АМПУТАЦИЯ ДУШИ
роман
Часть вторая
Глава I
ТРИ ИНСТАНЦИИ
Утром Скипидарыч будил Деснина:
- Давай, давай, вставай, брейся, да перекусить я тебе собрал, а то на автобус не поспеем. Это раньше мимо нас в райцентр по три автобуса ходило, а теперь один, да и то с грехом пополам – то поломается, то вообще где сгинет.
- Да я и пешком дотопаю, - зевнул Деснин.
- Ага, ментовка-то на другом конце города. Это тебе часа три топать, а тут тебя прямиком доставят.
Развалюха, гордо именуемая автобусом, еле тащилась. В салоне воняло бензином и трясло страшно, но это мало беспокоило полусонных пассажиров. Вскоре показался и Печужск. «1569» - было высечено на стеле при въезде в городок. «Старые вымирающие городишки, - думал Деснин, разглядывая из окна грязные, убогие улицы. – Прав Скипидарыч. Все задохнулось в этом чертовом молохе капитализма. Бедные обнищали вконец, а те, кто урвал, позли наверх, бросив на произвол жалкие улицы и полуголодный люд. Еще бы тут не процветать разбою и смертоубийству. Как можно жить здесь в чистоте и благочестии? Может и впрямь проповедь Христа не для мира сего?» В этот момент ярко-красный “Опель” лихо обогнал автобус. Деснин только и заметил дух разнаряженных баб на заднем сиденье и усмехнулся по этому поводу – ему вдруг представилось, как бы Скипидарыч прокомментировал данный факт: “Попользовался, на сдачу повез – обратно в бордель”.
Зная о том, что Скипидарыч любит приврать и приукрасить, Деснин не верил и в половину того, что тот рассказал ему о Пафнутии. Однако он твердо обещал, что “за ради памяти Никодима” съездит в облцентр, любой ценой добьется встречи с архиепископом и передаст тому следующее заявление, подписанное главой администрации района:
“Ваше Высокопреосвященство! Учитывая важную роль церкви в духовном совершенствовании сельчан, обращаюсь к Вам с просьбой рассмотреть вопрос о замене отца Пафнутия. Это связано с тем, что в администрацию обращаются прихожане с жалобами на недостойное поведения отца Пафнутия”.
То, что глава администрации так и не отослал заявление, Скипидарыч объяснил очень просто: “Кому охота с блатными связываться? Сначала побоялся. Ну а теперь и сам повязан”. “А у тебя оно откуда?” – поинтересовался Деснин. “Так он же при всех на митинге листок скомкал и выбросил. А я подобрал, - невозмутимо ответил Скипидарыч. И уверил. - С этим заявлением скорее допустят. Официальное, все-таки”.
Но пока предстояло разобраться с ментовкой. Это уже была идея самого Деснина. К походу в милицию насчет предполагаемого убийства Никодима Скипидарыч отнесся довольно скептически: “Отстал ты от жизни, Коля, менты теперь совсем не те. Но зайди, зайди – сам убедишься”.
Автобус остановился прямо у входа в серое обшарпанное здание. Это и было РОВД. При входе в ментовку, в нос ударил резкий запах мочи. "Менты вонючие", - почему-то пришло в голову. И тут же пропало всякое доверие к этим самым "внутренним органам", которые даже унитаз починить не могут, не то что там. И ведь сами же приходят каждый день в это вонючее здание – и нюхают, и нюхают.
Деснин уже хотел плюнуть на свою глупую затею и выйти на свежий воздух, но все же передумал. Не зря же ехал сюда. Может хоть что-то, да проясниться. В глубине души он искреннее желал, чтобы предположение Скипидарыча насчет убийства Никодима было лишь плодом больной фантазии.
В дежурке Деснин поинтересовался, где можно найти, как он выразился “главного следака”. Дежурный недовольно покосился на бритую голову посетителя, но все же ответил, что следственный отдел находится на третьем этаже.
На третьем этаже воняло меньше. Деснин постучал в первый попавшийся кабинет. Ответа не последовало. Он толкнул дверь – она была заперта. Тогда Деснин огляделся. Следственный отдел представлял собой огромный темный коридор. Возле одной из дверей стояли трое цыган и довольно громко обсуждали между собой, что говорить на допросе. Следак временами, словно кукушка из часов, высовывался из кабинета и спрашивал: “Ну че? Все придумали? Давайте живей. Обо всем же договорились”.
“К этому, что ли, сунуться”, - подумал Деснин и пристроился в ожидании около кабинета.
Спустя какое-то время в коридор блатной походочкой ввалился коренастый, не большого роста человек в клетчатом пиджаке, белых брюках и сияющих полуботинках. Он небрежно пнул первую же попавшуюся дверь. Не входя во внутрь, облокотился о косяк и довольно громко, прямо скажем на весь коридор, спросил:
- Э, где следак? Ну тот, что по моему делу. Чего? А, в тридцать восьмом, лады.
Он подошел к указанному кабинету и также толкнул дверь ногой.
- Ну чего, где он? Чай пьет? Я чего, в натуре, ждать его буду? А, ну раз так – тады лады, - и он окинул взглядом коридор, ища место, где бы присесть. Взгляд его упал на Деснина.
- А ты чего вылупился? – начал было он, но вдруг осекся. - Оба на, Колян, ты что ль?
- Да вроде я, - отозвался Деснин, силясь вспомнить, кто же этот субъект.
- Ну ты че, в натуре, не признал что ли? Пересекались пару раз, когда ты на Аббата пахал. Мир тесен, а шарик круглый, ха! И чего ты от Аббата ушел? Он сейчас, слыхал, крупный шишкарь – хапнул при прихватизации. Правда, планка у него, говорят, совсем съехала, ну да черт с ним - ты как здесь?
- По делу, - коротко ответил Деснин.
- По своему, али по чужому?
- Да по своему-то - вот вышел недавно.
- Да ну, то-то я тебя давно не наблюдал. Как же тебя сесть-то угораздило? Аббат уж отмазать мог?
- Мог, но то долгая история.
- Слушай, че-то ты мне не нравишься. Стоишь здесь как мальчик, правильный какой-то, в натуре… Опа-а, вот и он, следак. Пять сек, Колян, щас я им свой автограф подарю и …
С этими словами Вован скрылся в кабинете. Деснин с изумлением смотрел на закрытую дверь и не знал даже что и подумать. Не прошло и минуты, как Вован вновь появился на пороге.
- Слушай, - обратился к нему Деснин, - я чего-то не врубаюсь – ты здесь кто?
- Ха! – усмехнулся Вован, - я здесь, - он замялся. Видно было, что он хотел что-то соврать, но потом передумал. – Я здесь просто отмечаюсь. Ну прописка у меня тут, сечешь?
- Не понял. А вот это вот все – двери пинаешь…
- А-а, ха! Черт, я ж и забыл, что ты только откинулся. Нет, вот что значит человека из жизни выдрать. Пока ты там, на зоне парился, здеся все переменилось. Сечешь? Менты теперь не при делах. Так только, шестерят иногда, когда попросишь. Короче, Колян, не грузись, расслабься. Чувствуй себя как на зоне. Вся эта страна – одна большая кича. Это я тебе по собственному примеру говорю. Я тоже, как откинулся, думал: то, сё. А потом пригляделся и просек: вот вышел я с зоны - а вроде, как и не выходил. Те же понятки, базар, рожи. Убийцы, воры, мошенники кругом. Все то же. Одеты только по цивильному. Так что никакой акклиматизации не надо, ты не боись – сразу во все въедешь.
- Да в том и дело, что я никак врубиться не могу. Меня всего шесть лет не было и вдруг все так переменилось.
- Шесть лет, шесть лет – а страны уже нет. Тю-тю… Ладно, хватит об этом. Вот погуляешь – своими глазами все увидишь. Я вот тоже не просеку – ты здесь зачем?
- Да я ж говорю: следака ищу. Дело у меня.
- А, да. Ну так че ж ты в коридоре торчишь? Раз к следаку надо – идем. Мой друган школьный. Я ж отсюда родом-то.
Вован развернулся на месте и снова пнул дверь:
- Давай, заходи. Че ты жмешься – все свои. Вот, знакомься – Мишан.
- Я тебе не Мишан, - попытался огрызнуться следователь – худощавый парень в вытянутом свитере.
- Да, ладно, че ты, Мишан, в натуре. Мы к тебе по делу пришли. Давай, Колян, выкладывай, что там у тебя.
- Пожар тут у вас был не так давно, - неуверенно начал Деснин, присаживаясь на раздолбанный стул, - в Василькове. Сгорел настоятель местного храма отец Никодим. Есть подозрения, что сгорел не случайно.
Следователь явно не понимал в чем дело.
- Я имею в виду… Убили его. Заказное убийство.
- У-у, - протянул следователь, - началось. Знал я Никодима, да его все тут знали. Стар он был, из печки заронил – вот и сгорел. А ты тут – заказное убийство. Да кому он нужен был, ты чего, кому мешать мог? Бред какой-то.
- Бред – не бред, - со злобой в голосе проговорил Деснин, - А к сведению прошу принять. Во время пожара видели там какого-то Мокрого, а он, говорят, киллер.
- Что?! Да какие киллеры? У нас киллеров не водиться. Они, вон, все в столицах, обитают. А там, уж извини, не моя территория.
- Ну ты бы хоть чего записал, - вмешался в разговор Вован. - А то чего так порожняка гонять.
- Да пожалуйста. Вот бумага, вот ручка. Пусть пишет заявление. Рассмотрим в порядке очередности.
Следователь потянулся за журналом. На столе их было два. На одном значилось: “Журнал учета дел, разрешенных расследованием” – он был совсем тонюсенький, фактически одни только корки. Другой был гораздо массивнее. На нем значилось: “Журнал учета дел, принятых к расследованию”. Его-то и пытался оторвать от стола одной рукой следователь, но журнал был настолько тяжел, что тому прошлось протянуть за ним и вторую руку. Наконец, следователь положил перед собой этот талмуд и стал листать, ища свободную страницу.
- Постой-ка, - вдруг остановился он, - так было уже заявление по поводу Никодима-то. Так, а кто же подавал… А, ясно. Это ж Скипидарыч – дьячок при той церкви. Ну, понятно теперь откуда весь этот бред с заказным убийством. Ты этого Скипидарыча, часом, не видел?
Деснин кивнул.
- Псих он, этот Скипидарыч. Неужто не видно. Он тебе, чай поди, еще такого нанес… Слышал я его лекции по молодости еще, когда его по пьяни забирали. Но тогда он еще хоть что-то разумное говорил, а теперь совсем спился – бред один несет. “Капитал – это желтый дьявол” и тому подобное. Слушай его больше – тоже крыша съедет. Короче все, - следователь захлопнул журнал, - дело закрыто. Был Никодим, и нет Никодима.
Деснин зло сверкнул глазами:
- Да он же, может… Он главное, что было во всем вашем гребаном районе.
- А ты мне тут желваками-то не шевели… Может и главное. Да только ты пойди прокурору это расскажи. Послушает он тебя, ага. Да у нас заммэра полгода назад грохнули – и ничего, тишина. А ты тут со своим попом лезешь.
- А как же улики? – не унимался Деснин.
- Это протекторы с зажигалкой, что ли? Вот когда твой Скипидарыч труп в лесу откопал – это улика, а то – ерунда… Хотя постой. А сам-то ты где был, когда пожар случился?
- Ты его не припахивай – он срок мотал, не видно что ли? – снова вмешался Вован.
- Ну тогда вообще никаких зацепок.
- А как же Мокрый? Его же Скипидарыч не выдумал. Он же проходил по делу с лесной могилой, а Скипидарыч свидетелем был.
- Вообще-то да, - следователь с неохотой открыл журнал и снова принялся листать. – А, вот. Проверяли мы эту версию, запрос давали. Вот как раз ответ пришел. Хм… Нет этого Мокрого. Такие долго не живут. Убит еще два года назад. На, читай, - протянул он бумагу Деснину.
Действительно, из ответа на запрос в УВД следовало, что Чижов Сергей Данилович по кличке "Мокрый" погиб в перестрелке с милицией.
- Но ведь Скипидарыч его видел на пожаре, - уже совсем неуверенно произнес Деснин.
- Пить надо меньше этому Скипидарычу. Ему вон уж и сатанисты мерещатся…
- Какие сатанисты?
- Ну вот он тут понаписал, что завелись в Василькове этом сатанисты, все возле церкви крутятся. Может, как-то и связано…
- То есть, ты хочешь сказать, что этого попа сам черт побрал, - усмехнулся Вован.
- Я хочу сказать, что бред все это. И вообще разговор закрыт. У меня работы по горло.
- Знаем мы твою работу. Ладно, Колян, канаем отседа.
- Эй, ты, как там тебя? – окликнул Деснина следователь, когда он выходил из кабинета. – Ты бы в епархию съездил – может, там чего знают. У них ведь теперь везде свои глаза и уши есть.
- Вот так вот наши менты и работают, - кивнул на дверь кабинета Вован, когда они с Десниным вышли в коридор. – Но ты тоже даешь. Какой поп? Слушай, Колян, да брось ты все это, а? Я-то думал у тебя там чего серьезное стряслось, вот ты сдуру в ментовку и поперся. А ты, оказывается, из-за какого-то попа. Ну сгорел старик, какая к черту мокруха? Прально Мишан базарит – бред какой-то.
- Бред, бред, заладили все. А может и не бред?
- Тьфу ты! Ну и упертый же ты, а? Ладно, Шерлок Холмс хренов, пробью я эту тему через своих. Так оно быстрее будет. А то ведь у них, у ментов, знаешь как? Объясняю популярно. Дело валяется у следака два месяца. Если за это время сам Бог на блюдечке не преподнесет все улики и прочее, то дело отправляется в архив и считается висяком. А висяк – это все, кранты. Больше они к нему никогда не возвращаются… Во, во! Вишь, попер, - Вован указывал на человека в конце коридора. Тот вытаскивал из кабинета довольно объемистый бумажный мешок. – Знаешь, чего в мешке? Угадай с трех раз. Прально – висяки и есть. У них квартал заканчивается – вот и прут все в архив. Понял? Ладно, пиши телефон: 925-46-90. Брякнешь через денек – чем смогу помогу.
- Мокрый мертв… Сатанисты, - уже на выходе продолжал думать о своем Деснин. – Слышь, Вован, кто это вообще?
- А, так, как это…секта. Их до черта, этих самых сект, в последнее время развелось всяких разных. Стригут с лохов бабки, а потом кидают или чего похуже: могут и сжечь и отравить. Короче, тот же лохотрон, только с привлечением всяких там богов.
- А сатанисты?
- А, ну эти, вроде как сатане поклоняются.
- Как же так?
- Да как, как - просто. У нас теперь все можно. Демократия называется. А по-нашему – беспредел. Вот хочешь бабу по телефону – в миг, хочешь наркоты - пожалуйста. И все почти легально. А может мальчика? Хотя, зачем телефон. Шлюх мы можем и прямо здесь, в мусарне подобрать каких хочешь. Даже дешевле выйдет. Они же все на игле сидят, а наркота в мусарне самая дешевая. Ну че, давай – оттянемся, а? После кичи, чай, оторваться охота? Забудь ты о своем попе.
- Да не могу я забыть. Слышь, ты это, деньжат не подкинешь? Я отдам, как со всем разберусь.
- Да брось ты все это, не грузись. Оно тебе надо?
- Надо.
- И что у тебя за интерес? – ворчал Вован, отсчитывая несколько долларовых купюр. – Ты хоть прикид смени, а то ходишь как лох.
- Сменю. А про сатанистов ты больше ничего не знаешь?
- А, про этих. Да был я тут как-то в одном ихнем клубе – забрел по пьяни. Короче, садо-мазо там одни какие-то собираются. Рога на себя нацепят, да хлещут друг друга плетками, а потом трахаются всем скопом – вот и весь сатанизм. Если тебя это прикалывает – я как раз в Москву намылился. Погнали со мной – могу сводить.
- Да нет уж, спасибо. А в Москву я, если что попозже. Мне тут еще по одному делу надо. В Епархию. Как раз и про Никодима спрошу.
- А, в епархию, к этому, что ли, к Пантелеймону? Ну тогда следи за очком. Ха!.. Да, напомни ему – за доски он мне бабки должен, а то чего-то мудрит он там. А, щас все мудрят. Ты усеки, теперь один закон: делай бабки, и ничего не бери в голову – будешь в шоколаде. А париться начнешь, на всякую ерунду внимание обращать – так лучше сразу удавиться. Ну давай, держи краба.
Глава II
ТРИ ИНСТАНЦИИ
(продолжение)
Епархия находилась в стенах …ского мужского монастыря. До недавних пор вокруг стен этого самого монастыря раскидывали свои палатки предприимчивые коробейники – пройти было негде. Тут и иконы, и картины с золотыми луковками куполов, даже антиквариат – все чего угодно душе паломника и туриста. Однако церковные власти решили прибрать всю эту торговлю к рукам. Хоть и записано в уставе церкви, что коммерция – дело богопротивное, но стояли теперь за прилавками сами монахи. Как кто-то верно заметил, Христос изгнал торгующих из храма. Те поумнели и облачились в ризы.
Когда Деснин вошел в ворота, он был поражен великолепием архитектурного ансамбля. Все пять куполов внушительного размера церкви сверкали золотом. Рядом вонзался в небо позолоченный шпиль высокой колокольни. Резные ставни на окнах, ярко красная черепица на крыше, стены, буквально сверкавшие белизной – все было очень красиво и пышно. Сама атмосфера располагала к торжественности.
Двухэтажный монастырский корпус также выглядел безукоризненно. Туда-то и направился Деснин.
Найти приемную архиепископа не составило большого труда. Вот только самого архиепископа, как сказали Деснину, придется подождать – у того была важная встреча: только что приехал отец Григорий, который считался правой рукой архиерея.
Келья архиепископа, перед дверью в которую стоял в ожидании Деснин, представляла собой внушительных размеров комнату, разделенную перегородкой. В одной из частей помещался оформленный по всем современным стандартам кабинет: кожаные кресла, компьютер на столе, прочая оргтехника, кондиционер, телевизор. В другой части комнаты, очевидно, располагалась опочивальня.
Архиепископ был погружен в сугубо земные заботы. Он с недовольным выражением лица занимался просмотром бумаг, только что привезенных отцом Григорием.
Перед ним, вытянувшись по струнке, стоял тот самый отец Григорий, своим ровным пробором, делившим волосы на две равные части, стриженой бородой, но в особенности цепким, сметливым взглядом маленьких юрких глаз, походивший более на дореволюционного купца, нежели на инока.
- Это что?! – сунул архиепископ с негодованием под нос Григорию одно из прошений.
- Это? Э-э, - замялся Григорий, - уважаемый человек был, авторитет. Умер мученической смертью. Коллеги его просят захоронить на монастырском кладбище.
- Может его еще к лику святых причислить?!
- Ну уж это слишком, хотя… если заплатят…
- Во! – поднес архиепископ кулак к лицу Григория. – Хватит с меня скандалов. И так вон Гермоген двух голубых обвенчал – столько шуму подняли, еле уладил.
- Но, владыко, это же реальные деньги. Вот, кстати, с вашего благословения просят святить мясокомбинат.
- Свои мясокомбинаты пора иметь. Вон у соседей и заводы по производству минеральной воды и хлебные лавки, даже свой автосервис есть.
- Так уж сколько твержу: с Аббатом надо плотнее работать.
- Я же просил не упоминать при мне этого имени! Слишком много он себе позволяет. Думает, что все кругом прибрал.
Архиепископ перечитал еще несколько бумаг и, отложив их в сторону, вздохнул:
- Эх, хорошо нашим в Москве. Там вообще деньги делают на табаке, да на алмазах. А у нас все мелочь какая-то. Ладно хоть налоги не дерут.
- Ну вообще-то грех жаловаться. Дела идут, - тут же нашелся Григорий. - Вот оклады начали делать, скоро образа писать начнем.
- Никто и не жалуется. Церковь – единственный бизнес, который в плохие времена переживает пик конъюнктуры. Наш человек сказал, хотя я бы его за это… Так, а это что?! Это вот что?! – махал архиепископ перед носом Григория какой-то ведомостью. - Открыть торговлю вином – это была твоя идея. “Церковь давно используют как товарный знак все кому не лень, в то время как всю прибыль должны получать мы” – кто твердил мне это каждый день? Слушай тебя больше…Ты хоть знаешь, во сколько нам обошлось ввести запрет на использование церковной символики на алкогольной продукции? А сколько сил лично мне стоило уломать Старика разрешить торговлю вином при храмах? Но что-то ощутимой прибыли я не вижу. Почему? Мы ведь и от налогов освобождены, и не проверяет нас никто.
- Видите ли, владыко, во всем виноват, так сказать, человеческий фактор, - оправдывался отец Григорий. - Настоятели нескольких храмов напрочь отказались устраивать у себя под боком винные лавочки, мол, богопротивное это дело. И мы никак не можем их заставить – это их полное право.
- Их право, их право, - ворчал архиепископ. – А по какому такому праву подобные настоятели отказывают уважаемым и состоятельным людям в освящении вновь открытых заведений?! Тем самым они лишают дохода всю епархию.
- Да, но в основном, все эти заведения весьма сомнительного характера, - вновь перечил отец Григорий.
- Раз их открытие происходит легально, значит, в этом нет ничего богопротивного. Ох уж эта мне щепетильность рядовых попиков! Что они о себе возомнили?!
- Я думаю, не стоит особо беспокоиться. Таковых не столь много и становится все меньше и меньше. Лешка Савельев, Ваш протеже, кстати, отказался от прихода, пошел в отшельники. А Васька-то, из Вознесенской церкви, тот и вовсе повесился. Грех-то какой…
- Ох уж это мне Васька, - морщился архиепископ. - Нечего было доносы клепать: содомский грех, содомский грех! Сам алкаш был, держали только за ради Христа.
- Однако ж прихожане его любили, да Никодим…
- Ладно, хватит об этом! – грозно произнес архиепископ, откладывая бумаги в сторону. – А вот Никодима жалко, - на лице архиепископа изобразилось нечто вроде сострадания. – Последний из могикан был. И надо же – смерть какая.
- Да, но как частил-то он вас бывало…
- Цыц! Ему можно было. Почти святой…
- Кстати, и мученическую смерть принял…
- Ты к чему клонишь?
- Нам нужны святые. Хотя бы и местного значения для, так сказать…
- Знаю, знаю, - перебил Григория архиепископ, - А что, это мысль. Надо будет похлопотать в комиссии по канонизации. Новомученик и исповедник Никодим - звучит.
- Звучит, - согласился Григорий. – Хороший святой – мертвый святой.
- Ну, ну! – гикнул архиепископ на Григория. – Не кощунствуй!.. Кстати, насчет кощунства. Что там за бред несут по телевизору? Иконы, дескать, в храмах плачут. Признавайся – твоих рук дело?
- Что вы, владыко, - встрепенулся Григорий.
- Знаю, знаю. Выслужиться решил. Сейчас опять запоешь мне свою вечную песню: это рекламная компания для привлечения средств.
- И укрепления веры, - добавил Григорий.
- Во, во – укрепления веры. Ты хоть узнал, прежде чем мироточение устраивать, от чего иконы плачут? Хоть бы почитал историю-то. Плачут иконы от богопротивных дел, да еще во времена Апокалипсиса. Думать надо. Хоть бы у меня спросил.
- Но владыко…
- Часом, не попортил иконы, надеюсь? – продолжал допрос архиепископ, не обращая внимания на реплику Григория.
- Но владыко, это не я! Сами они плачут.
- Ты за кого меня держишь? Так я и поверю, что какая-то доска вдруг начнет мироточить ни с того ни с сего.
- Но ведь плачут, - только и мог ответить Григорий.
- Ладно, разберемся. А народу надо объяснить, что, мол, плачут от радости, оттого, что храмы восстанавливаются и по всей земле вера утверждается. Понял? Чтобы сегодня же я это по телевизору услышал.
- Будет сделано, - уверил Григорий.
- Ух, холопья! Что бы вы без меня делали? Ладно. Что там у нас еще на сегодня?
Еще много вопросов обсуждал архиепископ. О том, как идет торговля церковной литературой, атрибутикой, аудио- и видеокассетами, свечами, таинствами – венчанием, крещением, отпеванием, освящением квартир, офисов, машин; не забыл он и молитвы во здравие и за упокой, фото- и видеосъемку в храмах.
Тем временем Деснин ждал. От нечего делать он трепал заявление на имя архиепископа в руках, поворачивал его так и сяк, снова перечитывал.
“Маловато, - в конце концов, решил Деснин, - надо бы порассказать архиепископу, что там этот Пафнутий вытворяет”.
А порассказать было чего. Так, томясь в ожидании, Деснин припомнил почти весь разговор с Скипидарычем.
- Еще когда он меня не разжаловал, ходил я с этим Пафнутием на отпевание. Смотрю: а он деньги берет у покойника с гроба, а там много понакидали. Пробубнил: "Богу – Богово" – и раз себе под рясу. Я вот ему и высказал потом: Попы, мол, чего не наговорят! Если б они сами в это верили, так поменьше бы жрали, да побольше работали, чтобы хорошее местечко получить в раю. А он мне: покайся, богохульник, а то в рай не попадешь. Ха! А я ему: а чего мне твой рай? Не надо мне рая! Я уже настолько привык к этому аду, что мне в раю неуютно будет. Да и потом, перед кем каяться-то? Перед ним, что ли? Тьфу! Уголовная харя. Рясу напялил и думает - святой теперь. Ручки ему все целуйте.
- Постой. Скипидарыч, - недоумевал Деснин, - Какой уголовник, ты чего?
- Известно какой. Даром, что сын валютной проститутки, так я еще тут про него разузнал. Во-первых, он бывший зэк – восемь лет из своих тридцати за решеткой. И этому урлу доверили пасти души прихожан! Люди идут крестить детей, венчаться, отпевать, в грехах каяться. Неплохое начало, да?
- Нет, Скипидарыч, базаришь. Не может быть такого.
- Может, Коля, может. Теперь еще не такое на свете твориться. Ты просто от жизни отстал. Хотя я и сам понять не могу, как такого могли поставить священником. Должно быть, действовал наш архиепископ по принципу: “На тебе, Боже, что негоже”. В армию, когда берут и то вон как проверяют, а тут, видать, всех без разбора гребут.
- Так вы бы пожаловались, что ли. Может архиепископ и не знает.
- Как же, пожалуешься тут. Нам здесь жить, а у него – “крыша”.
- Чего-чего? У попа – “крыша”?
- Представь себе. Они, урки эти, и церкви к рукам прибрать решили. Говорят, многие были поначалу ошеломлены божественной карьерой "братана". А после рассудили: если уж в наше время уголовники берут власть во всех структурах, то почему церковь исключение? Видать и Бог без “крыши” никуда. Вот так местные “братки” стали прикрывать святого отца, обламывая тех, кто шел против него.
- Не пойму я – какой смысл? Зачем он им?
- Ну во-первых – свой. Во-вторых, доход имеется – церковь древняя, да и от Москвы не так далеко. Здесь и паломники, и туристы – все деньги оставляют. Потом обряды всякие – все хотят, чтоб не в новострое каком, а в настоящей церкви. Вот и едут специально. Потом, народ нынче шибко грешен – а молебны всякие – денег стоят. У нас вон в церкви прейскурант даже висит. Помимо крещения, венчания и прочего, есть там такой пунктик: “Молебен за удачную сделку” и цена рядом, приличная причем. Да, а освящение знаешь сколько стоит? Вроде как нельзя освящать кабаки, винные лавки, казино да бордели всякие, но за дополнительную плату – пожалуйста. И, знаешь, прейскурант этот все расширяется и расширяется. Фантазия у Пафнутия большая – вот он и выдумывает все новые “услуги”. Жаден он до денег, ой как. Да и братва свое требует. Я тут, шутки ради, подписал в прейскуранте этом “Вход в рай………….1000$. Думал, зачеркнет – оставил. Видать, надеется, что кто-то заплатит. Да, еще - иконы в церкви, вот те крест - не те. Подменил их Пафнутий под видом реставрации. А настоящие иконы – ушли. Сам знаешь почем они теперь. В общем, стригут бабки с богоугодной торговли. Раньше только свечки, да просфоры продавали, а теперь и вином торгуют, скоро до наркоты дойдут. Да много чего еще – вот и посчитай, какой навар с церкви. Приличный получается. Но это все еще цветочки. Слухи ходят, что в церкви нонче цельный склад. Наркота, порнуха, оружие даже. А что, я верю - очень удобно. Как говорится – Бог не выдаст, свинья не съест. Недаром Пафнутий у меня ключ отобрал. Так что иметь "свою" церковь для братвы очень даже выгодно.
- А вы что терпите?
- Да вот не утерпел один – написал куда следует. Ответа и по сей день нет. Ну а Федьку-то Фролова, кто заявление писал, так измордовали – родная мать не узнала. Это уже братва подсуетилась.
- А что же сам архиепископ?
- Вот на него вся надежда, да только боятся все после того случая. А куда податься? Других церквей рядом нет. И так вон некоторых баптисты заманили. Да ладно баптисты – есть еще и похуже. Фимка, вон, Дворкин, говорят, в сатанистах ходит. У нас сейчас свобода вероисповедания - в кого хочешь, в того и верь. Хочешь в Бога, а хочешь - и в дьявола. И, знаешь, странные вещи творятся. То могилу надрытую найдут, то в церкви посреди ночи огонь вспыхнет. Эх, при Никодиме-то весь приход был путным, а сейчас… Каков поп – таков приход, одно слово. А знаешь, что еще четыре века назад Василий Блаженный предсказывал? “И вновь воздвигнут храмы, но народ не будет ходить в них, ибо попы будут служить не Богу, но злату”.
Дверь в приемную скрипнула. На пороге стоял молоденький, безусый еще монашек.
- Вы к архиепископу? – робко спросил он Деснина.
- Да, - ответил тот, - а что?
- Вам велено передать, что Вас сегодня уже не примут.
- Это как это? – возмутился Деснин. – Я тут уже битый час торчу…
- Так было велено передать, - робко пролепетал монашек.
- Нда, дела. А ты сам случаем не к архиепископу?
- Да, - пролепетал монашек и густо покраснел.
- И он тебя примет?
- Да, - вздохнул монашек и опустил глаза.
- Слушай, браток, выручай, а? Давай махнемся прикидом – ты мне свою рясу, а я тебе мои штаны. Буквально на пять сек. Очень мне к нему надо. Я потом все улажу, ты не боись.
Лицо монашка засветилось улыбкой. Он бухнулся пред Десниным на колени и, стараясь поймать и поцеловать его руки, залепетал следующую чушь:
- Спасибо тебе, брат мой! Господь услышал мои молитвы и послал тебя. Я бы просто умер, если бы это произошло! И вот мне ниспослано избавление. Спасибо тебе!
- Да за что ж спасибо-то? – бормотал Деснин, изумленный этой сценой, стараясь вырвать свои руки из рук монашка.
- Спасибо тебе, Господи! – все также исступленно твердил монашек, не желая вставать с колен.
- Так, все, хватит! – Деснин повысил голос. – Давай переодеваться, если согласен.
Монашек быстро скинул рясу и остался лишь в одних кальсонах.
- Нет, - решил Деснин, - штаны я тебе, пожалуй, не отдам. И так постоишь. Вот здесь, за шкафом. Я мигом.
С этими словами Деснин натянул на бритую голову скуфью и принялся напяливать рясу. Та была узка и еле налезла.
- Ну ладно, - сказал Деснин, шевеля плечами, - потянет.
Тем временем в келье архиепископа разговор подходил к концу.
- Да, и последнее, - начал отец Григорий.
- Ну что еще? – грубо оборвал его архиепископ.
Григорий сделал многозначительную мину и лукаво проговорил:
- За дверью аудиенции с вами дожидается один монашек. Должно быть, тот самый
Недовольство пропало с лица архиепископа. В глазах заблестел огонек.
- Ну, каков он?
- Смазливый, - сознанием дела произнес Григорий.
- Ну что же он там бедный мается? Давай его сюда. А сам – вон.
- Еще один вопрос. Только один: наши друзья просят разрешение на видеосъемку в монастыре. За антураж обещают…
- Что?! Опять с бабами? На один скандал уж нарвались…
- Никаких баб, никаких детей. Чисто мужской чин, причем все свои.
- Ну, коли без посторонних… Первую копию – мне.
- Ну разумеется.
- Иди с миром. Да пошел же!
Григорий приоткрыл дверь.
- Ну что же ты, заходи, не бойся, - прошептал он на ухо переодетому Деснину.
- Брысь! - гикнул на Григория архиепископ.
Григорий тут же шмыгнул в дверь, успев при этом втолкнуть Деснина в келью.
Перед Десниным стоял довольно респектабельный даже в рясе средних лет мужчина. Особенно бросалась в глаза ухоженная кожа лица архиепископа, прямо как у женщины. К тому же, от архиерея исходил тонкий запах французского парфюма.
- Ну что же ты стоишь? – слащавым голосом заговорил архиепископ. – Целуй ручку-то батюшке, целуй.
Деснин подошел ближе, наклонился и поцеловал руку архиепископа с пухлыми пальчиками и массивным золотым перстнем на одном из них.
После этой процедуры наступило неловкое замешательство.
- Ваше Высокопреосвященство, - наконец выпалил Деснин.
- Знаю, знаю, - оборвал его все тем же слащавым тоном архиепископ. – Брат мой желает, так сказать, продвинуться по служебной лестнице? Ах, как гладко выбрит! – архиепископ провел рукою по щеке Деснина. - Что за прелесть! Обожаю гладко выбритых молодых людей. С такой мордашкой ты достигнешь больших высот.
- Ваше святейшество…
- Потом, потом. Все вопросы потом. Все будет. Моя личная протекция. Ну что же ты? Снимай, снимай ряску-то. Стесняешься? Обожаю стеснительных. Ну тогда я сам тебе помогу.
С этими словами архиепископ к величайшему ужасу Деснина полез своими пухлыми пальчиками ему под рясу.
- Да вы что! – вскричал Деснин, с отвращением отталкивая от себя архиепископа. Но тот не унимался. Напротив, поведение Деснина его только возбуждало.
- Ах ты, пидор! – вскричал Деснин, врезал ладонью архиепископу в лоб и вихрем, круша все на своем пути, выбежал вон из кельи.
Он так и бежал до самых ворот, а монахи провожали его лукавым взглядом.
Лишь оказавшись в небольшой рощице, которая постепенно начинала превращаться в кладбище, так как все хотели быть похоронены поближе к монастырским стенам, Деснин остановился и перевел дух.
“Хорош архиепископ! – неслись в голове мысли, - Педрило! А этот Григорий… Как он на меня зыркнул… Этакий упырь и убить может”.
Только сейчас Деснин заметил, что он по-прежнему в рясе. “Тьфу, ты!” – выругался он и стал с омерзением срывать ее с себя.
Визит к архиепископу почему-то окончательно утвердил Деснина в подозрении, что Никодим был убит. “925-46-90” – вертелся в голове номер телефона, который дал ему Вован.
“Ладно, - решил Деснин. – Придется обращаться к братве. Если насчет Никодима ничего не узнаю, так хотя бы насчет Пафнутия тему пробью. Чего у него там за крыша такая и можно ли ее убрать. Хм, Скипидарыч, Скипидарыч. Тут, пожалуй, никакое заявление не поможет”.
Глава III
ТРИ ИНСТАНЦИИ
(окончание)
К вечеру Деснин сидел за стойкой в одном из ночных московских клубов с телефонной трубкой в руке. Вован не отвечал, и он пока решил выяснить по обратному адресу на письме, которое дал ему Скипидарыч, номер телефона Андрея из Москвы. На сцене одна за другой сменялись какие-то полупопсовые группы по звуку ничем друг от друга не отличающиеся. Впрочем, обдолбанной молодежи было все равно – лишь бы в мозгах что-то стучало. Но вот первые аккорды очередной композиции привлекли внимание Деснина. "Хоть что-то путное", - подумал он и прислушался. Вокалист объявил название: "Армагеддон" и зазвучала медленная, заунывная музыка, монотонный не сбивающийся ритм которой, впечатывал в мозг странноватый текст:
Я генерал,
В моей армии две фаланги:
Левая - чёрт, правая - ангел.
Я командир, я командую ими:
В бой идёт чёрт - мы победили.
В бой идёт ангел - значит перемирье.
Вчера был бой, бойцов перепили.
Я остался сам себе командиром.
Я командир, я воюю с собою:
В этой войне не бывает героев
Кто победит - тот проиграет,
Кто проиграет - тот победит.
В этот момент на передний план вышел соло-гитарист. "Ну это надолго", - подумал Деснин и решил, пока идёт проигрыш, набрать номер, который ему указали в справочной. В трубке послышался детский голос.
- Отца позови, - попросил Деснин.
- Алло, - послышался в трубке мужской голос.
- Андрей?
- Да. А кто спрашивает?
- Ну, меня-то ты вряд ли знаешь. Я звоню насчёт одного нашего общего знакомого. Отец Никодим - помнишь такого?
- А что с ним?
- Сгорел.
- Что?!
- Да, нет больше Никодима. Но это еще не все: есть подозрение, что он сгорел неслучайно.
- Слушай, браток, кончай дурочку валять. Кому мог старик понадобиться?
- Это я и хочу выяснить.
- Ты всё это серьёзно?
- Да, чёрт возьми! Я тебе чего и позвонить-то решил: засветился там какой-то Санька Мокрый. Не слыхал про такого?
- Знаешь, браток, я со всем этим уже лет восемь, как завязал.
- Вот и я хотел, - грустно произнёс Деснин. - Да, видно, не судьба. Ну ладно. Я думал, может, чем поможешь.
- Постой. А ты меня, вообще, как нашёл?
- Да по письму твоему. Не дошло оно так до Никодима. Хорошо пишешь.
- Хм. Да. Должник я перед Никодимом. Если б не он... помог он мне очень...
- Вот теперь ты помоги.
- Да я ж тебе русским языком говорю: завязал... Понимаешь, сейчас всё так изменилось... А потом, что за бред такой? Не верю я, что Никодима убить могли. Просто сгорел…
- Ладно, все. Живи, - оборвал его Деснин и бросил трубку.
Тем временем, гитарист на сцене закончил своё бесконечное соло. Вокалист пошел в зал, продолжая песню:
Триумфальная арка - то врата ада.
Осиновый крест - то в рай въезд.
"Вход со двора",
"Посторонним вход воспрещён",
"Только для служащих" и для их жён,
Для их детей, для их ****ей, хэй!
“925-46-90” – набрал Деснин номер телефона.
- А, Колян, привет! – наконец-то раздался в трубке голос Вована. – Черт. У меня щас дельце… Ты откуда звонишь? Глянь-ка номер. Угу. Жди. Перезвоню. Кое-что я для тебя нарыл.
В этот момент вокалист подошёл к Деснину почти вплотную и, уставившись на него полубезумным взглядом, продолжал перечисление вывесок:
"Компостируйте талоны",
"Оплакивайте свой проезд",
"Водитель является контролёром",
Водитель едет на красный свет!
Пропев эти слова, вокалист направился к сцене. До этого спокойная музыка, слилась вдруг в сплошную какофонию, чем-то схожую с тем ревом, что чувствовал в себе Деснин, а вокалист орал в микрофон:
"Осторожно. Двери закрываются"
Осторожно, ох не спеша.
"Следующая остановка...
Тот свет. Тот свет,
А этого нет. Нет, нет, нет, нет...
В ушах Деснина всё ещё стоял гул музыки, когда раздался звонок. Это был Вован.
- Короче, заговорил он, - Мокрый твой и в самом деле два года как покойник, но…
- Но что?
- Видели его недавно. Я сам не врубаюсь – вурдалак он, что ли. Хотя… Есть вариант, что его просто стерли, а теперь работает он… Вот только на кого? Сечешь, Колян, если так, то что-то здесь совсем круто. Мой тебе совет – не лезь в это дело.
- Хорош пугать. Где его видели?
- Блин, Колян, я ж тебе же русским языком базарю: Все серьезно. Дело – бесполезняк. Ну найдешь ты этого Мокрого, грохнешь, а что толку – он всего лишь киллер, а заказчика вычислить нереально, сам знаешь.
- Ну это уж мои проблемы. Хотя… Пушку можешь организовать?
- Тебе ж говорят: гиблое это дело. Лучше туда вообще не соваться.
- Ты мне адрес дашь, или нет?
- Лады, если тебе так жить надоело... Это не по телефону. Короче, подваливай завтра с утреца…э-э-э. Метро. Переход на станцию …ская. Знаешь, да? Вот там киоск с часами. К нему, короче. Пушку я тебе организую – это не проблема. Но, извини, больше ничем помочь не могу. Кончать жизнь самоубийством я никогда не собирался.
Утром следующего дня Деснин был в указанном месте и от нечего делать разглядывал приличную коллекцию часов, выставленную на прилавке. Здесь были и дешевые “штамповки” и дорогие позолоченные часы, даже пара “Роликсов” за 1000 у.е. Вован подошел незаметно сзади и хлопнул Деснина по плечу:
- Здорово! Хм, интересуешься? Ну как, приглядел чего?
- Вон те, - Деснин указал на одни из часов, - вроде ничего.
- Эти? – изумился Вован. – 50 баксов? Дешевка. Вот эти вот, за 200 еще потянут.
Он нагло засунул голову в окошечко киоска и, с минуту о чем-то поболтав с продавщицей, протянул Деснину те самые часы, на которые указывал:
- На, дарю.
- Не понял, - удивился Деснин, неуверенно принимая часы, - ты что здесь – дань собираешь?
- Ха-ха-ха, - загоготал Вован. – Какая, к черту, дань, Колян? Рэкет теперь не в моде. Сейчас все стремятся к стабильности. Это мой киоск. Ха-ха! Крутым сейчас считается сделать так, чтобы все было легально. Почти все уже поделили. Частная собственность, сечешь? Вон тот вон киоск – тоже мой. И все легально…Ладно, к делу, - и он сунул Деснину небольшой сверток. – А вот это вот уже не легально. У нас, пока ты сидел, много всяких разных стволов появилось. Но надежней нашего нагана я пока не встречал. Тем более ствол пока не засвеченный. Я думаю, тебе сойдет. Хотя, скорей всего, он тебе даже не пригодиться. Потому что… Короче, сам увидишь. Мокрого видели в Ометихе. Деревенька эта недалеко совсем. На любом пригородном автобусе доедешь. Но я тебе этого не говорил.
- Понятно.
- Только…Я бы не советовал туда соваться совсем
- Слушай, Вован, достали меня все эти разговоры. Все пугают, пугают, а толком ничего сказать не могут… Я решил, что достану этого Мокрого – и достану.
- Хм, - ухмыльнулся Вован, - стремный ты пацан, я гляжу. Тебе бы к нам – мы бы такие дела провернули.
- У меня свои дела, - коротко ответил Деснин.
- Да, кстати, как там Пантелеймон? – поинтересовался Вован. Но Деснин не успел ответить, так как зазвонил мобильник.
- Что?! – проорал в трубку Вован. – Где?! Так, Колян, когти надо рвать отсюда и живо!
Он подбежал к киоску и проорал что-то продавщице. Та, успев выхватить деньги из кассы, тут же побежала к выходу.
- Валим, валим! – толкал Деснина Вован.
- Да что случилось-то, - недоумевал Деснин.
- Потом…Увидишь…Ну, суки, падлы, гниды!
Вновь зазвонил мобильник.
- Что?! – взревел Вован. – Мать твою…
В этот момент раздался ужасный взрыв. Свет погас. Но тут же темноту перехода озарили вспышки пламени. Горели покореженные после взрыва киоски, проводка, еще что-то.
- Живой? – проорал на ухо Деснину Вован. – Уф, пронесло! Теперь сматываемся отсюда, а то щас менты нагрянут.
На фоне звука лопающегося стекла были слышны крики и стоны раненых. Повалил густой дым, разъедавший глаза. Вован с Десниным наугад бежали по полыхающему переходу, то и дело спотыкаясь о что-то мягкое. Изувеченные трупы и тела раненых. Мужчины, женщины, дети, старики…Пол был склизким от крови.
- Господи! Да что ж это такое делается! – орал Деснин.
- Рынок, мать его, конкуренция. Привыкай, Колян, - проорал Вован. – Разборки. Дикий капитализм. Делили, делили, да не всем, видать, досталось, мать его за ногу! Так, где-то здесь должна быть дверь. Через коллектор выйдем. Так. Видишь? Выбиваем!
Дверь поддалась довольно легко. За ней был узкий проход. Туда и устремился Вован, а за ним и Деснин. Было темно и сыро, начинало вонять канализацией. Вдруг вдалеке блеснула узкая полоска света. Когда они подбежали, выяснилось, что свет выбивается из-под двери какой-то подсобки.
Деснин заглянул в дверь. Первое, что он увидел – полумертвого совсем еще молодого парня. Он лежал, прислонившись к стене, и что-то мычал. Рядом лежал уже закостеневший труп. Из его посинелой руки торчал шприц с побуревшей кровью. Возле трупа другой парень в неистовстве колотил собственным затылком об стену. Тут же, по грязному полу, ползала девка в разодранном платье. Лифчик болтался на одной бретельке, за пятку зацепились трусы. Девка блевала, издавая при этом душераздирающие звуки.
- Что это? Что! – изумился Деснин.
- Наркомы, не видишь что ли. Долбятся как дятлы, - проворчал Вован. – И куда только залезли, падаль… Так, чуешь? Вытяжка где-то там. Как вылезем – разбегаемся. Не хватало мне еще засветиться…Щас там такое начнется. А мобильник могли прослушивать. Мне оно совсем не надо. Ну, козлы! Урою! Всех урою!
Глава IV
СМЕРТЬ КИЛЛЕРА
Ближе к вечеру Деснин уже трясся на пригородном автобусе.
“Что же это на свете делается? – думал он дорогой вспоминая все, что произошло с ним за последние два дня. – Неужто Скипидарыч прав и Апокалипсис уже наступил? Одно верно. Смиренно жить в таком мире невозможно. А Никодима точно убили, прав Скипидарыч. Что же мне остается? Месть? А хоть бы и месть – так оно легче. Праведником светить всем этим ублюдкам, как Никодим учил? Нет! Убьют, как его, да и только. Никому в этом свете правда не нужна. Здесь другие правила”.
Автобус остановился около отворотки. “Эй, - окликнул Деснина водитель, - Вон там, за полем, видишь особняк торчит? Это, собственно и есть вся твоя деревня”. Деснин вышел из автобуса и побрел по направления к особняку.
Стояла какая-то странная тишина. Такая тишина, что казалось, в округе нет ни одной живой души. И эта странная тишина настораживала. К тому же, Деснин точно не знал, что он будет делать, увидев Мокрого.
“Странно, - думал он, остановившись метрах в двухстах от особняка и разглядывая здание, - Вован, наверное, что-то напутал. Киллеры, может, и хорошо зарабатывают, но не настолько же, чтобы позволить себе так бородато жить”.
Усадьба походила скорее на замок, нежели на обыкновенную загородную резиденцию. Два этажа, каменная кладка “под готику”, декоративные башенки, одним словом, произведение архитектурного искусства. А вокруг здания - сплошной высокий забор.
У массивных ворот стояла иномарка. Ворота были закрыты, но в них имелась небольшая калитка. Подойдя к ней, Деснин машинально, в полной уверенности, что она заперта изнутри, толкнул ее рукой. Как ни странно, калитка отворилась. Деснин вошёл на огромный двор, который походил более на стадион. Там была беговая дорожка, почти целая полоса препятствий, турник, рукоходник, стояла штанга, стенды для стрельбы. “Ей богу, Вован что-то напутал”, - думал Деснин, глядя на всё это.
Вдруг скрипнула дверь. Кто-то выходил из дома. Деснин метнулся за угол. Осторожно выглядывая оттуда, он увидел, что с крыльца спускаются двое. Один – молодой, довольно раскаченный, с модной трёхдневной щетиной на лице; второй - поджарый и абсолютно лысый мужик, а может парень – возраст подобных типов, практически невозможно хотя бы примерно определить. Приглядевшись, Деснин скрипнул зубами: этот лысый был еще и веснушчатый – точь в точь, как описывал Скипидарыч.
- Ну покедова, Мокрый, - попрощался небритый. – Вся база на тебе. Мы только к утру появимся.
- Мокрого давно нет, - окрысился лысый, закрывая калитку за ушедшим.
“Убью гада! – была первая мысль Деснин. Но затем он сказал себе. – Стоп. Что толку, если я его убью? Может, это и не он спалил Никодима? А если и он, то правильно говорил Вован, он всего лишь инструмент в руках… кого?” В который раз Деснин задавал себе этот вопрос. Кому понадобилась смерть старика? Кому? Ответ, казалось, совсем рядом – нужно только грамотно развести эту веснушчатую тварь.
Тем временем Мокрый вошёл в дом. Деснин услышал, как щёлкнул замок.
“Так, - стал соображать он, - как же войти? Надо застать его врасплох. Но как?” Окна первого этажа были зарешечены, а до второго надо было еще как-то добраться. Пригнувшись, Деснин пошел вдоль стены, поглядывая на окна. Едва он завернул за угол, как наткнулся на лестницу. “Н-да, ну и везёт же мне сегодня”, - думал Деснин, приставляя лестницу к стене. – Даже странно как-то". Вскрыть окно особого труда не составило.
Письменный стол, кожаный диван, несколько кресел, компьютер, какие-то бумаги – по всей видимости, Деснин попал в кабинет. На стене весел ковёр, к которому были прикреплены старинные ружья и сабли. Заглядевшись на них, Деснин споткнулся о картонный ящик, стоявший на полу. По-видимому, ящик должны были перенести в другое место, но забыли прямо посреди комнаты. Решив полюбопытствовать, что же в ящике, Деснин приподнял крышку и увидел целый арсенал. Там был и “Макаров”, и “ТТ” и старый кольт, и совсем новенькая “Берета”. Кроме того, в ящике находилось ещё несколько “лимонок” нового образца. “Надо быть полным идиотом, чтобы держать всё это дома, - думал Деснин, разглядывая содержимое ящика. - Сомневаюсь я, что этот Мокрый выложит всё, едва наведёшь на него пушку. Такого просто не расколешь, да и на что колоть? Надо устроить небольшое представление, а там, кто знает, может сама игра его увлечёт, и он мой”.
Прихватив одну из лимонок, Деснин бесшумно вышел из кабинета. Хоть он и слышал, что Мокрый остался один, но решил в этом убедиться, осторожно подходя к каждой двери на втором этаже и прислушиваясь. Ничего подозрительного. Снизу, на фоне гнусавого перевода, слышалась перестрелка. “Видак кто-то смотрит”, - догадался Деснин. Подойдя к лестнице, ведущей на первый этаж, он присел и заглянул вниз.
Внизу был просторный холл. Экзотическая зелень по стенам, сверкающий паркет, зеркала, банкетки на колесиках. В углу стоял включённый телевизор. Перед телевизором кожаное кресло, рядом – журнальный столик, на котором Деснин разглядел бутылку виски с фужером, пульт и, на самом краю, пистолет. Над спинкой кресла возвышался лысый затылок. Деснин бесшумно спустился по лестнице, но, чем ближе он подходил к Мокрому, тем сильнее его переполнял гнев, отчего пропадала концентрация. Рука, сжимавшая рукоять нагана, напряглась, и Деснину стоило больших усилий удержать указательный палец, чтобы не спустить курок. Тут что-то хрустнуло под ногой. Этого оказалось достаточно, чтобы Мокрый успел развернуть кресло к Деснину.
Его до безобразия пустое лицо ничего не выражало, и это еще больше раздражало Деснина, однако он смог взять себя в руки и теперь спокойно держал Могкрого на мушке.
Того явно застали врасплох. В следующее мгновение он попытался повернуться к столику за пистолетом.
- Сидеть! – приказал Деснин. – не рыпайся, понял!
Не сводя глаз с Мокрого, он медленно подошел к столику и отшвырнул пистолет подальше.
- Я знаю, что чуть больше месяца назад ты спалил дом в Васильково, - сходу и без лишних слов начал Деснин.
- Ну, раз знаешь, - неопределенно произнес Мокрый, ища глазами возможные пути к отступлению.
- Так это так?
- Ну ты же знаешь, - с этими словами Мокрый рванулся из кресла, пытаясь головой нокаутировать Деснина. Тот успел уклониться и нападавший пролетел мимо, споткнувшись о журнальный столик и сдвинув стоявшую напротив банкетку. Фужер разбился, а бутылка откатилась к ногам Деснина.
- Сядь, и не рыпайся, - проговорил он, усаживаясь на освободившееся кресло. Мокрый понял, что лучше подчиниться, подвинул банкетку на место и теперь сидел на ней смирно, поглаживая ушибленную ногу.
- Ты вообще кто? – наконец спросил он.
- Конь в пальто, - Деснин не спеша вынул из кармана лимонку, вытащил чеку и бросил ее на столик.
- Ты чего, совсем съехал? – прокомментировал это Мокрый.
- Просто хочу показать, что я не шучу.
- Да я уж понял.
- Ну, так ты спалил? Считаю до четырех, - произнес Деснин, отводя от спускового рычага гранаты указательный палец.
- Не понимаю. Ты о чем?
Деснин не отвечая отогнул средний палец.
- Ха, - усмехнулся, глядя на это Мокрый. – Ладно. Что ты хочешь знать?
- А ты не догадываешься? Кто заказчик?
- Заказчик чего?
- Хорош выделываться. Я же знаю, что ты мокрушник, или как вас сейчас называют, киллер - Санька Мокрый.
- “Киллер”. Как это пошло, - поморщился Мокрый, а затем с ноткой самолюбования произнес: - Я не киллер, я помощник. Я помогаю людям избавиться от этого грешного мира и совершить переход в мир лучший.
- Чего? – искренне удивился Деснин.
- Учитель… Он открыл мне глаза. Он поведал мне о моём истинном предназначении – помогать совершать Переход. А насчёт того пожара… В тот раз Учитель удостоил меня поистине великой чести. До этого мне приходилось помогать совершать Переход в ад всяким там фирмачам, банкирам и прочей сволочи. “Так надо”, - говорил Учитель. Ибо необходимо усмирять сатану – ведь ему нужны грешники, иначе он сам придёт за ними на землю, а этого допустить нельзя. Но тот пожар… Тогда я впервые помог совершить Переход человеку в рай. Знаешь, я всегда навожу справки о своих клиентах. А тот священник воистину был святой. Так что уверяю тебя – он попал в рай.
Деснин чуть не открыл рот от изумления. Вован говорил, что в последнее время появилось огромное количество всевозможных сект. У каждой было своё “вероучение”. Но о таком…
Деснин подкатил к себе ногой бутылку, подхватил ее и, отвернув пробку, отхлебнул пару глотков. “Вот оно что, - неслись в голове мысли. – Значит, Никодим пал жертвой какого-то чёртова вероучения… В рай они ему помогли перебраться. Суки!”
- Да понимаешь ли ты, урод, - не выдержал и сорвался на крик Деснин, - что, зная о том, что есть на земле такие люди, как тот поп, которого ты спалил, жить хочется, верить начинаешь, что не всё так уж и плохо, что…
Деснин вскочил на ноги.
- Ты не его спалил! Ты меня спалил! Но он-то мёртв, а мне как?!
Из груди его вырвался вопль, и он разрядил в пол почти всю обойму. Лишь после этого Деснин вновь сел в кресло и, деля фразу на отдельные, слова задал вопрос:
- Кто Этот Ваш Учитель?
Казалось, пальба не произвела на Мокрого никакого впечатления. Он, спокойно разглядывая прострелянный паркет, ответил вопросом на вопрос:
- Зачем он тебе? Ты хочешь его убить?
- Нет, - соврал Деснин. – Я побазарить с ним хочу.
- С ним нельзя говорить. Его можно только слушать. Он несёт истину людям, а ты хочешь его убить.
Деснин показал Мокрому, что держит спусковой рычаг гранаты лишь безымянным пальцем.
- Можешь отпустить его, - равнодушно произнёс Мокрый. – Я всё равно ничего не скажу.
Деснин, задумавшись, закусил губу. Понимая, что вопросами в лоб ничего не добьется, он решил сменить тему.
- Ладно, проехали. А что это вообще такое? – обвел Деснин взглядом помещение.
- Сам не видишь? Тренировочная база.
Деснин уже совсем ничего не понимал, но старался не подавать виду:
- Тренировочная? Для чего?
- Ха, усмехнулся Мокрый, - Переход приходится помогать совершать не только праведникам, но и грешникам, а охрана у них весьма приличная.
Опять Переход. У Деснина было ощущение, что его разводят. Его так и подмывало спросить Мокрого не уж-то он и в самом деле верит в тот бред, что несет, но он боялся, что тогда тот и вовсе замолчит. Тогда он решил пойти ва-банк и подыграть Мокрому.
- А что, без вашего учителя совершить этот Переход уже никак?
- Нет. Только Учитель знает, чей черед настал.
Худшие опасения подтвердились. Этот Мокрый и впрямь верил в то, что говорил. "Робот какой-то, думал Деснин. – К тому же больной на всю голову". Он еще раз отхлебнул из бутылки и, уже ни на что не рассчитывая, бросил:
- Может, все-таки еще Бог знает, чей черед настал?
- Может, - не сразу согласился Мокрый. Казалось, что программа, заложенная в мозг, дала сбой.
- Тогда предлагаю сделку, - тут же нашелся Деснин. - Знаешь, чем хорош наган? Тем, что с его помощью можно сыграть в одну интересную игру. Русская рулетка называется. Я оставлю в барабане всего один патрон. Если пуля достанется мне, то у тебя останется всего лишь одна проблема – убрать мой труп. Искать меня вряд ли кто будет. Если тебе, то, что же, значит сам бог против моей встречи с твоим Учителем. Но, если она не достанется никому, то это будет знаком того, что я действительно не хочу убивать твоего Учителя, и ты поможешь мне с ним встретиться, а заодно останешься жив. Заманчивое предложение, не так ли?
- Все во власти Бога, - равнодушно произнес Мокрый, повторяя заученную фразу.
- Я тоже так думаю, - согласился Деснин, один за другим вынимая оставшиеся патроны из барабана. – Правда, боги у нас разные. Я не хочу тебя убивать. Вернее, хочу, но не буду. Пусть Бог рассудит.
- Только ты первый, - Мокрый, казалось, купился на эту уловку и даже немного ожил.
Деснин крутнул барабан, заглянул в дуло: «Нет, я не сдохну, пока не разберусь со всем этим, ведь так?». Уверенно вставив ствол в рот, он спустил курок. Щелкнул боек, но выстрела не последовало.
- Хм! – несколько нервно хмыкнул Мокрый. – А ты хитер. Ведь, если бы ты сейчас отстрелил себе башку, то взорвалась бы и лимонка в твоей руке. И мне бы тоже кранты.
- Это было мое маленькое преимущество. Ну, теперь твоя очередь.
С этими словами Деснин положил наган на столик. Мокрый не спеша взял наган, и, крутанув барабан, вставил ствол в рот.
- Ну, что же ты, - торопил его Деснин. – Там всего один патрон и, если он достанется тебе, то, значит, пришло время твоего Перехода.
Деснин намеренно воспользовался сектантской терминологией, и это подействовало. Мокрый нажал на курок. Раздался выстрел.
- Вот не везет, - вслух произнёс Деснин, глядя как мозги Мокрого медленно сползают по стене. – И где мне теперь этого козла Учителя искать?!
Глава V
РАЗГОВОР С БОГОМ
- Кого это ты называешь козлом? - услышал Деснин голос за спиной. Голос показался знакомым. Он обернулся. Перед ним стоял... Аббат.
- Ха-ха-ха! Если пуля достанется тебе, значит сам бог против моей встречи с твоим Учителем, - передразнил Аббат Деснина. - Бог не против того, чтобы ты встретился с его, - Аббат указывал на труп, - Учителем, ибо бог - это я. По крайней мере, здесь.
Он обвёл руками холл, в котором, откуда ни возьмись, стали появляться какие-то люди.
Деснин недоумевал. Он еще раз вгляделся в того, кто называл себя богом. Сомнений не могло быть. Перед ним стоял тот самый Аббат, на которого Деснин работал в свое время. Правда, тот заметно пополнел и этот лишний вес его, очевидно, раздражал. Особенно двойной подбородок и жировая складка на затылке начисто выбритой головы. Аббат также узнал Деснина, но почему-то делал вид, что видит того впервые.
- Я ждал тебя, - произнес Аббат, обращаясь при этом не сколько к Деснину, сколько к присутствующим. – Рано или поздно, но ты должен был прийти, как я и предсказывал.
Речь Аббата была протяжна и величественна. Он явно изображал из себя пророка.
- Дети мои, - Аббат обвел взглядом всех присутствующих, - вот он, тот человек! Они послали его, чтобы убить меня! Потому что…
Аббат наклонился к самому уху Деснина и шепнул: “Это я убил Никодима!”
Дыра. Она полыхала. Месть, заполнявшая ее, рвалась наружу. Деснин разжал руку. Лимонка с глухим стуком упала на пол.
Следующие несколько секунд показались Деснину вечностью. Перед глазами поплыли какие-то неясные картинки, в ушах стоял звон.
Вдруг в этот всепоглощающий звон ворвались слова Аббата:
- Видите, дети мои, они не в силах убить меня, ибо я вышел из-под их контроля. Я отринул их и они не властны надо мной!
Деснин мотнул головой. Картинки исчезли. Но в ушах стоял страшный рев. Это месть не находила себе выхода. Несколько секунд Деснин неподвижно смотрел на не взорвавшуюся лимонку, затем, скрипнув зубами, кинулся на Аббата. Но двое из учеников тут же повалили его на пол, скрутили руки за спину и поставили на колени перед своим Учителем. Тот не спеша достал пистолет и приставил его ко лбу Деснина.
- Дети мои, этот человек дважды пытался убить меня. Я в полном праве просто пристрелить его, но... Суд - вот высшее проявление божественного начала. Ты волен либо казнить, либо миловать. Запомните: бог в первую очередь судья, а потом уже всё остальное. Бог всемогущ, а настоящая власть не в том, чтоб казнить - убить может каждый, настоящая власть в том, чтобы миловать.
Аббат убрал пистолет и продолжал свою патетическую речь:
- И я милую этого жалкого посланца старого бога. Вы видите, как тот немощен. Так к чему же он нам, когда самому можно стать богом?! Однако власть прежнего бога еще крепка. Он, так же как и дьявол, контролирует вас через ваши души. Чтобы избавиться от этого контроля, нужно избавиться от души. Я достиг этого. Вы – уже на пути. Вы – избранные. Совсем скоро грядут времена, когда все люди, по всей земле, избавятся от контроля, избавятся от своих душ! Но вы – первые! И вы будете хозяевами земли, рая и ада! Но пока: есть рай, есть ад и есть я. И это я решаю, кому настал черед совершить свой Переход! Помните – прежние бог и дьявол всего лишь мои наместники.
Следующие слова Аббат обратил к Деснину:
- Я знаю, ты послан ими обоими для последнего разговора со мной. Что же, я готов. Оставьте нас, дети мои. Вы же видите – он не в силах причинить мне никакого вреда.
“Поднимайся в мой кабинет на верху, живо!” - шепнул Аббат уже нормальным тоном в ухо Деснину. Деснин повиновался и направился к лестнице. Сзади шел Аббат. Едва они вошли в кабинет, тот в изнеможении развалился на кожаном диване.
- Уфф, - выдохнул Аббат, отирая платком пот со лба, - если б кто знал, как трудно быть богом. Хм, Коля, Коля. Я был уверен, что ты здесь появишься и порадуешь нас чем-то оригинальным. И я, как всегда, оказался прав. Информация, что моим подопечным интересуются, быстро просочилась. Ну а я решил извлечь из всего этого определенную пользу. Да ты присаживайся, в ногах правды нет, - указал Аббат Деснину на кресло возле дивана.
- Я думаю, ты очень удивлен, увидев меня здесь в такой роли, да вообще всем этим спектаклем. Мне и самому все это довольно противно, но иногда приходиться разыгрывать нечто подобное для, так сказать укрепления веры. И лестница, и лимонка, и то, что Мокрый остался один – все это было подстроено. Только вот с самим Мокрым промашка вышла. Я не предполагал, что ты придешь со своим стволом. Жаль парня. Впрочем, сам виноват. Любил, видишь ли, посмотреть на дело рук своих. Он был, можно сказать, поэтом своего дела. Исполнял всё изящно и не любил крови. Старался представить всё как несчастный случай, пожар…
Глаза Деснина блеснули. Руки рефлекторно стали сжиматься в кулаки. Аббат, заметив это, как бы невзначай почесал стволом пистолета щеку и, улыбнувшись, сказал:
- Ты как всегда чрезмерно горяч, Коля. Извини, что я ввел тебя в заблуждение: тот пожар, которым ты интересуешься, заказал не я, хотя и имею определённое к нему отношение. В своё время ты оказал мне услугу и, самое главное, не впутал меня в то дело. Я ценю преданность и в долгу, как ты сам знаешь, никогда не остаюсь. Так что, так и быть, кое-что я тебе проясню относительно того пожара... Да, кстати, неужели этот сгоревший священник, и есть тот поп, после встречи с которым ты сам сдался?
- Да, - коротко ответил Деснин.
- Что ж, мне достаточно и подобного ответа. Не буду спрашивать о том, что заставило тебя тогда сесть. Да ты, я уверен, и не ответишь. Видимо этот поп что-то для тебя значил. Что ж, если бы я знал, что это именно он... Ладно, всё равно уже ничего не вернуть.
- Но чем, чем же вам Никодим помешал? – Деснин еле сдерживал себя.
- Ну надо же было помочь совершить Переход хоть одному праведнику в рай. Не все же одних нечестивцев в ад отправлять, - невозмутимо ответил Аббат. Глаза Деснина вновь дико блеснули, он уже готов был накинуться на Аббата, но тот спокойно наставил на него пистолет.
- Остынь. Это же бред. Все это я придумал чтобы…
Аббат поднялся, достал из коробки на столе сигару, прикурил. Затем порылся в ящике стола, извлек оттуда диктофон и папку с газетными вырезками.
- Что-то ты меня на философский лад настроил. Давно собираюсь привести свои мысли в порядок, да как-то недосуг. А ведь надо чтобы и он, вернее я грядущий, знал, с чего все началось. Кто же ему расскажет, как ни я сам. Коля, - казалось, Аббат только сейчас вспомнил, что не один, - Ты присутствуешь при историческом моменте, и я позволяю тебе это сделать. Согласись, как-то глупо разговаривать с диктофоном наедине. Кстати, возьми платок. А то, я вижу, мои ребята чуть перестарались.
Деснин приложил платок к разбитой губе, а Аббат еще некоторое время курил, собираясь с мыслями, затем включил диктофон и начал так:
- Аббатом меня называют неслучайно. Я сын духовного лица довольно, кстати сказать, высокого ранга. Он давал обет безбрачия, но все не без греха. Когда появился я, он очень испугался за свою карьеру – могли и расстричь. В общем, так до самой смерти он меня и не признал. Но земля слухами полнится, так я и получил свою кличку. О своей, как сейчас говорят, криминальной карьере я рассказывать не буду – это никого не касается, да и не в этом главное. Хотя. Все, что я делал, я делал… нет, это тоже неважно.
Аббат выключил диктофон, отмотал пленку чуть назад и продолжил:
- Не знаю, может быть это наследственное, но я всегда интересовался религией. И вот как-то мне попалась такая заметочка.
Аббат открыл папку с вырезками, пробежался глазами по одному из текстов.
- Здесь автор размышляет, почему наш капитализм принимает столь уродливые формы. Цитирую. "Да потому, что их капитализм (я имею в виду Запад) основывался под влиянием господствующего идеализма. Ведь, когда у них происходило становление капитализма, то церковь была ещё довольно сильна. Люди верили в Бога, в загробную жизнь и боялись Суда. Эти идеалистические тенденции в какой-то степени смягчали самое жёсткое проявление материализма в социальном плане - капитализм. А у нас становление капитализма происходит под влиянием господствующего материализма и даже полного атеизма, который нам внушали семьдесят лет и, видимо, всё же внушили. Нашему материалистическому, безбожному капитализму нет противовеса. Баланс нарушен - вот мы и падаем в пропасть. Минус отталкивает минус, нет гармонии - нет жизни. Бог нужен, вера какая-то, в противовес культу денег. Но нет базы для веры, нет, как говорили раньше, кадров. За семьдесят лет всех вытравили. Вместо знающих и истинно верующих людей, лезут в духовные пастыри чёрт знает кто. Присмотрелись люди - и увидели, что нынешние попы не Богу служат, а всё тому же злату. Культ денег проник и в церковь. Не верят люди таким попам, не верят. Вот так и превратили современную церковь в аппарат для отпугивания человека от Бога. Как говориться: чем ближе к церкви, тем дальше от Бога". Дальше не суть важно. Вот только это: "Раньше нам навязывали материализм для того, чтобы мы поверили в рай на земле (я имею в виду коммунизм); теперь нам пытаются навязать идеализм для того, чтобы мы поверили в рай на небе. От всей этой чехарды у большинства только мозги набекрень. Этим и пользуются всяческие секты. Верить-то во что-то надо, человек не может без веры".
Аббат отложил папку, попыхтел сигарой и продолжал:
- Вот здесь и крылась суть моего открытия. Я долго размышлял над этим, наблюдал и пришел к выводу, что современный человек в духовной пище вовсе не нуждается, потому что душу в нем давно победило тело. Это прежний человек не мог без веры. Современный же человек, напротив, стремиться освободиться от нее. Он не желает подчиняться ни Богу, ни дьяволу. Как говорится, без Бога шире дорога. К чему все эти размышления о добре и зле? К чему вся эта вечная борьба? Зачем забивать всякими проклятыми вопросами голову, когда можно обойтись без них? Зачем вообще какая-то там душа? Не проще ли без нее? Борьба между добром и злом – очень утомительное занятие, зачем же напрягаться? И это не моя идея, это всеобщая идея. Все такие, просто еще не знают об этом. Так называемые общечеловеческие ценности стирают грань между добром и злом и душа, как прибор, определяющий это самое добро и зло, становится каким-то ненужным аппендиксом, который если для чего и предназначен, так только для того, чтобы его удалить. А еще, по современным представлениям, душа – это некая матрица с положительным, либо отрицательным зарядом. Я же предлагаю обнулить заряд, встать по ту сторону добра и зла. И все это ради самого же человека, а не каких-то там богов. Я предлагаю абсолютную свободу, потому что Бог и сатана не властны над теми, у кого нет души. И так, душа – частица Бога, или дьявола – у кого как. Чтобы избавится от их контроля, и получить свободу, надо избавится от души. Но как это сделать? И тут как раз появились первые результаты клонирования. Выяснилось, что клон - абсолютно идентичная копия человека за исключением одного маленького но – души. Не передается она вместе с генами. Я сделал на это ставку и уже вложил большие деньги в эксперименты. Когда появились первые компьютеры, в них тоже никто не верил, но они заполонили весь мир. Так же и с клонированием. Работы не так уж и много – достаточно клонировать лишь одно поколение, далее все будут размножаться естественным способом, уже обездушенные. Первый клон уже создан. Это мой клон. Правда, он еще совсем младенец, но клонирование – это и есть жизнь вечная! И никакой Бог не нужен! Клоны – это будут первые свободные люди. Свободные от души, а значит и от контроля над собой со стороны сил добра и зла. В этом-то все зерно: раз эти люди будут свободны от Них, то их может контролировать кто-то другой! И этот кто-то – я! А почему бы и нет?
Тут Аббат захохотал. Что-то противоестественное было в его странном смехе без улыбки.
- Да, моя конечная цель – полное безверие, - продолжал Аббат, внезапно оборвав свой смех. - В меня верить совсем не обязательно. Я, в отличие от библейского бога, вовсе не тщеславен. Главное самому знать, кто ты есть. Хотя… Впрочем, увидим. Однако это так – планы на будущее, а будущего, я уверен, благодаря клонированию у меня предостаточно. Да, вечный человек могущественнее всех богов и дьяволов, даже если б они существовали. К черту царство духа, да здравствует царство плоти, царство абсолютной свободы от Них. Я несу людям абсолютную свободу. Свободу ото всего на свете. Отвергнуть Бога и все его ипостаси – значит, отвергнуть тайну, окончательный смысл существования, а вместе с этим – рациональный порядок, науку, закон. Пусть они так думают, зачем же им знать, что кто-то ими все же управляет? Главное – чтобы все были счастливы. Из двух привилегий Бога: вечной жизни и познания добра и зла – человек выбрал последнее, лишив себя тем самым первого. Но я исправлю эту ошибку. Дьявол соблазнил вкусить от древа познания добра и зла, я же предлагаю вкусить от древа жизни вечной. Ха-ха, а может быть, Христос об этом и говорил – о воскресении в новом теле и о том, что восставшие будут подобны Адаму, не ведавшему добра и зла? Тогда я лишь тот, кто выполняет пророчество, и мне суждено вернуть всех обратно в потерянный рай.
С этими словами Аббат выключил диктофон.
- Немного сумбурно получилось. Надо будет потом перенести все это на бумагу и поправить.
Деснин не проронил ни единого слова за весь этот долгий монолог. Сначала он смотрел на Аббата как на сумасшедшего, но затем ему стало страшно. Перед его внутренним взором постоянно стоял образ осы с отрубленным брюшком.
- Ампутации души, - тихо произнес он, повторяя слова странного попутчика.
- Хм, - Аббат поднял брови, - пусть будет ампутация души. Звучит заманчиво, как бы желающие в очередь на эту операцию не выстроились. Меня только одно волнует: может быть, меня кто-то уже опередил, и добрая половина человечества – бездушные клоны? Впрочем, будем надеяться, что это не так, хотя и очень похоже на то.
Глава VI
ЧЕЛОВЕК ДЕЙСТВИЯ
Начитывая на диктофон свои мысли, Аббат поглаживал породистого персидского кота, заскочившего к нему на колени. Деснин помнил этого любимца Аббата еще с тех времен, когда работал на того. Правда, уже тогда кот старел, а этот…
- Когда он умер, я просто не находил себе места, - Аббат словно читал мысли. - Знаешь, я ведь немного сентиментален. Что ты так смотришь? Да, это клон моего любимого кота – точная копия. Жаль, что твой поп сгорел. Мы могли бы вернуть и его. Как мы вернем Мокрого. Лет через 18 снова будет отличный исполнитель. Бессмертный. Ведь его ДНК надежно хранится. А хочешь, мы вернем твою мать? Надеюсь, кости еще целы. Или того, кого ты убил? И не будет на тебе никакого греха, ведь именно это внушил тебе твой поп, не так ли?
- Не хочу, ведь душу ты ему не вернешь, - недовольно пробурчал Деснин.
- Ха-ха-ха! Вот он, краеугольный камень – душа. А я избавлю человечество от скорби и грехов. Новым людям будет незнакома ни любовь, ни ненависть, ни добро, ни зло. Свобода! А у тебя всего лишь комплекс, Коля. И твой поп сделал все, чтобы он появился. По идее, ты должен его ненавидеть. Но ты нездоров: душа у тебя болит. А я вылечу всех, ампутировав ее к черту. Бездушные люди – значит психически здоровые.
Аббат вновь усмехнулся, затушил сигару и снова заговорил:
- Вот только клонирование – штука дорогая и запустить его в массовое производство – это на данный момент из ряда фантастики. И вот тут начинается самое интересное. Ты ведь никуда не спешишь, не так ли? Пока я решил заняться подготовкой почвы. Да и посмотреть надо, к чему приведет операция "Ампутация души" (Надеюсь, ты позволишь позаимствовать название?). Понимаешь, людей бездушных – естественных клонов – хватает уже и сейчас. Человечество столь стремительно расплодилось, что душ на всех просто не хватает. Но можно выискивать этих самых естественных клонов, а можно и делать. Душа – она же как мускул: если нет нагрузки, может и атрофироваться. Поэтому все и должно работать на это – нам же ведь нужен массовый эксперимент. Моя первая атака – на церковь и на религию вообще. Дискредитировать, к примеру, христианство особого труда не составит – оно само себя дискредитирует. Да и вообще, все религии существуют довольно давно и так за это время были запутаны, что каждую можно обернуть на свою сторону, а затем и вовсе уничтожить. Я уже создал благотворительный фонд для поддержки всевозможных сект, в том числе и сатанинских, а также колдунов, ясновидящих, экстрасенсов и так далее. Пусть грызутся между собой и подтачивают христианство. Пусть уничтожают друг друга, чтобы никакой веры ни во что не осталось. Вот, к примеру, понятие греха вытравили уже давно, заменив его на комплекс. Да, психоаналитики постарались в деле уничтожения Бога. Среди священников у нас также будут свои люди, задача которых – разрушать церковь, подрывать веру изнутри. Но церковь – это лишь эпизод. Мы проникнем всюду: в политику, экономику, в искусство, литературу, и, конечно же, СМИ и будем держать курс на тотальное оболванивание и абсолютный материализм. Через рупора масс-медиа мы навяжем представления об оборотня, вампирах, НЛО, барабашках, орках, гоблинах, троллях, но ни в коем случае ни о дьяволе и чертях. С Богом и ангелами расправиться еще проще – их заменят супермены, бэтмены, эльфы, добрые инопланетяне, иные. В общем, Христу места в представлениях людей совсем не останется. Так мы вытравим христианство, а с ним и душу. Ну а с материалистами-атеистами совсем уж все просто – они и так наши. Они верят только в силу капитала – мы дадим им капитал. Кому нужны только деньги – он их и получит, и ничего кроме денег, ха-ха-ха! Капитал – великая вещь, и главное его свойство – выедать душу, подменять ее. И это первый шаг к полному безверию и обездушиванию. Поэтому так просто работать с бизнесменами и политиками. Деньги, Коля, деньги. За них не только никому ненужную душу продадут, но и все что угодно. Но я не дьявол и копить эти души не буду – я их буду уничтожать. Ха-ха-ха! Ну а те, кто будут сопротивляться и продолжат верить в Христа, либо сопьются, либо сядут на иглу, либо просто умрут – другого выбора у них не будет. Да, наркомания – вот что нужно добавить. К алкоголизму наш народ приучать не надо – дай только волю. Впрочем, химическое воздействие – это только на первое время. Зомбировать население с помощью зорина – это вчерашний день. Телевизор – вот главный инструмент оболванивания. Оруэлл, был такой антиутопист, немного не угадал. Большой Брат не будет следить ни за кем, наоборот – все будут следить за людьми Большого Брата через телевизор. У нас самообслуживание. Ящик - взрослым, компьютерные игры – детям. Да, главное – дети. Все душевные ростки надо пресекать в зародыше. Мы будем работать и с учителями. Впрочем, это уже детали. Да, все средства хороши для избавленья от души. Хм, неплохой рекламный слоган получился. Ну, что ты обо всем этом думаешь? Я знаю, что ты молчун, но скажи хоть слово.
- Антихрист получается, - единственное, что проговорил Деснин.
- О нет. Я не верю во все эти христианские сказки. Но даже если исходить из них, то Антихрист явится в шуме и славе. То есть это будет очередной политический пустозвон. Обо мне же никто не знает, и не должен знать. Кстати, насчет антихриста. Мы уже пустили слухи о масонском заговоре, о так называемом американском Антихристе. Отвлекающий маневр. И это работает. Пусть борются с химерой и выдают сами себя. Лишь бы меня не заметили. Пожалуй, я даже дам им этого долгожданного Антихриста, чтобы избавить от суеверий. Пусть натворит что-нибудь. А потом его растерзают. И успокоятся. Недавно я предлагал эту роль одному известному сатанисту. Он, почему-то отказался. Теперь это для него плохо кончится. Я, почему-то, в это уверен, - с этими словами Аббат пристально посмотрел на Деснина.
- Но если о тебе никто не должен знать, тогда зачем ты рассказал все это мне? Ты меня убьешь?
- А что, впечатляет? Ха-ха. О нет, все гораздо проще - ты будешь работать на меня. Я так хочу. А отказывать мне небезопасно.
- Но почему я?
- Ну я бы сказал не ты один, а такие как ты. Понимаешь, идея и вождь – это меньше чем полдела. Главное – соратники. Из всех, с кем я работал еще в прежние времена, осталось очень мало проверенных людей. Так вышло. Ты - один из них. Новым я не доверяю, понимаешь? Рассчитывать на тех, кого я, так или иначе, купил – нельзя. Я, в общем-то, безмерно одинок на пути к своей великой цели.
"Еще всплакни", - подумал Деснин. Его всегда раздражала периодически прорывающаяся сентиментальность Аббата. В дверь кабинета постучали.
- Да, - крикнул Аббат.
- Учитель, все в порядке? – спросила выглянувшая из-за двери голова.
Аббат кивнул и жестом приказал закрыть дверь.
- А от этих вот прототипов будущего человечества проку мало, - вздохнул он. - Обездушивание, признаюсь, имеет свои издержки. Нет, они отличные исполнители, но ведь мне нужны, так сказать, офицеры. Не могу же я один за всем уследить. Тебя я знаю и доверяю, а это самое главное. Я понимаю, что на пути к моей цели, с некоторыми придется и повоевать, и я бы мог поручить тебе подготовку, скажем так, боевых отрядов. У тебя ведь есть опыт.
- А потом ты меня уберешь.
- Ну что ты все заладил "убьешь-убьешь". Тут дел столько, что на твою жизнь точно хватит. А потом, - Аббат подцепил со стола двумя пальцами платок, который Деснин прикладывал к разбитой губе, - клонирование – и жизнь вечная. А этого далеко не все удостоятся. В моем мире не будет калек и убогих – только здоровый, послушный материал. Гитлер с его планами – щенок в сравнении со мной.
- А если я откажусь?
- Хм, нет. Ты же прирожденный… хотел сказать убийца, но тебе это не понравится, ведь так? Не важно. Чем ты хочешь заниматься на воле, с твоей-то биографией? Грузчиком или кочегаром? Не получится. А я предлагаю тебе стать для начала инструктором. Но предположим, почему бы и нет, ты откажешься. Во-первых, ты никому о моих планах не расскажешь. А если даже и расскажешь, то никто тебе не поверит. А если даже и поверит, то ничего не сможет сделать. Ведь даже Он не в силах ничего изменить! Ха-ха!
- А ты сам-то во все это веришь?
- Я не верю, я – творю, - спокойно ответил Аббат. – Ну, так ты согласен поработать? У нас впереди великие свершения. Представляешь: стоять у начал новой цивилизации.
- У меня есть еще одно незаконченное дело, - уклонился Деснин от прямого ответа.
- Ах да, совсем забыл. И ты наверняка хочешь знать, что же происходит на этой базе. Ха-ха! Знаешь, самое забавное, что все это началось именно с тебя. Так что ты дорог мне еще и как память о моем первом эксперименте. Знаешь, ведь тот, Аптекарь, которого ты убил, не убивал твоей матери. Сама она от передоза умерла. Просто он мне очень мешал. А я в очередной раз убедился, что людьми так легко манипулировать, если внушить им, что они делают все по собственной воле.
По лицу Деснина пробежала судорога.
- Ну, ну, не злись, - дружелюбным тоном произнес Аббат, заметив это. – Все, что ни делается – все к лучшему. Вот сейчас, когда ты мне нужен, ты жив и здоров. А не случись всего этого – кто знает. Я уже цитировал статью, где говорится, почему у народа мозги набекрень и откуда столько сект появилось. Вот тогда-то я и решил создать свою. Ты же знаешь – я человек действия. Так и появилась церковь Перехода. Придумать "учение" – труда не составило. И вот здесь у меня нечто вроде испытательного полигона. Из ряда сект, а именно в секты по преимуществу идут естественные клоны, я набрал сорок человек – люди уже подготовленные, основательно зомбированные, обездушенные если хочешь. Как раз то, что мне надо – ходячие оболочки. Пока все идет по моему плану. Я выяснил, что вот эти самые мои ученики – очень податливый материал, из которого можно лепить все, что угодно. Для начала я вытравил из них все понятия о Христе. Это было довольно просто. Современный человек вообще не способен до конца понять то, что проповедовал Христос. Однако вот с такими понятиями как ад и рай, бог и дьявол – все сложнее. Поэтому я пока использую эти понятия, но со временем освобожусь и от них. Приходится объяснять, что… Впрочем, Мокрый тебе уже кое-что рассказал об этом учении. Но он, также как и все мои ученики, не знал одной детали... Я по натуре реалист и прекрасно понимаю, что вера - верою, а бизнес - бизнесом. Гм. - Аббат вновь взял папку с бумагами и стал их листать, - Когда все это еще только начиналось, одному репотеришке удалось проникнуть в нашу общину. Наглый народ. Кропал свою статейку прямо у меня под боком. Вот единственное, что он успел записать, прежде чем совершить свой Переход. – Аббат протянул Деснину недописанный лист, а сам закурил новую сигару.
"Под видом религиозного объединения с недвусмысленным названием "Церковь Перехода", скрывается, своего рода, контора по распределению наёмных убийц, - прочел Деснин. - К главе "Церкви", кстати, бывшему уголовному авторитету известному под кличкой "Аббат ", обращается заказчик, который называет имя клиента и выплачивает определённую сумму в виде аванса. Затем "Учитель" объясняет членам секты, что ещё одному грешнику настала пора совершить Переход в мир иной. "Помочь" кому-либо совершить этот самый Переход, считается в секте за огромную честь. Поэтому, желающих совершить убийство, отбоя нет. Кроме того, в планах Аббата наладить еще один доходный бизнес – исполнение терактов, ведь его людям все равно кого убивать. Мне... "
Рукопись обрывалась бурой кляксой.
- Надеюсь, теперь тебе понятен механизм? – спросил Аббат, когда Деснин закончил чтение. – Все гораздо прозаичней – на самом деле твоего попа банально заказали. И моя роль в этом деле, впрочем, как и во многих других, довольно незначительна. Главное во всем этом – не деньги и да же не сама секта. Это так – разминка и главное здесь не мои подопечные, а мои клиенты – они все в моих руках…
- Так ты все-таки знаешь, кто заказчик?
- С тебя довольно, - только сейчас Аббат понял, что проговорился
- Кто?! – единственное, что смог выдавить из себя Деснин, уставившись на Аббата неподвижным взглядом.
- А вот это, уж извини, коммерческая тайна.
- А что… что если я тебе его закажу? – совершенно неожиданно для себя выдал Деснини. – Ведь все продается и все покупается.
- Оригинально, - Аббат пустил клуб дыма, - Но дело в том, что в таких незначительных случаях я и вправду не знаю, кто заказчик - всё происходит через почту или интернет. Да и потом, моя услуга тебя вряд ли устроит. Тебе же ведь непременно надо убить его самому, отомстить. Только это принесет тебе удовлетворение, не так ли? Что ж – действуй. Разомнись перед серьезной работой, которую я тебе предлагаю. Да, кстати, Мокрый упоминал о каких-то подозрительных типах, выходивших из церкви во время пожара. Не знаю, какая связь, но… А еще может кто-то вроде тебя: сначала исповедался перед тем попом, всю подноготную про себя выложил, а потом… А что ты на меня так смотришь? В этом мире не осталось ничего святого. Да, и еще подумай, откуда я узнал о твоем визите. Когда закончишь свою вендетту – жду. А теперь я позволю себе еще одну маленькую мистификацию – без этого пока никак. Я объявлю своим, что ты мертв, а когда ты вернешься, заявлю, что воскресил тебя в новом теле.
С этими словами Аббат навел на Деснина пистолет и выстрелил. Тот даже не успел почувствовать боли.