт подсказывал, что ждать он будет недолго.
- Извините, профессор, у меня есть несколько вопросов по... – он оторвался от бумажек и посмотрел на что-то рыжеволосо-зеленоглазое в узких джинсах и обтягивающей блузке. Существо смутилось.
- Да?.. – как будто рассеянно спросил он.
- По... – существо явно боялось сморозить глупость, он не спешил на помощь. Наконец, существо спряталось за парой спасительных стеклышек, очки придали ему смелость, и оно закончило, - по Вашей работе о трактовке Плутархом вопросов педагогики и ее связи с государством, - на одном дыхании закончила она.
Теперь он взглянул на нее с интересом. Эта была его первая серьезная работа. Она не принесла ему славу, но помогла заявить о себе. Почему такое очаровательно создание упомянуло именно ее? Чтоб польстить маститому профессору?
- Я с удовольствие отвечу на все Ваши вопросы. Сегодняшний вечер у меня как раз свободен, так что... – он сделал, тщательно рассчитанную и проверенную поколениями девушек, паузу, - если Вы доставите мне удовольствие и разделите со мной мой скромный холостяцкий обед...
- О, ... такая высокая честь... так неожиданно... Нет. Я вряд ли достойна... - опустив глаза, пролепетала она.
- Вот и договорились. Жду Вас в семь. До вечера.
Осталось спросить у какого-нибудь студента, как ее зовут, и захлопнуть за Сарой клетку.
... На радостях Селевк закатил пир, какого еще не видывало государство Селевкидов. Чего тут только не было – столы ломились от всевозможных кушаний и напитков, разнообразные жонглеры, танцоры, факиры, йоги и заклинатели змей сменяли друг друга, в толпу сыпались потоки денег. Царь умел пировать.
И только юный Антиох, сын и наследник, не был весел. Юноша был красив и пользовался неограниченной любовь и доверием отца. Десятки пар девичьих глаз, не отрываясь, смотрели на него. Но он их не замечал. Как не замечал ни кушаний, ни напитков, ни артистов. Он полюбил Стартонику с первого взгляда, как только отец представил невесту собравшимся. Стройная, смуглая, с волосами, изумительно черного цвета, она была неописуемо хороша в белых шелках, покрытых узором из золотых нитей и дорогих камней. Будущая мачеха улыбнулась Антиоху, нежно провела маленькой ручкой по его кудрям, и он растаял, как лед, который привозят дикие скифы под беспощадные лучи Солнца его Родины. Черные мысли, одна мрачнее другой, собирали в складки лоб юноши. И только один человек заметил это...
Обед прошел как нельзя лучше. Девушка сменила джинсы и блузку на коротенько красное платьице, роскошные, рыжие от природы, волосы были собраны в строгую прическу. Хозяин же был одет, как ему казалось, просто, но с шиком - твидовый пиджак, шелковая блузка и шейный платок.
- Моя дорогая Леди, что же Вас привлекло в моей столь ранней работе? – Вальяжно расположившись в кресле, начал профессор. Он только что налил девушке Порто урожая 1978 года, а себе коньяк, и теперь его рука была занята бокалом, а мысли тем, как же подступить к девушке.
- Меня заинтересовала эволюция во взглядах на воспитание детей, - серьезно начала она, при этом очки брызнули на профессора игривым отсветом. – Я хочу сравнить взгляды Плутарха, Пистолоцци, Монтеня и Макаренко. Но... – запнулась она вдруг.
- Хм... весьма самоуверенное заявление, young lady. Что ж, но?
- Но... мне показалось, Вы меня пригласили не за этим, - она провела рукой по волосам, и прическа рассыпалась огненным водопадом.
Профессор удивился во второй раз. Такого с ним еще не было.
- Что омрачает тебя, о великий Антиох Сотер? Не кажется ли тебе, что Стартоника больше подходит тебе, чем старику?
Старая лиса, Тиций, знает когда, как и к кому подойти. Он ненавидел Селевка всеми складками жира, так обильно покрывающего его римское тело. Все государство Селевкидов знало об этом, но Тиций окутал свою ненависть таким плотным саваном лести, подкрепленной такими дорогими подарками, что ни сам Селевк, ни его шпионы не могли подкопаться.
- Великий Селевк, конечно, завидный куш для любой принцессы-рабыни... Но Стартоника слишком уж хороша... Ей нужен кто-то помоложе и понежнее. Эх, мой принц, кабы Селевк не был бы твоим отцом, я бы сам освободил Стартонику для тебя... Но, увы...
Тиций пристально наблюдал, как гнев, обида, ненависть и тоска попеременно искажают лицо юноши. Если б римлянин подставил ухо к самым губам принца, то услышал бы скрежетание боли - “Я убью тебя”. Но Тиций был староват и глуховат и поэтому, ничего не слыша, продолжал аккуратно подливать яд в затуманенное сознание юноши.
- Только представь, о мой Антиох, как эти заскорузлые лапища, привыкшие к ветрам и пескам, к мечу и сбруе, будут сдирать шелковую кору с этого эбонитового деревца. А?...
Антиох сжал рукоятку меча, резко встал и вышел... Тиций покачал головой и показательно вздохнул – “Молодо – зелено”.
Честно говоря, профессор так и не успел сообразить, как Огненная Сара, так он стал называть ее, добилась от него предложения. И всего за месяц. Когда, приглашенные на свадьбу, коллеги удивленно вскидывали бровями, он только потерянно пожимал плечами, как будто говоря: “Ну... Сара так захотела... что я могу сделать?” Но зато как были хороши всполохи рыжих волос и изумруд глаз на фоне ослепительно белого платья!..
Отгремела свадьба. Прозвучало двойное “I do”. Прокружилось послесвадебное путешествие по Карибам. Начался новый учебный год. Профессор вернулся к студентам, а Сара, надо отдать ей должное, вернулась к учебе. Потекли мирные, размеренные, счастливые семейные дни, скрашиваемые банкетами, поездками в Бостон и ежемесячными посещениями Метрополитэн Опера в Нью-Йорке. Так прошла осень, потом зима. Пришла шалунья весна, с ее нежными листочками, цветущей вишней, голыми животиками и ничего не прикрывающими юбочками. Короче, именно то время года, которое весьма странным образом влияет на маститых профессоров.
Однажды профессор, почувствовав, что ему необходимо срочно увидеть молодую супругу, оборвал лекцию на полуслове и поспешил домой. Первое, что он увидел около дома – машина сына.
Сына ему подарила первая жена. После бурного развода сын появлялся в эго жизни мимоходом, когда ему нужны были деньги, рекомендации, помощь в редактировании какой-нибудь документа, или еще какая-нибудь услуга. Профессор никогда не мог сформулировать свое отношение к сыну. Нельзя сказать, что профессор его не любил. Но, пожалуй, и любовь это назвать было б не правильно. Так или иначе за всю жизнь, профессор не отказал сыну ни разу. Сегодня же, увидев машину сына, он почувствовал приближение приступа бесконтрольного раздражения. “Не мог явиться завтра?..” – с этой мыслью профессор открыл дверь.
Антиох отодвинул тяжелую дверь покоев отца. Туда только что проводили молодоженов. Принц, спрятавшись в темном портике за статуей Посейдона, дожидался, когда гости, провожающие новобрачных по ритуалу к их ложу, наконец, их покинут. Рукоятка короткого меча была такой мокрой, что могло показаться, что потеет меч, а не ладонь принца. И вот, все ушли, оставив только двух стражников. Теперь – вперед, к Стартонике. Выставив перед собой меч, Антиох бесшумно крался к ложу. Хотя, даже если б он шел, специально грохоча, молодожены его вряд ли б заметили. Доносящиеся из-за шелкового паланкина звуки, с головой выдавали то, что там происходило. Антиох дрожал, пот стекал ручейками по лицу, сердце колотилось... Вот, и занавес. Легкий шелк поддался, пропуская метал, потом человека. Первое, что Антиох увидел, была девушка. Лукавая улыбка казалась, подбадривает Антиоха. “Наконец-то, мой принц, ну ж,е вперед” – прочел он в искорках глаз. Тут его взгляд перешел на отца. Отец лежал на спине, закрыв глаза. Всегда серьезное, суровое лицо царя, сейчас было по-детски радостным. Беспомощная, блаженная улыбка украшала рот, безжалостно посылавший на смерть сотни и тысячи людей. Селевк находился где-то за гранью яви. Никогда еще Антиох не видел отца таким. И теперь... один единственный взгляд и все перевернулось. По-прежнему, сжимая меч, Антиох бросился вон из спальни, из дворца, из города. Чей-то конь, на которого принц вскочил, не подумав даже о седле, нес Антиоха вперед в пустыню... к успокоению.
Стая пестрых птицы, разбуженных внезапным вторжением, недовольно взметнулась из-под копыт. Оазис. Принц никогда здесь не был. Вот и хорошо, здесь меня не найдут. Cлез с коня... Брезгливо отбросил в сторону меч, который он все еще бессознательно сжимал. Подошел к озерцу, умылся. Вот, здесь закончатся мои мучения, в этом тихом, девственно прекрасном месте. На какое-то мгновение ему стало жаль себе, но он вспомнил лицо Стартоники, ее улыбку, ее теплую маленькую руку, и ... он вытащил из-за пояса кинжал... взмах... Рука принца взметнулась, но в апогее, совершенно невежливо, оказалась перехвачена железной пятерней.
; Принц мой, что же это ты делаешь? – укоризненно пробасил великан – начальник охраны дворца, вынимая кинжал из ослабевших пальцев.
Принц вздохнул и потерял сознание.
Еще с порога профессор услышал звуки, происхождение которых не вызывало сомнений. Глаза профессора налились кровь – Как посмел этот мерзавец притащить какую-то шлюху к нему в спальню?!! С яростью быка, возбужденного комариными укусами петард, он ворвался в спальню. Огненные волосы Сары разметались по подушкам. Красивый черноволосый юноша с фигурой теннисного тренера с дорогого курорта возвышался над девушкой. Они явно получали удовольствие. Стороннему наблюдателю эта картина показалась бы, по крайне мере, красивой, но профессор не видел красоты. Он видел только два лица – испуганное лицо сына и подернутое досадой лицо жены. Инстинктивно заслонившись от этих лиц, профессор сделал шаг назад, потом еще один, нога неудачно зацепилась за порог, и он с высоты своего почти двухметрового роста рухнул на угол стеклянного столика. Бац! Последняя конвульсия и... тишина.
Сара раздраженно спихнула обомлевшего юношу.
; Я пошла в душ. Позвони в 9-1-1 и убери к чертовой матери свои вещи из моей спальни, - она посмотрело на неподвижное тело профессора. – Тоже мне - Селевк, - с досадой процедила она и захлопнула дверь душа.
Антиох очнулся. Отец был рядом. И Стартоника тоже. Впервые Антиох видел в глазах отца что-то похожее на страх. Старый воин осунулся и, казалось, постарел. Стартоника же смотрела с любопытством и интересом, как будто видела пасынка впервые.
; Отец и Великий царь Селевкидов, - Антиох рухнул перед отцом на колени, - я задумал поднять руку на тебя. Только смерть искупит мою вину.
; Интересно, и что же послужило проводом для таких коварных мыслей, мой принц, - Стартоника обошла пасынка и взъерошила черные кудри.
; Отец, - принц вскинул голову, но, встретив пристальный взгляд отца, опустил глаза.
; Да?
; Я... я люблю ее, - ели слышно выплеснули губы.
; Тогда, - глаза царя блеснули тем огнем, которого остерегался даже сам Кесарь. - Тогда...- царь отвернулся, вспомнил бессонную ночь, бешеный галоп, разговор с Пифией, приговор жрецов, – тогда, забирай ее. И... оставьте меня... Все!!!
Холодные струйки стекали по меди волос, по ложбинке между лопатками, по изгибы поясницы, по округлости ягодиц. Нет, вода не приносили обычное успокоение. Досада переполняла девушку, не давая сосредоточиться. А все так хорошо шло – положение, карьера, деньги... Я ж говорила, маман, что он будет мой, что я сделаю то, что не удалось тебе двадцать лет назад, и не важно, что он мой отец. Он мне должен денег... Все, все свои деньги. Мне и маман... и... всего один шаг... и надо было все так пошло испортить. Но я так устала от его беспомощной любви... Я была хорошей женой... почти целый год не спала ни с кем, кроме этого полу импотента... А тут такая секс машина... Кто ж мог подумать, что петух клюнет его в задницу именно сегодня и именно сейчас... Но все же... я же законная жена. И это – несчастный случай... Правда, придется, поделится с этим придурком... Ох...
... Сильные руки раба сорвали одежду, и она погрузилась, растворилась в этом огромном черном и таком любимом теле, сразу позабыв и о царе, в который раз перелистывающим картинки свой любви, и, о его сыне, опьяненном счастьем, и обо всем цирийском эллиническом государстве Селевкидов.