- Прекрати, меньше будет вони.
- Нет, я её вынюхаю до конца.
(Из переписки)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ЦЕЛИКОМ ПОСВЯЩЕННАЯ ЛЮБЕ П. И ЧАСТИЧНО В.ВЫСОЦКОМУ.
Оскорбленная Люба П. – главный виновник.
Я - честно, не хотел.
Но она своего добилась. Нет, не своего, а моего. Вот такие мужчины: выслушивают женское мнение и делают наоборот.
Началось все банально: со стихотворения, посвященного В.Высоцкому (http://stihi.ru/2005/07/25-579). Прочитав пару-тройку строф, мне вдруг стало невыносимо скучно. Я прекрасно понимал чувства уважаемой Любы П. И поэтому совершенно не понимал чувств своих.
Когда я впервые услыхал Высоцкого, первая мысль: а как это вообще можно СЛУШАТЬ? Я потом сообразил (это, правда, мало помогло эстетическому восприятию), что Высоцкий просто прикидывается лишенным слуха и голоса и посредственным гитаристом ради творческой цели. И в этом оригинальничании он преуспел. По крайней мере, после я услыхал достаточно хриплых голосов, произносящих речитатив или, как это сейчас говорят, рэпсу на разные лады.
Иногда хриплый голос бил в точку (например, пытался изобразить пьяный рассказ на кухне), иногда не очень (хрипло орать о подвигах на войне – это как-то не брало за душу, но в этом тоже был свой смысл), иногда было вообще противно (знаменитые «Эх, раз, еще раз, еще много, много…», что тоже было с определенной целью подстроено, чтоб было противно слушать). Но художник волен изображать так, как ему кажется правильно. И в этом он прав. И пенять ему нечего. Пенять себе должны те, кто пользуется его творениями и не находит кайфа.
И Бог с ними, с правами художника. Важнее, что именно автор изображает, цель.
(Об этом чуть ниже.)
Но тогда мне кое-что нравилось (когда пытался слушать только текст), было смешно, било не в бровь, а ниже. Можно было терпеть многословие. Но особого восторга у меня это никогда не вызывало. Как и теперь, когда Высоцкий вообще перестал быть актуальными и перешёл в иное качество.
Больше вызывали недоумение и слегка раздражали действия властей, все ведь хоть краем уха, но слыхали о тех действиях. Но тогда и эти действия не были в новинку. Более того, не менее достойные люди терпели и не такой кошмар, как запрещенные концерты, вырезанные из субтитров имена, изъятые из библиотек книги... Какие-то неправильные слова даже «простых советский людей» приводили к административным, комсомольским и партийным разборкам (меня, например, оштрафовали на 30 руб., за то, что не по-советски вякал на комиссии, рассматривающей Дело моей беременной жены о несвоевременной прописке. Обычно за несвоевременную прописку штрафовали на 3 руб.). А на анекдоты власти уже вообще не обращали внимания. А иные песни Высоцкого воспринимались не как протест, а как длинные сборники анекдотов (к этому автор, наверное, и стремился, иначе ему было бы хуже).
Да и глупостью властей нельзя назвать тот факт, что они особо не собирались приручать Высоцкого (наверное, не видели в нем потенциального врага; да так оно и было, он не был врагом). Например, выпуском пластинок (все равно ведь его песни модно звучали из каждой форточки), наградами (чтоб особливо не злить) и пр. Но, поскольку все прекрасно знали, что в кознях властей ВСЕГДА присутствовали личностные мотивы (какая там коммунистическая идейность уже с 70-х! Она явно была придумана в ЦРУ), можно было с большой уверенностью говорить, что Высоцкий просто с кем-то Большим не уживался. По разным причинам.
У Любы П., произведение которой и вызвало к жизни эти рассуждения, я вполне резонно спросил: а был бы подобный ажиотаж вокруг имени Высоцкого, если бы ему в свое время дали Ленинскую премию? И, посетовав на свое особое мнение о творчестве знаменитого барда, поинтересовался: а есть ли у него что-то вечное, не злободневное?
Мое замечание было воспринято, как оскорбление святыни. Я был обвинен в глупости, тупости, бездарности, маразматичности. И вообще, блеять рядом с именем Великого Учителя, изваянного в произведении Любы П., на струнах души которого гроздями выросло два неких поколения, мне отныне категорически запрещалось. Люба П., нисколько не сомневаясь, вычеркнула меня из списков и запретила высказывать свое мнение на её странице. В общем, поступила так, как в свое время советские власти поступали с Высоцким. Это, конечно, льстит.
Но это ведь ее проблемы - ограничивать себя. Меня странно поразило одно совпадение.
Если вы, прочтя произведение на религиозную тему, вдруг укажите автору на какие-то недостатки, даже технические, мелкие и несущественные, автор это воспримет как оскорбление даже не религиозных чувств, а Самого Господа Бога. Т.е. свое творчество на подобные темы автор считает безупречным, поскольку там присутствует слово «Христос», «Аллах» или еще что. Святость Бога автоматически распространяется этими людьми и на то место, где начертано Его имя.
Так вот, Люба П. посчитала оскорблением не то, что я там спросил или сказал, не то, что я там не так думаю, а то, что я употребил не тот набор слов и знаков препинания. Это уже фанатизм.
Любопытно еще то, что некоторые рецензенты, высказывая свое мнение о произведении уважаемой Любы П,, даже предлагают оторвать творчество Владимира Высоцкого от человеческой сущности Владимира Высоцкого (полагаю, чтоб он выглядел более свято). Как будто это не его нелицеприятность вызвала к жизни его произведения. Как будто его бытовые проблемы жили сами по себе, а он сам жил в некоем творческом вакууме, в плавающей в помойном ведре стерильной пробирке с пробкой, из которой псыканьем через шприц и творил в мир помойного ведра.
Да, я еще и невежда! Оказывается, чтобы прослыть грамотным, мало что-то там знать, надо и думать так, как это принято грамотными по тому или иному поводу.
Червь сомнения всегда грызёт меня. А вдруг я со своей колокольни не разглядел некоего нимба вокруг чела Высоцкого? А вдруг не понял какого-то очень важного штриха в его произведениях? А вдруг действительно неправильно думаю?
Отказ Любы П. в помощи поверг меня, конечно, в еще больший скепсис. Но я решил вытащить из инета первую же попавшуюся подборку стихов Высоцкого и найти в них что-то такое, чего ранее не разглядел. Тем более, что в этом случае мне в ухо не будет хрипеть неприятием голос барда.
Возможно, что это неправильно: это значит, например, рассматривать картину дальтоником. Что-то явно теряется. Но ведь что-то было ВЫШЕ этого наивняка и гитарного показного непрофессионализма? Что-то было ГЛУБЖЕ, чем показуха хриплой простоты?
Найду?
Вам судить.
Но будет скучно. Предупреждаю.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ Я РЕЗКО БРОСАЮ ЛЮБУ П. И ЧИТАЮ В.ВЫСОЦКОГО
Понятно, что здесь исключительно мое непрофессиональное мнение обычного читателя. В конце концов, Высоцкий творил и для меня, и я имею право выбирать то, что мне нравится, и тыкать ему тем, что мне не нравится. Я на все смотрю критично (в отличие от Любы П.). И разумеется, здесь не может быть подробного разбора, только замечания, иначе это все раздуется неимоверно. Пусть разборами занимается Люба П.
Подборка оказалась слишком велика (2,5 метра, Courier New, 10).
Прочел чуть более 100 стихов подряд (не больше, чем десятая часть всего объема). Нашел то, что понравилось. Остановился. И попытался упорядочить.
Классификация условная, кое-что можно сунуть в различные разделы одновременно. Предполагаю, что читателю известны эти стихи или он легко найдёт их.
Я старался для каждого произведения дать ремарки, некоторые из них попали в текст.
Засаленные саркастическим юмором – мимо.
Отношение Высоцкого к героям этих стишей странное. Автор рисуется неизмеримо выше своих героев, будь то простой советский человек или партейный инструктор. Смешно даже это. Стихи явно на злобу дня. И вряд ли сегодня интересны (может, только «вкусностями», как говорит Сергей Никулин). Более того, как ни крути, а выглядят гротескно, и эпоха выглядит гротескно. А это ведь неправда.
Сюжеты разные: пара инструкций перед зарубежной поездкой, пара про владельцев автомобилей, про профессоров на овощных базах, про спортсменов всяких мастей (даже профи), про очереди в столовых, про дебоширов, о телевизионных жертвах, мещанах, про детскую непосредственность, свадебные разгулы, про наркоманов и порядки в психушках, про горе-стахановцев и пр. Ей-богу, скучно.
Перепевы политические. Это песни про Джеймса Бонда (вспоминается Маршаковский «Мистер Твистер». Впрочем, у нас даже «Фантомас» с Луи де Фюнесом воспринимался серьезным фильмом про злодея); китайская тематика; «Про слухи» («Ай, молодца!» – кричали совработники); «Скажи спасибо» родной коммунистической партии; «Отберите орден у Насера» (ничего не понимал в этом Высоцкий. «А почему нет золота в стране?» - вот когда стали прятать партийное золото от народа!); «Джон Ланкастер Пек» (хи-хи, конечно); археологов, евреев, «колбасных туристов» (москвичи видели, как приезжие продукты увозят, но никогда не видели, откуда продукты привозят) и т.д.
Кстати, все они явно пропагандистские и прямо или косвенно за советскую власть.
Околофилософские. «Песня по мангустов», плохих змей и глупых людей; любопытное сатирическое «Кто кончил жизнь трагически»; «Только "не", только "ни"» - исповедь зомби, лежащего в крутящейся центрифуге; невыносимо длинная с невнятным финалом «Про козла отпущения», за который власти могли и похвалить поэта; вторая серия про козла отпущения - «Песнь о вещей Кассандре»; «Индусская религия» (популярное изложение. «Быть может, тот облезлый кот был раньше негодяем, А этот милый человек был раньше добрым псом». Априори считается, что добрый пёс обязательно заслужит себе более достойное тело. А что такое «добрый пёс»?); анекдот «Баллада о гипсе»; почти с христианским выбором «Деревянные костюмы» (черный юмор) и продолжение - «Утренняя гимнастика» (замечательный стих, правильный такой в своей сатире. Лягте на пол или сразу в гроб); «Про первые ряды» (не всем, однако, достаются билеты в первый ряд, как ни лезь); спорный в выводах «Человек за бортом»; жалостливый «Канатоходец»; «Баллада об иноходце» (необъезженных лошадок вообще-то на скачки не пускают. Ну и ВСЕ лошади предпочли бы тешиться в коммунистическом табуне, но не трудиться под седлом на дядю, а не только иноходцы. Более того, этих лошадок специально для скачек и родили и вырастили. Так что сомнительный образ); «Песня микрофона» (Микрофон – мерило честности с правом голоса. Забавно) и пр.
Гражданские. Наивное «Я не люблю», с которыми смешно спорить; «Про Сережу Фомина», много стихов разного качества на военную тематику, в т.ч. на закрытые темы (штрафники), про сдвинутых фронтовиков («Случай в ресторане»); антисоветский «Рай в аду»...
Романтические. Противоречивая «Песня сплавщика»; морская тематика; про горы...
Фантастические и фольклорные. Страшно многословная (аж жуть) «Про нечисть» с шерше ля фам; «Чудо-юдо» с обманутой принцессой; «Лукоморье» (что за намеки! Как там в анекдоте: «Правды» нет, «Советская Россия» продана, остался «Гудок» и «Труд» за три копейки); скомканное «Про Ивана-дурака»; сатирические «Марш космических негодяев» и «Тау Кита» (Хоррррошо прррринялись); про ведьм, что пошли в город (Бесовщина, разумеется. Тьфу, тьфу, тьфу) и т.д.
Про любовь, женщин и мужчин. «Я любил и страдал» про баб - идолов обмана; «Она была в Париже (намеки на толстые обстоятельства?); «Время лечит» с внедушевным зачатием – специально написано для пародистов; такой же «Патриций»; стройная креолка цвета шоколада «Роза-гимназистка» (очень нравоучительно, до слез); «Невидимка» (даже не знаю, мож, в советскую действительность это можно еще прикнопить, кроме мистики?); «Каменный век» с бедной людоедкой; экспрессивное «Если я богат, как царь морской»; «Дурачина-простофиля» с переосмысленной Пушкинской идеей; извращенское «Нинка»; «Татуировка» (у Героя и снаружи, и снутри образ милой выколот. Больно, небось, с каждой стороны) и пр.
Околоисторические. Специально для пародиста «На стол колоду, господа»; «В куски разлетелася корона» («Разлетелася», «нету»... Хорошо еще, что не «напополам». Странные, очень странные офицеры); «Песня о Вещем Олеге» (Нда. Очень современно. И реалистично, особливо про перегар)...
Понравились (нумерация стиха по порядку из подборки):
2.3. «Гололед»
Исключительно для «пения». Чем-то неуловимым (скорее, очевидно уловимым) напоминает современные попсовые песни, например, «В небе парила перелётная птица», в которой тоже можно найти столько политического смысла, если бы пелась в то время. Вывод: тот, кто писал «В небе парила...», - из поколения, которое выросло на песнях Высоцкого.
Если серьезно, то скудные словарные средства здесь оправданы. Наверное, стихо может претендовать на «вечное», поскольку сегодня воспринимается философски (без связи со страшной советской действительностью).
2.8. «Памяти Василия Шукшина»
За этот стих – низкий поклон. Но как сумбурно! Понятно, что обуревали чувства, и автор не хотел выглаживать стихо, чтоб подчеркнуть свои чувства. И вот тут возникает призрак неискренности. Впрочем, трудно, очень трудно написать о чувствах точно.
«Взял да и умер он всерьез, Решительней, чем на экране» - красивые слова, но и неприятная двусмысленность.
И постоянная мысль: «Погиб поэт, невольник чести...»
2.32. «Штрафные батальоны»
Стиш хороший, добротный, правдивый.
«Вечный».
2.38. «Корабли постоят»
Хороший стиш, спорный и парадоксальный. «Вечный»? Если бы не сжигали корабли.
2.48. «Оловянные солдатики»
Хороший стиш. Правда, оказалось, что на Западная рука сильнее Восточной. Дела это не меняет, конечно, идея замечательная. «Вечное»? И «вкусности» замечательные.
2.66. «Мне этот бой не забыть нипочем» (про звезды)
Замечательный стиш. Вот он, из «Вечных»!
2.94. «Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги» (про войну без войны)
Отряд не заметил потери бойца.
А стиш неплохой. Мало таких у Высоцкого.
2.95. «Небо этого дня - ясное...» (про войну и пожар в поле)
Еще один хороший стиш. Вечный?
Итак, на мой взгляд, из сотни стихов – семь, из них два я отметил как однозначно «Вечные».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ, В КОТОРОЙ Я ВОЗВРАЩАЮСЬ К ЛЮБЕ П. И ПЫТАЮСЬ ПОЛЕМИЗИРОВАТЬ
Я люблю червя сомнения. В отличие от Высоцкого.
Я очень старался избавиться от его… нет, не обаяния, а стереотипа, и цеплялся чуть ли не к каждому слову (даже пародии родились). Язвительные замечания? А он не был язвой?
Подавляющее количество стихов (это ведь не баллады, не поэмы) изнуряюще длинны, особенно на фоне мелких однодневных тем. Как это воспринималось? А очень просто. Исполнение было необычным, тема злободневной, в нужных местах внимание поддерживалось самым настоящим эмоциональным ором. И самое главное: тексты воспринимаются не цельно, а отрывками, как набор смешных фраз, достаточно грубо сцепленных общей темой. А вот эти отдельные фразы просто блистают.
Вот что главное – «вкусности». Тут он просто мастак. А находки рифм, двойного смысла слов, подтекста... Нет, поэтом он был хорошим.
Содержание не ах, но, очевидно, именно оно и было востребовано: критики - живой, нормальный, злободневной - в СССР было мало, наверное, только в анекдотах и «Литературной газете» на 16-й странице. И люди с удовольствием слушали, пели, читали.
С другой стороны, Высоцкий в стихах зачастую поддерживал... если и не режим, то его основы. Там, где мнение масс совпадало с пропагандой.
А кроме его «популярных» стихов-песен (на них и росли поколения, упомянутые Любой П.) есть очень небольшое количество серьезных, особо не афишируемых, камерных, сложных. Они не могли понравиться всем, они хором не пелись, не декламировались. Они были НЕЙТРАЛЬНЫМИ, т.е. нормальными стихами.
А вывод мой прост. То, за что так превозносят Высоцкого, – это его цацки, игрушки, страшно раздутый, в попугайных цветах фон. Бард веселился, зубоскалил, критиковал... Играл! Но от этого эти произведения в целом не стали выдающимся вкладом в русскую литературу. Можно говорить о поднятых им злободневных темах, о некоей борьбе за справедливость... Но это была лишь естественная инстинктивная мгновенная реакция на неприятные раздражители. Это, может, и вдохновляло барда, но не было главным, это были подёнки.
А на этом фоне незаметны блёстки, где со всей силой проявлялся его другой талант – не актёра, а поэта. Странно, что Люба П. мне этого не рассказала. Может, она думает иначе?
Поэтому на песнях для быдла могло вырасти только поколение быдла. Тонко различающего юмор и сатиру, видящего подтекст, но быдла. Не это ли произошло и по вине того же Высоцкого?
Возможно, что он пытался показать народу его быдлость, но об этом и так все знали или уже догадывались. Поэтому его песни нравились. И даже сам Высоцкий только потому пел такие песни, что пришло время осознать быдлость; слишком уж беззастенчиво это начали подчеркивать «слуги народа» - нарождающаяся деловая и культурная элита сегодняшнего общества.
К сожалению, культурное наследие может быть совсем не таким, каким оно грезится Любе П.
Впрочем, как и сама культура.
Спасибо!
Июль-август 2005