Олег Барабанов.
Возвращение из путешествия.
Я вернулся.
Я был две недели на Русском Севере.
Белой ночью на Соловках я ходил на Секирную гору. Тринадцать километров в один конец. По дороге, где вокруг цветы иван-чая, проблески сумерек и тысячи трупов. Я встречал рассвет на горе, которая в Соловецком лагере была самым страшным, расстрельным местом. Там заброшенный скит, Белое море под белой ночью и восхитительная красота. Потом тринадцать километров обратно.
Я своими руками открывал засовы на старинных деверянных церквах в Каргополье. Перед закатом я входил в сорокасемиметровую церковь на погосте в Лядинах и смотрел на ее расписное небо. Нижняя часть пирамиды шатра изнутри выложена досками, где на темно-синем фоне под звездами изображены архангелы и евангелисты. Восемнадцатый век, местные мастера, и апостол Иоанн изображен не с орлом, а с агнцем, а апостол Марк - не со львом, а с орлом. А напротив Распятия - Архангел Егудиил. А на другое утро я сам убирал доски с заволоченных окон в церкви в Саунино, построенной в 1665 году, чтобы посмотреть на ее небо, и по скрипучей лестнице поднимался на ее колокольню. Это было как приконовение к запретному, как срывание покрова с тайны. Своими руками.
Я смотрел на трехметровый прилив на Кий-Острове, когда море подбирается к твоим ногам и заливает еще недавно такие могучие, такие прочные камни. Именно там патриарх Никон построил свой Крестный монастырь, ставший важнейшим элементом в его программе превращения этой ... страны в величие центра мира. В придачу к позабытому Третьему Риму он решил создать на Руси Новый Иерусалим, новую Святую Землю - программа по грандиозности замысла не уступавшая Новой Земле Обетованной в недавно открытой Америке. Он создал под Москвой Новый Иерусалим и Новый Храм Гроба Господня. И таким образом произвел не только translatio imperii, но и translatio templi - и представил Русь как Новый Храм и как Новый Орден Хранителей Храма. А для главной святыни - Креста - он подобрал далекий Кий-Остров на Белом море, где однажды, сбегая с опостылевших ему Соловков, он спасся от шторма. В Палестине из кипарисового дерева по его заказу сделали Крест - особой формы, семиконечной, с горизонтальной планкой сверху. Туда поместили более трехсот святынь. Там кусочек камня от Гроба Господня, там камень от пещеры, где родился Иисус, там частички мощей императора Константина, евангелиста Матфея, апостола Андрея Первозванного, апостола Павла, Иоанна Крестителя, Иоанна Златоуста, первомученика Стефана и многих других. Это концентрация всей истории и духовности христианства в одном Кресте, и этот Крест - в двух шагах от нас, и кто в этой ... стране об этом помнит. И этот Крест патриарх Никон торжественно отправил из Москвы на Кий-Остров, сам провел там год и по своим чертежам построил каменный монастырь. А потом, в 1666 году, в этой ... стране эти ... царь и собор низложили его с престола, и все потекло по-прежнему. Не стало здесь ни Нового Иерусалима, ни Нового Храма, ни Нового Креста. Все воплотилось в Америке, а могло бы здесь. А сейчас на Кий-Острове - очень сильная эстетика одиночества. Одноглавый собор, возвышающийся над одиноким островом, голые скалы, море, которое то приходит, то уходит. Край мира и последний оплот величия духа. Величия, от которого здесь отказались.
А до этого я гулял по Медвежьегорску - где была управа стройки Беломор-Канала. Я фотографировал там могучие сталинские здания, очень похожие на любимый мной Новокузнецк. Пусть все это величие архитектуры - лишь на службе тирана, но тирана нет, а величие эпохи осталось. Я купил на память там пачку "Беломора". Вполне аутентичный сувенир.
А еще я сидел на Кижах и любовался двадцатидвухглавой церковью на фоне полуденного солнца. Я думал о русской несуразности, о благословенной науке подковки блох, в которой нам никогда не будет равных.
А до этого я смотрел с кормы парохода на удаляющийся Валаам, где свет православия (физический небесный свет в церквах), что очень редко можно найти, играет в полной мере. Я обедал в монастырской трапезной, я бродил по дорожкам над шхерами, я сидел у Вознесенской часовни на горе Елеон, и это было место, где красота, свет и благость слились воедино.
И вдобавок я видел дельфинов в волнах Белого моря, я сплавлялся по горной речке, я стоял у обрыва над темно-зеленым озером в старом карьере в Рускеале, откуда брали белоснежный мрамор для Михайловского замка и Исаакиевского собора. Я пытался зонтиком сдержать напор воды в водопаде Кивач. Под окнами моей гостиницы в Каргополе жил петух, который просыпался в четыре двадцать и начинал кукарекать. Я купил там круглый лоскутный коврик, которые я помню по детству, их делала моя бабушка.
Я вернулся.