Как вошло в традицию уже, посвящается рыбчику)))
нет-нет, она не должна уехать... как она может покинуть меня?.. покинуть... сейчас... когда я так хочу любить её... когда она так сильно любит меня... нужно как-то умолить её остаться ещё на два дня. и три ночи. последних два дня и три ночи.
а вечером приехал муж. было стыдно смотреть ему в глаза... чувствовала себя коваррной изменщицей... играла роль приветливой и любящей жены... да нет, не играла... я и была ею... я была ему всем, кроме любовницы.... а любовницей я была - ей. вот этой, которая молча кроптела над клееньем последних кусков обоев... тоже старательно не поднимая на нашего мужчину глаз.
и именно у него я выпросила деньги. что мной двигало, когда, посадив мужа на автобус, я отправилась в магазин и накупила сразу кучу всяких горячительных напитков?.. я же не думала споить её и, воспользовавшись её слабостью, настоять на своём. нет, мной скорее двигало отчаянье. я знала, что она должна остаться, подарить нам ещё и вот эти два дня... но не знала, как ей это доказать и отчаялась совсем. поэтому решила напиться. и напоить заразом и её.
выход в Другое сознание. может, оттуда прийдёт просветление и я догадаюсь, как её остановить.
вечер наступил внезапно. ужинали поздно, втроём, мы с ней и талгатовна, высоченная деушка лет этак около тридцати, оксанка, за несомненное сходство с уфимской певицей прозванная нами земфирой талгатовной рамазановой, потом сокращённой просто до талгатовны-)... девка талгатовна была класснейшая, хоть и пропойца бесконечная. трудяга, каких свет не видывал. при этом отличалась простотой, обязательностью и добротой такой изначальной, земляной, слабой, женской, какой обладают только крайне простые и близкие земле и всякому материнскому зверьевому началу в ней люди.
она пела, я пела, талгатовна подпевала не в масть, но громко и требовала ещё вина, потому что это закончилось. летняя кухня была пронзительно ярко освещена, угар сигаретный выветрился, она сидела напротив и смотрела на меня печально. и вдруг такая острая щемящая тоска по ней, ещё сидящей рядом, но вот-вот покинущей меня нахлынула, взорвала изнутри и я, глядя на неё в упор, не обращая внимания на талгатовну, стала кричать-молить её, бросать в неё слезные вопли сердца - не едь!... я прошу тебя, пожалуйста, не едь!!!... почти плакала сухими слезами навзрыд... отчаяно сверкала глазами... кричала в неё - я же люблю тебя, ты же видишь, я же так сильно люблю тебя, поэтому не едь ещё, повремени, останься ещё!... прошу тебя, останься, не оставляй меня!!!!... слёзы сами закипали, плавили видение, я уже не могла различить её лицо... но так мне было горячо от моей тоски по ней, покидающей меня, что они тут же выгорали в глазах, испарялись. и мир становился опять чётким до жёсткости... не покидай!!!!... талгатовна даже слегка протрезвела от неожиданности открывшейся правды отношений. аггга... но мне было плевать на всех. связав её и себя накрепко в одно канатом пристального взгляда, я вопила в неё неуезд отчаяно... холодея от мысли, что не согласится, что завтра уже - разлука. умирала у себя на глазах от горя. я ещё не могла её отпустить. рано ей ехать. не время. ещё немного. и тогда всё. тогда можно... наверное, тогда я уже смогу оторваться. и я кинула ей под ноги последний свой козырь, твёрдо пообещав, что, если она останется и на этот раз, больше удерживать не буду. и она сдалась. посмотрела на меня очень серьёзно, совсем безулыбчиво и спросила - честнок?.. обещаешь, что отпустишь?... - да - легко согласилась я, потому что мне нужны были только эти два дня, последних два дня, каким-то шестым чувством, как нюхом, я знала, что потом уже смогу. потом можно будет.
- хорошо - сказала она - тогда остаюсь. но помни, ты обещала!...
и так серьёзно!... угу-угу. честнок.
пошли пить дальше. и петь. при её такой малости - удивительно сильный и красивый голос... путаница интонаций и путаница пальцев-аккордов... усложняет всё - шевельнулась проснувшаяся было мысль, но потом опять заснула... курили... потом вдруг захотели продолжения и среди ночи пошли искать ещё вина... пугая запоздалых сельских прохожих, которые аж никак не привыкли видеть свою вчытэльку в таком нетрезвом, притом настолько явно, состоянии.
нашли. приволокли домой... варили вермишель для закуси с помощью кипятильника... я мерзко хихикала над этими кулинарными ухищрениями, но вермишель таки съела. в какой-то момент вдруг поняла, что мне больше нельзя, баста, нужно остановиться. не допила свой очередной коктейль, оставила в руках стакан, пошла и уселась у неё в ногах на корточках. балагурила, смешила публику, размахивала руками, а чтоб вино не мешало, отставила его в сторону - на стол. сказала, что пить больше не буду. что мне всё, хватит. и тут увидела, как она допила моё вино. а потом они с талгатовной допили всё остальное. я даже не заметила, как. но когда она прихватила единственный оставшийся в живых после наших надругательств над ними горячительных напитков - пиво - и стала догоняться им - меня как по башке что-то треснуло и, мгновенно протрезвев, я стала отбирать у неё бутылку с воплями - да ты чё делаешь -то????... зачем????... хваааааттиттт!!!!... ой, думаю, не к добру это... поплохеет ей... она смеётся, утешает меня - мол, да ничего со мной не станется!... и не такое и не так пивали!...
я недоверчиво косюсь и прячу подальше недопитое пиво.
у самой голова плывёёёёт... но соображаю чётко.
всё, говорю, ребята, баста, пошли спать.
это одна из предпоследних оставшихся нам ночей. я как всегда хочу её до одури. жажда её во мне как океан бескрайний. и никак мне её не утолить. но теперь - наше время приближается. я жду его.
Все, что могу пожелать - нам остаться одним.
И тогда, зачеркнув все лишние звуки,
ты сможешь коснуться моей тишины.
И только лишь ночь ее сможет нарушить
единственным словом
Ты...
залегла в кровать затаившимся в засаде зверем, жду. нетерпеливо. да где же она?... ага, вот. ложится. просит - давай будем спать... не может она ничего... аааах... огорчённая, но уже не несчастная - вымолила её для себя ещё на пару дней, фиеста продолжится, это не последняя ночь - я обнимаю её, отвернувшуюся от меня к стенке и готовлюсь уснуть... лёгкая пьянь укачивает, легчает голова, глаза начинают склеиваться... и тут она вдруг резко вскакивает и мчится во двор, успев сообщить мне по дороге, что ей плохо. сна как будто никогда и не было. лежу, напряжённо прислушиваясь к тому, что происходит там, во дворе. ей плохо. всё, нужно бежать быть рядом. прибегаю, успев накинуть рубашку. она разгуливает по двору практически неглиже, светясь поразительно белым телом сквозь тьму ночи. а холодно как!... начинаю мёрзнуть... иду к ней... она - от меня - и на кухню, там не раздумывая снимает со скамейки ведро холоднющей колодезной воды и, чуть отойдя в сторону, окатывает себя этой водой. айййй!... да ведь холодная какая!!!.. простудится!!!... ты что делаешь???? - кричу я на неё. она совершенно трезвым голосом сообщает, что её нужно себя вытрезвить. вот этим она и намерена заняться.... она ненавидит в себе слабость, и вот теперь... теперь она такая слабая и ей так плохо... и нужно вернуться в себя. на круги своей силы. и говорит она мне слова, которые впечатываются в меня навечно. она говорит мне о том, что она всегда была сильной, привыкла выполнять обещанное, а я её вынуждаю быть слабой... и нарушать слово... она сказал, что я её обессиливаю. что она не может устоять, если я о чём-то прошу. то есть у меня на глазах рушился мир, привычный мир человека, котрого я так люблю... и с такой тоской говорил это мой человек, что мне тут же щемяще больно за него стало и так жаль его жизнь и его мир!.. к которому возрата уже не будет.... вся сила её закончилась там, где началась я.
она попросила принести ещё воды. вернее, хотела сама за ней идти, но я не дала, принесла. ещё холоднее, из самого сердца ночного колодца. не дам на себя вылить! - твёрдо решила. но не помню, дала или нет.
вот так и проживали мы свою ночь - она сидела на дорожке на корточках, и без того маленькая, сечас искрошевшаяся совершенно... масенькая... по мерцающей в темноте спине вниз крались капли... я стояла над ней... она, не поднимая головы, много и часто просила меня идти ложиться, оставить её, она протрезвеет и прийдёт. я возвышалась горестной горой над ней и восклицала отчаяно - да как я тебя оставлю в таком состоянии?!!!... ты подумай!!!.. я не могу оставить тебя!... и ещё более отчаяно смотрела на эту наказывающую сейчас себя холодом белую любимую спину... и гусиную кожу, которая уже стала на ней появляться... да ведь замерзает совсем сильная моя!... вытрезвитель мой!.. она сидела, я над ней стояла и чем дальше, тем больнее мне было на эту спину смотреть... жаркая материнская жалость нахлынула на меня, затопила всю... вот ведь как она с собой. вспомнила её анкету - и фразу - я сама себя наказываю. угу. теперь вижу, как эффективно умеет. но больше выносить это зрелище не могу, иду в дом и возвращаюсь с одеялом, которое накидываю на неё. она возмущается и хочет сбросить, я не даю, доказываю, что она достаточно натрезвилась, пора и честь знать. она опять поддаётся мне, слабая моя, и сидит дальше уже в одеяле. я в лёгкой своей рубашке начинаю замерзать, уговариваю её идти домой. она упирается, гонит меня, она-де ещё посидит, потрезвеет. - да никуда я без тебя не пойду!... я тебя не оставлю!!... пошли в дом, ты достаточно отрезвела!... нехотя, но подчиняется, я веду её в дом. ложится, я снимаю рубашку и тоже ложусь. хочу её обнять, она же удирает, забивается под самую стенку, отворачивается всей собой от меня и оттуда кричит почти - не трогай меня, я мокрая и противная!!!... и столько в этом вопле горести от того, что вот она какая... испортила всё!... и столько обиды на себя.... и почти неприязни... и отчаянья... и боли... мол, да кому такая может быть нужна?... и тем более приятна???.... она действительно была себе противна в этот момент!... ах, глупый мой родной человечище.... да как же ты можешь быть мне противной, а?... ты подумала, нет?.... и так до боли жалко её становится... и такой от этого сильный приплыв любви - как к родному дитю - и такая у нас может быть... такое родное, такое до слёз любимое.... и так о себе говорит... ах, глупенький.... и я вручную отрываю от стенки и разворачиваю к себе своё сгорёванное дитя, говорю ему ласково - иди сюда, иди ко мне, моя мокрая и противная!... она только чуть-чуть посопротивлялась, тут же сдалась - отдалась мне, раз и навсегда сломив передо мной своё сопротивление, как меч вассала... действительно была мокрой и застывшей в ледышку... но уж никак не противной!... куда там!... она была самой любимой мокрой родимой девочкой... любимой до одури... и обняла меня своими стылыми руками... а я её - своими тёплыми... и стала импульсировать тепло, потому что цель всей моей жизни на данном этапе мне была ясна как никогда - согреть. вот это - моё, так глубинно моё - застыло совсем. и мне его нужно согреть.
так и заснули мы, крепко обнявшись, угревшись наконец, смешав тепло и холод в одно...
засыпая, я успела горестно-ласково-обречённо подумать - эхххх, пропала ночь!...
потом улыбнулась, додумав мысль тем, что утром я её догоню. что утром мы восполним потери.
и действительно, утром мы свою ночь догнали и перегнали.