Феминизация силы

L.Berlovska
ФЕМИНИЗАЦИЯ СИЛЫ

  Smart women finish rich
Название книжки.


Узкое, подсвеченное красным, темное пространство лифта вбирает в себя пассажиров, скромно входящих один за другим. Пожилая одинокая дама с пакетом поп-корна в одной руке и пластиковым стаканом кока-колы, седенький невзрачный джентльмен, молодой человек с затравленным взглядом и мы с мужем. Кто-то молча нажимает нужные кнопки и лифт начинает медленно возноситься. Мы едем смотреть кино в маленьком зале маленького кинотеатра, который расположен на одной улице с бутиками в Вильямсбурге, штат Вирджиния. Приехав уже к вечеру и бросив вещи в мотеле, мы поехали осматривать этот старинный городок – музей под открытым небом, пока не устали и приземлились в уютном ресторанчике, с претензией на элегантность. Молодая парочка ворковала под соседним широким зонтом, рядом в льду томилась бутылка шампанского. Она покручивала обручальное колечко на левой руке, он вальяжно поглядывал вокруг. Все впереди.
Кинотеатр нашла я, когда в одиночестве отправилась бродить по магазинам. Муж отсиживался в секретном месте после скромного походного ужина, состоявшего из холодного супа и салата с орехами, а мне стало скучно, вот и забрела в полутемное здание с афишами, перед которым толпился немногочисленный народ. На плакате, пришпиленном рядом с освещенным окошечком кассы валились серые здания, темные человечки куда-то бежали и поперек этого хаоса надпись на английском – Downfall. Вдохновленная, я вызвонила мужа из его убежища, и он, торопясь за мной, быстренько купил билеты, когда мы обнаружили, что фильм на немецком языке, правда, с субтитрами на английском языке. Продолжительность – 3 часа. Что-то про 45-й год в Берлине.
- Кто-нибудь понимает по-немецки? Легкомысленно спрашиваю я у попутчиков в лифте. Молодой человек поднимает затравленный взгляд и мямлит: - Я немного. – Да? Я удивленно восклицаю. И добавляю расстроенно: - А я вот только по-русски. Муж хлопает по-американски по плечу и радостно: - Да-да, она может еще и по-русски. Остальные осторожно оглядываются.

Юная девушка, Траудль Юнге, нанимается секретарем к Гитлеру. Актриса, играющая ее, похожа на Ингрид Бергман. В конце фильма немолодая женщина, настоящая Траудль, смотрит с экрана и говорит простые слова про свой опыт служения нацистам. Фильм настолько реалистичен, что веришь каждому движению, каждому крику, каждому выстрелу. Становится стыдно за свои слова в лифте. Это было политически неправильно – открыть тайну своей причастности к народу-победителю. Про американцев в кино – ни слова. Много крови, шнапса, безнадеги. И упрямства. Национальный социализм умер, да здравствует национальное самоопределение. Советский социализм тоже сдох. Но тогда они этого они не знали, и поэтому убивали себя и других. Детей, стариков – своих же. Жена Геббельса травит всех своих шестерых детей по очереди, одна девочка, почуствовав неладное, отказывается принимать яд. Его насильно толкают ей в рот. Это то, что происходило там – внизу. Внутри бетонного убежища, за толстыми стенами, достаточно комфортными, чтобы создать иллюзию, что – еще можно что-то исправить. Пойти на переговоры с советским правительством, признать вину, покаяться. Количество евреев существенно уменьшилось все равно. Вождь этим гордится, но сдаваться на собирается. Женится перед смерью, принимает яд, стреляется и – вместе с женой – жалкие человеческие обноски, завернутые в солдатское одеяло, плюхаются под разрывы бомб в жидкую грязь канавы прямо перед входом в бункер. Разрывается очередная бомба и солдат откидывает к бетонным стенам. Переждав минуту, они возвращаются к своей работе. Сжечь к чертовой матери, исполнить последнее желание.
Секретарю ничего не дали, признали юным последователем. Незнание оправдывает? Она печатала на машинке, курила в перерывах между бомбежками и пыталась найти выход. Бежать, бежать, бежать. Большинство остались там.
Два народа – русский и немецкий – понесли наибольшие потери в этой войне. Фильмов снято на эту тему снято множество. Но только немцы смогли донести идею трагичности быть побежденным народом. Молодой женский голос за кадром: - Мне понадобилось время, чтобы осознать, где я была и с кем. Она права.

Так совпало, что сын моего мужа в то время отдыхал в Германии. Привело его туда неистребимая любовь к жизни, замешанная на семейной истории – его дед немец по рождению. Поэтому когда в школе предложили участвовать в программе обмена, он тут же согласился. Из поездки он привез пачки фотографий – умилительные городки, чудные пейзажики и – музей пыток, концлагеря, мемориал, посвященный жертвам геноцида. Берлинская стена, окруженная забором. Кусочки продают в качестве сувениров. Довольные подростки катаются на горках, едут на поезде, любуются архитектурой – они все одинаковы в этом возрасте. Американцы, немцы, русские. Глуповатые, восторженные, стеснительные. Война стала историей.

Я с ужасом думаю о нашем с мужем альянсе – помимо того, что его отец немец, его мама итальянских кровей. Я же – дочь народа-победителя. Мы гордые, мы упертые, мы знаем чего хотим. После нескольких лет брака мы начинаем делить территорию – карту на стол. Западные земли отойдут Муссолини, восточные Сталину. Тон голосов повышается, я начинаю качать права на английском. Я знаю, что наши всегда побеждают. Арийская кровь мужа закипает и он начинает орать. Претензия на чистоту расы всегда заканчивалась диктаторством. По другому большим народам не выжить. И империи не построить. Все кончено, все кончено.

Примиряет Америка. В Америке все ездят на машинах. Нет машины – нет работы – нет денег – нет жизни. Все очень просто. Если мне кто-то скажет, что американцы выиграли вторую мировую, я охотно поверю. Чтобы выиграть, не надо участвовать, вот и все. Нация слишком молодая чтобы заморачиваться такими вещами. Подростковая, улыбчивая, широкая душой и карманом, она делится ресурсами – душевными, политическими, идейными. Да бросьте вы, ребята, тужить. Переезжайте лучше к нам. И решение бытовой проблемы намного важнее любых идеологичных соображений. Если машина сломалась, значит надо покупать другую. Мы с мужем миримся и обкладываемся газетами, пялимся в экраны компьютеров, ездим по округе – нам нужна вторая машина. Лучше всего немецкая. Инженеры они бесподобные.

Побеждают сильные и богатые. Выживают умные. Я судорожно начинаю искать работу. Не потому что она мне нужна, а потому что я хочу жить. Если я хочу жить, мне понадобятся деньги. Деньги. Сила. Власть. Советский Союз проиграл, потому что был бедный. На одной идее не выедешь. Америка остерегается Германии, но можно ездить без виз. Бедные русские. Бедные женщины. Нам попросту не доверяют.

Ева Браун на самом деле любила. Изящная молодая женщина, стильно одетая несмотря на военные условия, кружится в вальсе с молодым офицером. – Давайте пить шампанское! На робкие возгласы о неуместности праздничных чувств она машет рукой и улыбается. – Когда я умру, я хочу быть красивой. Стреляться – мужской удел. Принимать решения – тоже. Гитлер все за нее решил. Счастливчик.

Оказывается, чтобы умереть богатой, нужно тщательное планирование. Если откладывать по одному проценту начиная с двадцати лет, получится больше, если, спохватившись к пятидесяти, откладывать половину зарплаты. И непременно купите все страховки – даже ту, которая покрывает расходы на адвокатов в случае сами знаете чего. На всякий случай. Все просчитано, все выверено, все продумано. Тщательно сынженирено. Американский народ самый богатый народ в мире. Еще одна империя.

Машина, работа, пособие по финансовому управлению, материалы для подготовки к тесту, деньги, отчисления, семейная жизнь, культурная идентификация – какая это скука. От взрывов закладывает уши. Побыть в тишине, спрятаться в бункере. И это пройдет...

Молодая женщина с светлыми волосами, похожая на Ингрид Бергман, открывает дверь и говорит с акцентом: - А! Вы приехали смотреть машину? Да-да, Форд. В отличном состоянии. Улыбается. – Да, я из Германии. Но живу в Америке уже давно. Данке шен.

Август, 2005