Хэнк с тонкой радостью толкнул дверь бара и, не глядя по сторонам, сел у окна. Мэри копошилась где-то неподалеку; в пыльном воздухе танцевали пылинки.
Сегодня — ее смена, — весело и почему-то отчаянно стучало в голове у Хэнка. Радость подступала к горлу.
Плыло жаркое лето над черепичными крышами домов; горнило лета, июль. Подавальщицы почти уже не шутили, уставшие к концу бессмысленно-трудового дня. Звякали на столах толстые кружки. Где-то рядом кружил белый накрахмаленный фартук Мэри. Хэнк не бросал прямых взглядов, он з н а л. Все готовились к празднику. За окном раскачивались платаны.
Жизнь текла по усам — медленно и невозвратимо.
Хэнк достал газету. Где-то рядом во Вселенной существовала Мэри. Строчки прыгали. Там печатался шикарный роман с продолжением. Накануне свадьбы невеста убегала с другим.
Хэнк, дочитав, вышел. Его сердце пело. Он слышал это тиунканье, похожее на коленца соловья. Он стряхнул пот с кончиков бровей и усов. Солнце разбилось о тяжкую землю. Его осколки пронзали Хэнка. На дряблых афишах расхваливали циркового африканского слона.
Сумерки накатывали. Хельга жила неподалеку. Девушка с тонкой грудью и интеллектуальными, изысканными пирогами. Боже мой, — думал он, стуча в железную дверь, — неужели я счастлив?!
Как всегда Хельга кисло зевнет, уютно расположится на голубеньком диване, подожмет точеные лодыжки. Какое жаркое лето, — скажет Хэнк, — в этом чертовом Вудстоке. И девушка прикроет ладошкой рот, и тихо улыбнется.
Мимо протопали два пожилых серба. Она назначила мне встречу и, конечно, не явилась, — донеслось до Хэнка.
Хотелось объятий Хельги. Слабых, полусопротивляющихся.
Ее не было дома. Пошла к подруге, — отвела в сторону глаза мать. Подруге, подруге, — пропел Хэнк. И не расстроился. Женщины ускользали. Пахло вечерней полынью и жизнь казалась неистребимо вечной. Он любил Мэри.
21 июня 1999 г.