Дневник одного ребенка

Алина Чинючина
Дневник одного ребенка

10 сентября.

Нет, граждане, вы как хотите, а таких мам, как у меня, поискать надо. Это я вам ответственно заявляю. Она у меня самая лучшая.
Ну и что, что я еще не рожденный? Да мне уже полтора месяца от зачатия исполнилось… сегодня. Думаете, дети в этом возрасте не соображают ничего? Дудки. Мы все понимаем, лучше вас даже.
Меня мама с детства хотела. Именно меня. Сына. Чтоб Сашкой звали. Чтоб с кудряшками, и глазки синие. Ну, насчет кудряшек мы с папой подумаем, а вот глазки уже синие. И большие. Вот только реснички еще не скоро появятся, только после рождения.
Папа не против – Сашка так Сашка. Хоть Филиппок – лишь бы пацан (хе-хе, а если ради интереса девкой заделаться? Вот удивится, наверное). Вообще батя у меня – самое то. Спокойный такой, ни в чем не спорит с мамой, только все по-своему делает. Всегда у них мир и согласие, даже если мама ругаться начинает. Но теперь она не ругается - меня бережет. А когда узнала, что я есть, так неделю прыгала от радости. Они все на ушах стояли – и бабушка, когда узнала, что она бабушка, и папа, и даже дед. Как же, столько лет ждали!
Родители меня давно планировали, но у них все не получалось. Сначала папа учился. Потом мама училась. Потом они никак познакомиться и пожениться не могли. Маманя у меня жутко несовременная, и когда ей говорили: «Рожай для себя», - отвечала, что без мужа не хочет, потому что ребенку папа нужен. Нет, я с ней согласен полностью. Но ведь она уже немолодая – двадцать шесть лет. А с другой стороны – вот не вышла бы она замуж, и был бы у меня другой папа. А зачем мне другой, если этот – самый лучший?
Потом у них с жилплощадью было туго – жить, значит, негде. А недавно они квартиру купили, большую, в новом районе. Папа как бизнесом занялся, так сразу у них все на лад пошло. У меня своя комната будет, мама уже мебель выбрала – с зайчиками. Мне, конечно, лучше с мотоциклами, но ладно уж – женщина, что с нее взять! Старается все же… вон, витамины пьет уже полгода. А теперь вот целыми днями музыку слушает. Папа на нее уже ругается – мол, лучше б погуляла сходила, а она ему отвечает, что в этом районе смотреть не на что – одни дома бетонные да асфальт, а ребенку красота нужна. И картины разглядывает из книжки «Русская живопись».
Сказать честно, я музыку эту терпеть не могу. Классическую. Вот сосед у них сверху врубает – это да! Это клево. Как раз по мне. Я мамане пытаюсь намекнуть, чтоб своего Моцарта убавила – ну не слышно мне, а она не реагирует. Лежит, живот гладит, и улыбается. А ведь доулыбается. Я ж упрямый, я и громко могу….

12 сентября
Ох… чего-то я переборщил с намеками. Маму завтра в больницу кладут. На сохранение. Меня типа сохранять. А чего меня сохранять? Мне лучше б не мешали. А то ведь родишься – замучают воспитанием, так хоть здесь пожить спокойно… и то не дают. Допрыгался. Теперь плакала моя музыка.

13 сентября.
 Ну вот, не все так плохо. И в больнице можно жить. У маминой соседки по палате есть магнитофон, и она регулярно что-нибудь гоняет. Правда, в основном, попсу, а я от рока балдею, ну да не до жиру…
А мама все переживает – мол, дитю вредно такое слушать. Я бы ей сказал, что вредно, а что нет, но ведь разволнуется снова, а ей пока нельзя…
Вообще-то здесь ничего, только скучно очень. Лежи себе, слушай, как эти шесть дур несут всякий вздор. Одна уже вообще на двадцать второй неделе лежит, ее скоро в роддом переведут. У нее тоже мальчик будет. А еще одна третьего носит. Во умная тетка! Все знает, когда и как роды бывают, как за детьми ухаживать. Я и то слушаю. Оказывается, мы, когда рождаемся, не сразу бегать начинаем, а только через год. А я и не знал… У, как долго-то!

14 сентября.
Мама переживает. Нас с ней на всякие обследования таскают. Замучили уже – нет ли, мол, у вас и у вашей родни до седьмого колена каких-нибудь заболеваний. А то можно подумать, у нас люди исключительно здоровые! Ну вот чего они ее спрашивают, в панику вгоняют? Лучше б меня спросили. Я не хуже нее все про родственников расскажу, а нервы у меня покрепче, я волноваться не стану.
Правда, про папиного дедушку я точно не уверен – слишком мало информации. А папа все время работает, нас навещает редко. Завтра он обещал прийти – попробую вызнать поточнее.
О! Что-то маманя моя совсем раскисла. Лежит, плачет. Ладно, пойду успокаивать.

22 сентября.
Мы сохраняемся уже вторую неделю, а конца-края не видно. Что-то мне эта больница нравиться перестала. К тому же кормят плохо. Если б не бабушка, мы с мамой тут бы с голоду померли, наверное. Я на такие условия совершенно не согласен, линять надо отсюда поскорее.
А что тут по ночам творится! Одна ворочается – пружины скрипят, вторая храпит, третья во сне разговаривает. Душно. На улице-то лето сплошное, жара, как в Африке. Я-то еще ничего, у меня вентиляция, а маме тяжко. Она у меня озвереет скоро. Вчера на папу накинулась, когда он ей вместо груш яблоки принес (а я как раз яблоки больше всего люблю, молодец батя!). Сегодня с санитаркой поругалась. Завтра еще чего-нибудь выкинет. Нет, домой, домой скорее!

25 сентября.
Опаньки! Чего-то у нас не то…

4 октября.
Не писал так долго, потому что некогда было.
У мамы нашли какое-то… ээээ… ну, в общем, оно на латыни, а мы этого не проходили. Говорят, ей детей иметь нельзя. Говорят, даже забеременеть не сможет. Я как услышал – чуть от смеха не выкинулся. Как это не сможет? А я, по-вашему, кто? Крокодил, что ли? Проверяли маму еще раз – вдруг не беременная? А живот-то уже торчит, я ведь уже большенький, мне уже два месяца от зачатия исполнилось. Удивились очень.
Мама говорит, что она пошлет их всех на… гм… в общем, я уши зажал, чтоб неприличным словам не научиться, мне такое еще вредно. И повторять я не буду, хоть и запомнил. Теперь она лежит, живот гладит и говорит, что меня любит. Эх, молодец все-таки у меня мамка!

5 октября.
Нет, сколько раз я маме говорил, что нам домой пора! Не слушает. Вот и достукалась. Теперь они говорят, чтоб она меня не рожала. Интересно, как это они себе представляют? Я отсюда раньше срока выходить не намерен. Мама меня хочет и любит. Так чего ж им еще надо?

6 октября.
У нас такой спектакль начался – ужас...
Нас с мамой смотрела какая-то большая тетя в высоких чинах. Как это… а, вот: главный акушер-гинеколог. Ох, она мне сразу не понравилась. Толстая, голос грубый, пыхтит все время и курит, дымит, как паровоз. А нам, между прочим, это вредно. Я-то ничего, а вот мама кашляла. Но терпела, потому что воспитанная очень… на мою голову. Я бы возмутился, конечно, но очень уж разговор интересный был, послушать хотелось.
Тетя маму убеждала, что ребенка ей иметь пока нельзя, а надо пролечиться и только потом беременеть. Называла дурой. Говорила, что мама помрет при родах, а дите останется сиротой (вот сама она дура – разве можно такое беременным говорить? Да все у нас нормально будет, я же знаю, мне про это сказали, когда я только-только получился. Кто сказал? Ну, не важно, кто. По-вашему называется ангел-хранитель. Да, с крылышками, в белом). Мама спросила: а если у нее больше детей не будет? А тетя ответила: ничего, из детдома возьмешь…
Я даже слушать дальше не стал. Бредятина какая-то.
Маму только жалко. Ей-то это выслушать придется до конца…

7 октября.
Ой-ей-ей! У нас с мамой еще и инфекцию нашли какую-то.
Впрочем, немудрено. В этой больнице только что чуму не подхватишь. Воды горячей нет, унитаз один на все отделение, и на него ногами встают. И тараканы в палате бегают. И мы же еще виноваты остались!
Теперь маме говорят, что я уродом родюсь… рожусь. Что б они понимали! Я буду большим, толстым и красивым. И орать буду басом, я уже тренируюсь. Нет, я не спорю, здоровых людей нет на свете, и у меня будет плохое зрение, потому что по наследству передалось. Но разве я урод? Руки у меня две, ноги тоже две. Голова одна, круглая. Попа тоже одна, и вообще – все остальное в комплекте, как полагается.
Я маме доказываю, а она плачет.

8 октября.
Приходила лечащий врач. Уговаривает маму «по-человечески». Говорит, решать надо быстро, пока срок маленький. Мол, ничего страшного – подлечишься и снова забеременеешь. А то, мол, останешься калекой, и муж тебя бросит, мужики все такие. Ага, щаз! Чтоб наш папка маму бросил? Да он ее на руках носить стал, когда узнал, что я есть.
Маманя плачет и говорит, что если урод, так лучше сразу, чтоб не мучился. Не нравится мне это «сразу»! Что она придумала?

12 октября.
Мама ревет белугой. Прямо и не знаю, что с ней делать…

13 октября.
Мама сегодня с утра странная. Гладит живот, плачет и говорит: «Прости меня, сыночек». Это что-то новенькое. Чего она задумала?
…. Гм, куда это нас с ней опять повели?
…. Эй, эй, поосторожнее! Рехнулись вы, что ли? Врачи, называется. Так ведь и убить недолго!
… Мама! Мамочка, что они делают? Не надо! Мама, я не хочу! Я буду самым послушным ребенком, я полюблю твоего Моцарта, я больше не буду просить яблоки среди ночи и возмущаться врачами! Я все понял, мамочка, я исправлюсь! Пожалуйста, не надо!
Не надо! За что? Я же люблю тебя, ма-а-ама-а-а!!
…..
Прости меня, сыночек…

Апрель 2005