Патаки мысленно отметил неуклюжесть жены, когда она разбила хрустальную вазу, пытаясь налить туда воды. Раня руки о шипы сваленных в мойку роз, полезла в слив доставать осколки, включила измельчитель отходов и задергалась вдруг, как припадочная. Патаки не сразу понял, что происходит. Сначала он услышал свирепое жужжание измельчителя, потом страшный треск, глухой металлический звон, и после – тишина. Рука жены глубоко влезла в отверстие слива и, казалось, застряла там, вода скапливалась и грозила хлынуть через край.
Фонтанчиком взметнулись изжеванные розовые лепестки. Крови не было. Жена удивленно смотрела на застрявшую руку, а Патаки почему-то думал о том, с каким трудом он устанавливал мойку заподлицо – к слову сказать, у него не очень получилось, края поднимались на несколько миллиметров и в образовавшуюся щель постоянно заливала вода. Вот как сейчас.
Осторожным движением жена вынула руку из отверстия слива, замерла. На месте кисти торчали изогнутые металлические стержни, с них свисал моток спутанных проводов и лоскутки кожи.
Патаки почувствовал себя так, будто его только что незаслуженно оскорбили.
- Ты робот? – спросил он.
Жена глупо улыбалась и выставляла руку перед собой, словно сама не понимала, как такое могло случиться.
Патаки попытался припомнить, сколько лет был женат. Неужели ни разу у него не закрадывались подозрения, что он спал с роботом? Да, пару раз он в шутку назвал ее фригидной, но утешением это служить не могло. А в шутку ли? Может, подсознательно он давно обо всем знал?
- Убирайся, - сказал ей Патаки. – Уходи, и чтобы я тебя больше не видел. Никогда.
Разозлившись, он подскочил к ней, схватил за локоть и, стараясь не смотреть на безобразную культю, потащил в прихожую.
- А вещи? – слабо запротестовала жена.
- Тебе не нужны вещи. Ты робот. – Он выставил ее на лестничную площадку и оглушительно хлопнул дверью. Сердце колотилось как бешеное, лоб покрылся крупными каплями пота, воздуха не хватало. Патаки зашарил по карманам тренировочных, но руки плохо слушались и голова отказывалась работать – он не понимал, что ищет.
В дверь тихонько поскреблись.
- Ну, дай хоть денег на такси, - жалобно просила жена.
- Убирайся! – крикнул Патаки и побежал на кухню. Там нашел ополовиненную бутылку водки и чистый стакан, налил, обстоятельно выпил. В голове немного прояснилось.
Вода продолжала с угрюмым плеском переполнять мойку, стекать на линолеум, разливаться студеной лужей, разнося по кухне маленькие лодочки розовых лепестков. Патаки заметил, что стоит в насквозь мокрых тапках и ногам очень холодно. Подойдя к крану, завернул вентиль и глянул в пасть слива, ощерившуюся изломанными зубами – измельчитель отходов был безнадежно сломан.
- Господи, обидно-то как! – проговорил он, взял бутылку со стаканом и пошел в спальню.
Скинув промокшие тапки, Патаки забрался в постель, еще немного выпил и, чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей, включил телевизор.
Передавали сводку новостей. Дальний Восток затоплен океаном. Ближний Восток страдает от засухи. Юг разрушен серией сильнейших землетрясений. На севере опять отключили электричество и больше не собираются включать. В столице третий день бушует восстание, правительство свергнуто, президент исчез, мятежники засели в Белом доме и держат осаду.
- Хаос… Хаос и разрушение правят миром, - сонно пробормотал Патаки, пристраивая голову на подушку.
Проснулся он рано утром оттого, что кто-то колотился о входную дверь. От неудобного положения во сне тело затекло, с трудом поднявшись, Патаки зашлепал сырыми тапками по вспученному полу в коридор, в промежутке между ударами посмотрел в дверной глазок и увидел милицейскую форму. Два милиционера, не нарушая ритмики, молчаливо высаживали дверь плечом.
Патаки завозился с замком, нарочито громко щелкая запором, и удары прекратились. Приотворив дверь, Патаки окинул взором быкообразные фигуры милиционеров, их широкие багровые лица и одинаковые залихватские чубчики.
- Чего вам? – угрюмо поинтересовался он.
- Господин Патаки? – уточнил левый. Патаки кивнул. – Мы за вас очень беспокоились.
Правый поковырял ногтем дерматин, осмотрел дверные петли, изрек:
- Хорошая дверь. Крепкая.
- Вашу жену нашли сегодня утром мертвой, - сообщил левый. - Тело пролежало под метромостом около недели.
- Около недели? Но вчера…
- Сомнений быть не может, - заявил левый.
- Не может, - подтвердил правый, тряхнув чубчиком.
Патаки стало дурно. Правила хорошего тона требовали от него схватиться за грудь, простонать что-то горестно-неразборчивое и пустить скупую мужскую слезу, но сердце не ныло, и глаза оставались сухими, только невозможность происходящего подпустила туману в и без того неясное мышление. Еще вчера его жена была жива, он общался с ней, потом выгнал из дому, потому что она оказалась роботом. Сегодня нашли ее труп недельной давности. Что это значило? Чудовищный обман? Заговор? Свободу?
- Вам было бы лучше пройти с нами, - сказал левый милиционер.
- Куда? – вскинулся Патаки. Он не хотел никуда идти. Он хотел прилечь и уснуть на несколько часов.
- В тюрьму, - сказал правый. – Там вы будете в безопасности.
Все-таки заговор. Во рту у Патаки пересохло, то ли от страха, то ли с похмелья. На негнущихся ногах он отступил вглубь квартиры, пригласил милиционеров войти и на всякий случай объяснил им:
- Я свою жену не убивал.
- Мы вам верим, господин Патаки. Поэтому просим пойти с нами. Вам опасно здесь оставаться. - Их добрые раскрасневшиеся лица подтверждали искренность намерений.
Патаки вдруг остро ощутил несправедливость всех еще не предъявленных ему обвинений. Он совершенно точно знал, что не причастен к убийству, но от служителей закона, беззастенчиво разглядывавших квартирное убранство, веяло предчувствием опасности.
- Я пе… переоденусь. – Патаки отчего-то начал заикаться.
Милиционеры благосклонно улыбнулись, и Патаки удалился в спальню, пересек комнату и, исступленно повозившись со шпингалетом, вышел на балкон. Липко прильнула к телу влажная жара, с близкого шоссе донеслось облако свежих выхлопов, у соседей, судя по всему, опять что-то сгорело на кухне. Шквал запахов не давал сосредоточиться, в голове сбивчивым потоком проносились бесполезные мысли. Жена мертва всего неделю. Значит, изображавший ее робот появился в доме совсем недавно. Кто-то хотел его подставить. Или подобраться ближе. Милиционеры грозились увезти его в неизвестном направлении. В тюрьму. Они безоговорочно верили в его невиновность. Он им не верил.
«Я еще не проснулся», - подумал Патаки и ущипнул себя за ляжку. Было больно.
С треском распахнулось окно кухни, в него высунулась радостная физиономия с чубчиком.
- А что это у вас на кухне произошло? Кругом затоплено…
- Засор, - сказал Патаки и перекинул ногу через балконные перила.
Когда Патаки готов был уже спрыгнуть, выражение физиономии с чубчиком сменилось с радостного на тревожное.
- Стойте! Куда вы?!
- Сантехника позову. – И прыгнул.
Кусты внизу смягчили падение со второго этажа, сделав полет незапоминающимся, а приземление – крайне неприятным: жесткие ветки впились в чувствительную плоть Патаки. Чертыхаясь, он выбрался на подъездную дорожку, обошел неряшливо припаркованный милицейский УАЗ и бросился вдоль по улице по жгущему сквозь подошвы тапок раскаленному асфальту, привлекая взгляды редких прохожих спадавшими тренировочными. За ним гнались. Обернувшись, он видел, как из подъезда выскочили милиционеры, один кинулся за руль, второй широкими скачками рванул за Патаки.
«Надо свернуть, - подумал Патаки. – Дворами. К новостройкам.»
Рядом с ним, почти задевая его гладким блестящим боком, с тихим урчанием вынырнул откуда-то черный джип с тонированными стеклами. Пассажирская дверца распахнулась, голос, показавшийся знакомым, приказал:
- Давай сюда!
Он глянул через плечо – догоняли. Не теряя времени на лишние рассуждения, Патаки на ходу вскочил в джип, потеряв при этом один тапок, распластался во всю длину заднего сидения и прохрипел срывающимся голосом:
- Спасибо!
- Дверцу закрой.
Патаки послушно закрыл дверцу, посмотрел сквозь заднее стекло на преследователей – погоня отставала, джип незаметно набирал скорость. Патаки перевел дыхание, наслаждаясь кондиционированной атмосферой в салоне, удовлетворенно потянулся, хрустя суставами, и полез разглядывать водителя.
Первой бросилась в глаза рука, небрежно крутившая кожаный руль, - кривые металлические штырьки вместо пальцев, пучки проводов, примотанные черной изоляционной лентой к запястью, золоченые часики, подаренные Патаки своей жене на очередную годовщину свадьбы. В зеркальце заднего вида отражалась значительная часть до ужаса знакомого лица.
- Ты? – выдохнул Патаки.
- Я боялась, что опоздаю. – Джип свернул на шоссе и плавно покатил к окружной. – Я рада, что успела вовремя.
- Останови машину.
- Со мной вы в безопасности, господин Патаки. Меня прислали люди, которым вы небезразличны.
- Кто убил мою жену?! – взвизгнул Патаки. - К чему был весь этот маскарад? Что вам всем от меня нужно?
Робот предпочла не отвечать. Ободряюще улыбаясь в зеркальце, она уверенно вела джип, при необходимости решительно идя на обгон и проскакивая перекрестки на красный свет. УАЗ назойливой точкой маячил далеко позади.
- Останови машину! – повторил Патаки.
- Если мы остановимся, они нас догонят, и тогда вам уже вряд ли что-нибудь поможет. Я не могу этого допустить.
Патаки начинал нервничать. Ему не нравились ситуации, которые он не мог контролировать. Не скрывая раздражения, он стянул бесполезный теперь второй тапок и швырнул его через весь салон, куда-то под приборную доску.
- Куда мы едем?
- В безопасное место. Расслабьтесь. – Она включила радио, настроенное на приятную музыкальную программу, и воздух наполнился проникновенными басами, задумчивым женским вокалом, мягким перебором струн и разрозненными касаниями фортепьянных клавиш. Красивая песня длилась несколько секунд, после чего была безжалостно прервана строгим голосом диктора:
- А теперь коротко о новостях последнего часа. Поиски президента продолжаются уже более недели, и сотрудники спецслужб готовы признать поражение. Скорее всего, говорят они, наш президент мертв. Такой поворот событий только на руку мятежникам. Восстание, внезапно вспыхнувшее три дня назад, обретет новую силу, когда…
Патаки обхватил робота за шею и принялся душить.
- Это бесполезно, господин Патаки, - сказала робот.
- Останови! – прорычал Патаки, не прекращая своих тщетных усилий. Она промолчала и лишь прибавила газу.
«Слишком быстро, - понял вдруг Патаки. – Мы разобьемся.»
Разомкнув удушающий захват, он в отчаянии заметался по салону, дрожащими пальцами нащупал ручку дверцы и вывалился из машины. Асфальт стремительно двинулся ему навстречу, всей своей массой ударил в лицо, и мир завертелся перед глазами Патаки смазанным пестрым пятном. В следующий миг его одновременно переехали две машины, потом подмял под себя груженый трейлер с прицепом, и, наконец, Патаки взлетел. Ему было странно видеть свое искалеченное тело лежавшим отдельно внизу. Еще страннее ему показались провода, торчавшие из огрызка шеи, где раньше к телу крепилась голова.
- Господин президент, вы понимаете, что происходит?
Кто-то возбужденно мерил шагами пространство приблизительно пятнадцать на двадцать метров.
- Коперник, не маячь перед глазами. Сядь куда-нибудь.
Шаги послушно замерли в одной точке, заскрипело кожей невидимое кресло. Тяжелый вздох, нервное стаккато пятки по полу.
- Господин президент, мне кажется, катастрофа неизбежна. Пора выйти из тени. Если вы не возродитесь в срочном порядке, власть перейдет мятежникам.
- Еще рано, Коперник. Изначально план был другим, и я пока намерен ему следовать.
Патаки был уверен, что оптические рецепторы исправно функционировали, однако вокруг него царила тьма. Он мог только слушать.
- Сведения о готовившемся перевороте подтвердились неделю назад, но личность главы мятежников до сих пор не установлена. Мы подозреваем, что это кто-то из моих ближайших подчиненных. Теперь понимаешь, Коперник, чего мы ждем?
- Что он обнаружит себя? Но господин президент, вы не боитесь опоздать?
- Была разработана сложная комбинация. Мы надеялись, что мятежники клюнут на нее.
Коперник опять вскочил, забегал по помещению.
- Комбинация?! Здесь надо силу применять!
- Мы с женой бежали, укрывшись под вымышленными именами в квартирке на самой окраине города. Думали, предводитель мятежников начнет поиски и выдаст себя. – Президент неспешно приблизился к Патаки. – На случай покушения мы пошли на дополнительные меры. Меня заменили… вот этим!
С головы Патаки сдернули покрывало, тьма мгновенно рассеялась, он увидел собственное лицо, склонившееся над ним с задумчивой полуулыбкой.
- Робот, созданный по моему образу и подобию! – провозгласил Президент и взял Патаки на руки. – Его наделили искусственными воспоминаниями, в квартире установили следящую аппаратуру. Предполагалось, что он станет идеальной приманкой.
В поле зрения Патаки возник Коперник. С раскрытым ртом и округлившимися от изумления глазами он рассматривал Патаки.
- К сожалению, от него осталась только голова, - сказал Президент и поставил Патаки обратно на поднос. – Видеокамеры зафиксировали события в квартире, но…
- Что тут происходит? – прошептал Патаки. Поскольку он лишился мощной воздушной помпы, служившей ему в качестве легких, приходилось пользоваться крохотными бустерными насосами, располагавшимися сразу за увулой, отчего голос звучал едва различимым шепотом.
Президент его не услышал.
- …кто-то похитил мою жену.
Крупицы ухваченной Патаки информации начали складываться в общую картину, превратившись в набирающий силу бриз, разгоняющий клочья тумана временной амнезии. Он вспомнил, что был человеком, обладавшим всем неисчислимым множеством человеческих потребностей и чувств, включая страх, ненависть и, конечно, любовь. Любовь к жене породила ненависть к ее убийце, личность которого осталась неизвестной. Когда стихла буря эмоций, иррациональный страх погнал его навстречу смерти, хотя, казалось бы, именно от нее он и хотел бежать. Он попал в аварию, уничтожившую в нем человека и коренным образом изменившую его мироощущение.
Теперь он считал себя кибернетическим организмом антропоидного класса с нарушениями в основных узлах и управляющих системах. Неудивительно, поскольку корпус был грубо отделен от центрального процессора, а вместе с ним – все вспомогательные механизмы и манипуляторы. Патаки чувствовал себя беспомощным.
Президент пересказал Копернику все, что продемонстрировали ему скрытые камеры в квартире Патаки. Коперник внимательно слушал, мелко кивал и делал краткие пометки в затертом кондуите.
- Значит, судьба кибернетической копии вашей жены неизвестна? – уточнил Коперник.
Президент пожал плечами, и Коперник внес соответствующую запись.
Патаки решил осмотреться. Он находился в просторном, довольно скудно обставленном зале. К длинному столу, на котором стоял поднос с головой Патаки, были приставлены удобные кожаные кресла, слегка развернутые к изголовью, где привычно восседал Президент. Прямо напротив Патаки тянулась длинная белая стена с большими окнами из стеклопакетов, в простенках – дубовые стулья с высокой спинкой, а под многометровым подвесным потолком со встроенными элементами освещения, пожарными датчиками, вытяжкой и системами наблюдения из побелки выступала причудливая лепнина то ли из непонятных каббалистических знаков, то ли бессмысленных узоров. За окнами виднелись фруктовые аллеи и пятна голубого неба. Судя по всему, это была тайная загородная резиденция Президента.
- Господин президент, если вы не возражаете, я дам кое-какие распоряжения охране, - произнес Коперник, захлопывая книжечку и пряча ее в необъятный внутренний карман пиджака. – Мятежники подобрались опасно близко. Я считаю, мы должны свести риск к минимуму.
- Да-да, конечно, - позволил Президент, и Коперник направился к выходу, но остановился на полпути, задрожал в негодовании и ткнул пальцем в сторону Патаки.
– Кто знает, может, они и этого робота успели запрограммировать на ваше уничтожение! Вот он лежит, молчит, а на самом деле раздумывает, как бы подобраться поближе, чтобы…
- Нет! - возмущенно прошептал Патаки и для убедительности хотел помотать головой, но у него не получилось.
С грохотом распахнулись двери зала, кто-то вошел под четкий перестук каблучков. Женщина. Патаки ее не видел, но по изменившемуся выражению лица Коперника понял, что визит неожиданный.
- Дорогая! – воскликнул Президент и привстал с президентского кресла. – Это ты или робот?
- Это я, - раздался совсем близко от Патаки голос его жены, добавившей после короткой заминки: - Цыпленочек…
- У нее пистолет! – крикнул Коперник и, неестественно быстро побледнев, отступил на один профилактический шаг.
На губах Президента заиграла неловкая улыбка идиота.
- Ты жива? – пробормотал он. – Но как?
- Со мной все в полном порядке, просто мне пришлось ненадолго исчезнуть.
- Она пришла убить нас! Вас! Она нас всех убьет! – причитал Коперник. – Куда смотрит охрана?!
- Заткнись, - холодно сказала жена Патаки. – Охрана не посмеет меня задержать. Я жена президента.
- А действительно, что ты здесь делаешь? – поинтересовался Президент.
- Я пришла поставить точку.
Она обошла край стола и встала так, чтобы Коперник и Президент не перекрывали друг друга на случай стрельбы. Патаки уловил периферийным зрением ее вытянутые руки с зажатым в них смертоносным дамским «Вальтером», ауру твердой решимости.
- Так это ты организовала… - грустно недоговорил Президент.
- Да нет же, цыпленочек, - возразила жена Патаки. - Мятежниками руководит Коперник.
- Неправда! – воскликнул Коперник и молящим взором обратился к Президенту. – Ложь, наглая ложь, господин президент!
- Это правда? – спросил у жены озадаченный Президент.
- Я все рассчитала. Сначала я запустила слух о своей смерти, чтобы мне было удобнее действовать. Потом, когда подосланные мной агенты устроили преследование Патаки, мятежники подумали, что объявилась некая радикальная группировка, которой также мешает живой президент, и, естественно, попытались установить со мной контакт, чтобы, цитирую, «обеспечить меня всеми необходимыми средствами для проведения ликвидации первого лица государства». После чего, несомненно, они ликвидировали бы и меня, сохранив видимую непричастность к грязному покушению.
- Но почему ты обвиняешь Коперника?
- Люди Коперника задержали мою кибернетическую копию. От нее Коперник узнал, как со мной связаться. Он лично обговаривал со мной условия сделки. – Она помолчала, смакуя эффект, оказанный ее речью на Президента. - Цыпленочек, ты будешь шокирован, если узнаешь, во сколько оценили твою жизнь.
- Осторожно, - с присвистом шепнул Патаки.
Коперник, все это время в смятении терзавший галстук и мявший рубашку на груди, вдруг прыгнул к Президенту, спрятался за его широкой фигурой и приставил к затылку дуло пистолета.
- Никому не двигаться! – заорал он. – Я убью его!
Патаки, наблюдая гримасу страха на лице Президента, ощутил, как в нем активировался модуль сопереживания. Дележ власти и сопутствующие склоки показались ему достойными искренней жалости. Человеческие существа трогательно терялись в хаосе жизни, они никак не могли определиться со смыслом бытия и потому тратились понапрасну ради достижения различных мелочных целей, которые сами по себе ничего не значили. Патаки проникся умилительным чувством благодарности людям за то, что они избавили его от подобных страданий. Для него смысл существования был кристально ясен: служить тому, по образу и подобию кого он сотворен, а через него – стране-изготовителю. Если Президента сейчас убьют, жить Патаки станет незачем.
Жена Патаки выстрелила наугад, разбив какую-то лампу на потолке, и припала на четвереньки за спинкой кресла. Ответная пуля продырявила подлокотник. В зал немедленно ввалилась толпа телохранителей, беспорядочно рассыпалась по помещению, взяв на прицел Президента, за ней ввалилась другая толпа, вдвое больше первой. Голову Патаки вместе с подносом бесцеремонно смели на пол, длинный стол перевернули, соорудили из него баррикаду.
- Если мне позволят беспрепятственно уйти, даю слово – сохраню президенту жизнь, - объявил Коперник.
Патаки откатился к ногам жены, ткнулся носом в паркетный пол. Бустерные насосы заработали в режиме перегрузки, когда он попытался дошептаться до нее сквозь всеобщий топот и гвалт.
- Дорогая! Дорогая, послушай! ДОРОГАЯ, МАТЬ ТВОЮ!
Она услышала, коротко обронила:
- Чего тебе?
- Наклонись поближе. – Когда она неохотно взяла Патаки и приблизила его губы к своему уху, он быстро зашептал: - Нужно действовать незамедлительно. У меня имеется система самоликвидации. Взрыв направленного действия раскалывает чип на три равных части. Взрывная волна гасится теменной пластиной. Если пластину убрать, осколок чипа может убить. Если бы мне удалось подобраться к Копернику, я смог бы перебить ему спинной мозг. Его мгновенно парализует, он не успеет выстрелить. Это единственный способ спасти президента.
Она никак не отреагировала, только погладила его по спутанным волосам.
- Мне понадобится твоя помощь. Замыкающий элемент находился в районе желудка… Посмотри, у меня из шеи должны торчать проводки, среди них два красных.
Она перевернула его, нашла проводки, вернула в прежнее положение.
- После того, как замкнешь провода, до взрыва останется пятнадцать секунд. Ты должна будешь незаметно бросить меня так, чтобы я упал за спиной у Коперника, позиционировался и успел правильно рассчитать траекторию полета осколка. Поняла?
Она кивнула.
- Тогда снимай теменную пластину. Для этого надави двумя пальцами мне на глаза.
Она вздохнула, положила Патаки на пол и вытерла об одежду вспотевшие ладони. Потом аккуратно надавила ему на глаза, оставляя на зрачках сальные отпечатки. Внутри головы Патаки что-то щелкнуло, и теменная пластина съехала, обнажая ряды микросхем, проложенных теплоизоляционным материалом.
- Отлично, - прошептал Патаки. – Пластину можешь оставить себе на память. Прежде чем замкнуть провода, придумай какой-нибудь отвлекающий маневр. Замкнешь – и сразу бросай.
Она смотрела на него с глубоко запрятанным восхищением.
- Спасибо, цыпленочек! – Она улыбнулась ему, мимолетно коснулась его губ птичьим поцелуем. Потом скрутила вместе оголенные концы двух красных проводков, схватила «Вальтер» и пальнула в окно.
В стеклопакете образовалось маленькое пулевое отверстие. Коперник испуганно сжался и выпустил в баррикаду пол-обоймы, телохранители увлеченно изрешетили подвесной потолок и пару кресел. Жена Патаки бросила голову.
Патаки упал в паре метров позади Коперника, нос снова якорем потянул книзу, щека прижалась к полу, расчетное отклонение траектории полета осколка составило восемь градусов. Коперник не заметил его.
До взрыва оставалось десять секунд.
Осторожно орудуя языком, Патаки принялся корректировать отклонение, пока, наконец, не нащупал надлежащее положение. Теперь от него требовалось приложить максимум усилий, чтобы язык не свело судорогой и наводка не сбилась.
Патаки испытывал нечто, что он определил как религиозный экстаз. Тварь спасает Творца. Что может быть возвышенней? Волнующий момент неумолимо приближался.
До взрыва две секунды…
Одна…