Деяну
Тонкие шёлковые шторы плавно колышутся на ветру. Слива тихонечко скребётся веткой в стекло. Её тень – чёрная на жёлтой ткани – постоянно меняет свои и без того угловатые очертания. Ночь, наполненная ароматами, уходит, медленно тает в лёгкой дымке восходящего солнца. И вместе с ней утекают отголоски, отблески, отзвуки…
Кровать стоит у самого окна, так что осень проникает сквозь приоткрытую форточку. Запахом опавших листьев и поздних георгинов. Нахохлившиеся, разбухшие под дождём, цветы роняют лепестки на бетонную дорожку сада, уже покрытую красно-жёлтыми листьями. Ветер сгребает их в кучу и приносит сюда, в комнату, их запах.
Рассеянный солнечный свет попадает на бутылку с минеральной водой, собирается, фокусируется в единую точку.
Начинается новый день – он собирается так же, как этот свет на бутылке – в единое целое, из разрозненных капель росы, блестящих в лучах, из золотой пыли солнца, висящей в воздухе, из нитей осенней паутины и запаха георгинов. И ещё – хризантем. Хрупких, недолговечных цветов.
Деян лежит на двухместной кровати. По своей привычке – поперёк. Его цветастая рубаха национальным флагом полощется на ветру, джинсы брошены в кресло, чёрные кожаные ботинки сиротливо стоят у двери. Деян спит на боку, заслонившись одной рукой от света. Вторая рука свешивается с кровати – загорелые тонкие пальцы разжались во сне – внизу, на ковре, валяется книга. Медленно подхожу, поднимаю: «Время смерти» Добрицы Чосича.
Слива продолжает скрестись в стекло. Жалобно-певуче. На щеках Деяна уже просохли слёзы. Сейчас – это мирно сопящий подросток, уткнувшийся носом в подушку.
Трудно предугадать, что несёт в себе этот день, пока ещё лишь раннее утро. Но над Деяном, определённо, ночь задерживается. Чтобы дать ему покоя. Ещё чуть-чуть. Он томно потягивается – ореол мелких пылинок взмывает в застывшем воздухе, на мгновение попадая в конус света, оседает вновь.
Это мгновение на грани дня и ночи, хрупкое равновесие стихий, шорох осенних цветов – последний отблеск буйных красок лета, которые сейчас смывают дожди, жалобное царапанье сбросившей листву сливы, этот восемнадцатилетний подросток, хрупкий, красивый мальчик… Этот момент – рассветные часы, когда снятся самые хорошие, самые светлые сны – если бы он мог длиться вечно…
Слива скребётся в стекло. Я вожу по книге пальцем и жду пробуждения Деяна.