Как Караман была донором...

Охотник
О, это были давние дивные времена... я тогда действительно была Караманом, а ещё Караманшей, Караманчиком и прочим таким... я была молода... о, как тогда я была молода...
Одесса... вы привыкли видеть её клушей, базарной торговкой на Привозе,
жирной, неопрятной, жаркой, болтливой до одури... вы привыкли её брать, как берут, истосковавшись по телу, подзаборную проститутку, не заботясь, каково ей это всё преносить - вы же плааатите... что ей ещё надо?... если вы видели Одессу, то видели только летом... пышшащую жаром раскалёных улиц... в бестолковой сумятице во все стороны растекающейся праздношатающейся толпы... правда, давно уже известно, что в Одессе все дороги ведут к морю... с круч - и вниз - кубарем - влипнуть в его грязные липкие хляби... море в Одессе летом грязное... особенно в сезон...
о, вы не знаете Одессы осенью... когда тихая печаль опускается на уставший город. печаль и - тишина - наконец... вы не видели Одессу зимой... и вы не видели Одессу весной, кода всё так ясно, пронзительно и холодно, когда совсем нет тёплых оттенков кроме горячего жёлтого -брызгами и бликами просыпающегося после зимней спячки солнца.
красота Одессы весной особенно пронзительна.
и именно весной, когда жизнь только просыпается, когда каждый переживший зиму слаб, звонок и тонок, когда силы то ли на исходе, то ли готовы возродиться, наши медицинские светила почему-то считали, что лучший способ вернуть к жизни отщалую за зиму вечно голодную синюю от недосыпа-недоеда и прочего студенческую братию - это предложить ей заняться кровопусканием.
объявляется День донора. торжественно, чуть ли не с флагами и бравурной музыкой. добровольцы - на стол!!! к руке!!! есть добровольцы???... а конечно есть... уж очень шедрое по нашим меркам вознаграждение - шикарный обед с МЯСОМ!!!!, которого мы себе давно уже не могли позволить, потому что все деньги уходили на книжки, краски, кисточки, материалы прочие, пластинки, кассеты... хорошее кино... походы на лучшие спектакли и концерты... тогда для нас духовная жизнь значила куда больше, чем потребности тела... мы были последними из могикан... вернее, предпоследними... ещё курс, потом ещё один - а дальше всё... потребы тела перемогли... но мы, мы были ещё те))))...что, жалко те 400 граммов на пользу кому-то там болящему отдать?...ха, запросто... зато надурняк покормят и стакан вина дадут, что тоже классно... но самое то, что манило больше всего, на что покупался запросто любой студент - иногородник - знали, чем брать!!!.... - нам за это давали три дня отпуска. + два выходных - и почти неделя дома... оооо, это супер!... и мы, слабые, хилые, безропотно несли свои руки, свою кровь, безвозмездно, то есть даром, для того только, чтоб потом иметь право уехать домой... наши все шли. мы тогда дружили группой - Ирка, Юлька, я... и ещё была моя нежно любимая подруга Людка... странные у нас были отношения... дружба-любовь-вражда, ближе никого и дальше никого... только небо, но КАКОЕ... до сих пор отголоски его бродят в моей душе...
кааак я её любила!.... это было всё. а она пыталась меня понять и вместить, и никак не могла - ни того, ни второго. это она сказала - тебя очень трудно полюбить, но если уж полюбишь - то это уже навсегда)
весь мой институт был посвящён ей)))
так вот. видели бы вы мою Людку. тоненькая, почти сухонькая... настоящая тёмная блондинка - это когда волосы золотисты и тяжёлой гривой опускаются куда ниже плечей... чуть вьются.. особенно на висках.. и ещё.. ещё брови - вразлёт... тонкий рот, губы которого - упругие и розовые - всегда напоминали мне червячков, но при этом таких чистых и нежных, что это было хорошим сравнением.. упругие, живые и сильные.. на бледном лице. и брови вразлёт. а под ними - огромные глаза, продольные капли, которые умели менять цвет - когда она кого-то дурила, баловалась - они были прозрачными, как вода в чистом стакане...
а когда ей было больно, они наливались тяжёлым глухим изумрудным... чуть с синевой... удивительные глаза. глаза ведьмы... мужики за ней косяками ходили... и я... я очень любила её... это был первый мой реальный близкий друг. видно, не додружила в свою меру в детстве...
итак, все вместе мы пошли. я очень волновалась за Людку, потому что знала её слабость и худосочность... в самом прямом смысле этого слова.. соков жизненных реально мало в ней было... и целые муки было выдавить из неё каплю крови для анализов... а тут вот это... и она такая слабенькая... но как я ни отговаривала её, она не послушалась, пошла.
и я старалась везде поспеть пораньше, только чтоб не попасть в комнату медпункта - туда, где всё это происходило - вместе с ней - боялась, что не выдержу этого зрелища.
анализы всякие сдавали, заполняли кучу бумажек. меня лихорадило, я оторвалась от своих, удрала в чужую группу, к младшекурсникам... ну не могу я выносить, когда делают больно моим!... даже если это не Людка, а кто-то из компании... сердце разрывается...
завели в преддверие маленького медицинского ада. выдали такие потешные халатики корткие без рукавов и белые же матерчатые наножники в форме сапожек... типа стерильно ж... кровь же... как это в косынки или в шапочки не обрядили!... но я спешила, поэтому быстренько натянула на себя этот маскарад и смело вшагнула в комнату. да чего бояться?... впервой, чтоли?... ну, впервой... но я ж не боюсь.. не боюсь, да?... но зацикливаться на этом было некогда, потому что боялась я за Людку, и так сильно, что на себя сил уже не хватало. поэтому не раздумывая вшагнула. а там столы стоят - два - лицом друг к другу, и один пустой, который возле двери, ждёт меня, а на втором лежит моя однокурсница, Светка, розовенькая и пухленькая, как утренний поросёночек, вымытый солнцем... и кулачком работает... не любила я эту Светку... поэтому, всё равно пытаясь не смотреть, улеглась на свой стол. Не боишься? - спросили у меня. Нет - ответила я. и уставилась на свою руку, на которой стали затягивать резиновый жгут. - Тебе лучше не смотреть на
это - сказали мне и я послушно отвернулась. отвернулась к двери и столкнулась глазами с огромными серыми, смотрящими на меня испуганнно страшно как-то - Ирки, младшекурсницы... морозом продёрло по коже и я поспешила отвернуться. смотрела вперёд - нервный мандраж не давал закрыть глаза. чтоб не прислушиваться к себе - этого мне хотелось меньшк всего, нужно было чем-то отвлечься. и я смотрела вперёд, и увидела, как Светку отвязали, перевязали руку и она выходит... ничего не подозревая, я себе смотрела... на пустой стол... на белые простыни.. на блуждающий по ним утренний жёлтый свет... на синие тени в складках... работайте кулачком!... я работала. было не больно, было неприятно - и всё.
и тут я увидела, как на пустой стол вскарабкивается моя Людка... блииииин... как укладывается она... как запрокидывает в солнечную тень лицо и оно сразу становится землисто-бледным... чуть зеленоватым... огромные глаза - буграми - под закрытыми веками... и синие тени под ними... Божжжж... мама моя... тут уж я крепко зажмурилась... вся превратившись в слух.. и услышала - работайте кулачком!... сказанное уже ей... о, самое страшное уже позади... тут уже выдоили из меня положенную порцию крови, вытащили иглу, перевязали туго и сказали - Вставайте!.. позовите следующего!... с закрытыми глазами, к сожалению, я встать не могла, пришлось мне их открыть и тут же я увидела, как работает старательно кулачком моя Людка, как в тонкой прозрачной руке торчит толстая игла, и как луч солнца, наверное, для того, чтобы окончательно добить меня, оставив в тени запрокинутое лицо, светит сквозь эту руку и сквозь этот тонко-пальчиковый кулачок, и он от этого становится совершенно прозрачным... облитый солнцем, почти сияет... и это было так щемяще больно видеть... чуть ли не заскрипев зубами, я пулей вылетела из этой комнаты, вывалилась в лёгкий нервный шум своих, которые как раз подвалили и хором стали меня расспрашивать - что и как... я коротко рассказала - не до разговоров, на самом деле я осталась там, возле этого прозрачного кулачка, возле этих буграми под замкнутыми веками глаз... всем сердцем, всеми помыслами я была там...
я ждала... меня оставили в покое... я не сводила глаз с дверей. за мной туда зашла Юлька и тааак долго потом - никого... уже не одна я, уже все стали волноваться... подозревая, что там что-то неважно... потом вышла Юлька. мы кинулись к ней - что там Людка?... она рассказала, что у Людки кровь не могут выдавить, что ещё раз кололи... что никак порцию не наберут...
аххххх... ах, ёлки!.... мы уже хотели идти её выручать - забирать, но тут дверь неслышно совсем открылась и на пороге возникла Людка, держась за косяк двери... мы все замерли на месте, языки прилипли к гортаням...
она вся была такой же белой, как тот халатик и сапожки, что были на ней. никогда в жизни ни у кого больше я не видела такой бледности... она стояла, держась за косяк, и смотрела на нас, почему-то слабо улыбаясь... я осмелилась нарушить кромешнюю тишину - Людка!... ну что же ты!... иди к нам!... она улыбнулась чуть шире, согласно легко кивнула и попыталась шагнуть к нам. и я с ужасом увидела, как она так легко, так невесомо, как снежинки на землю зимой, упала - опустилась на землю... во мне всё обрушилось вместе с ней... дальше я ничего не помню, знаю только, что мы все кинулись к ней, подхватили эту невесомость на руки, выбежавший врач приказал поднять её ноги повыше и стал тыкать ей в нос ваткой с нашатырём... я забрала её ноги себе, как неоспоримую собственность, прижала к себе, как её самоё... стала себя осознавать, когда увидела, что Людка пришла в себя, что возле неё уже никого нет, одна только я, замершая на месте и всё так же прижимающая её ноги к себе... и Людка смотри почти рассерженно и непонимающе большими глазами на эту нелепую сцену... на эту нелепую меня... я наконец-то отпустила ноги, она села, я её уговаривала посидеть немного, отойти, но она стала проситься на улицу, на свежий воздух, говорила, что ей плохо, что она задыхается здесь... я не умею противостоять желаниям любимых, тяжко вздохнув, крепко подхватила её под руку и мы пошли. два калеки перевязаных, в одной связке, мы, такие разные и такие совместные сейчас... вывела её во двор... ну ни скамеечки же!... а двор в глубокой тени дома, и только метрах в десяти от двери начиналось тёплое уже южное солнышко... я хотела туда, и хотела туда Людку отвести, но она не далась... говорит - я лучше тут постою... нет, не волнуйся, со мной уже всё хорошо... иди... я сама... я ласково улыбнулась, всё так же не умея противостоять, и ускакала на солнышко сама, оставив её под защитой опор стены и двери общаги... там чтот скакала, как маленькая, радуясь солнышку и ласковому весеннему утру... в реальность меня вернул крик-стон Людки - Иди скорей сюда!... обернувшись, я увидела, как, посерев лицом, моя Людка медленно, в рапиде, сползает по стене вниз, царапая пальцами стену в тщетных попытках за что-то зацепиться, чтоб не упасть... за три секунды оказавшись возле неё, я подпёрла её собой, лихрадочно соображая - как оказывается первая помощь при обмороках...
ничего умного в голову не приходило, тем более что руки мои и вся я была занята тем, что удерживала на себе Людку, которая становилась всё тяжелее... я только, чуть не плача, а может, и плача, твердила - звала её - Людка!.. ну Людка же!... Людка!... ну очнись!!!... и когда силы мои были на исходе, когда я думала, что сейчас не выдержу и упаду с ней вместе, и так и будем валяться мы - в пустом одесском дворе посреди тени, два ребёнка, отдавшие свою кровь за разрешение побыть дома, Людка открыла глаза. молча я подхватила её крепко под руку и повела в комнату. она тоже ничего не говорила, послушно шла, и правильно делала... потому что я была непреклонна, я уже знала, что с ней мне делать дальше... завела в комнату, быстро постелила и уложила её в кровать. и сказала - поспи, если сможешь. лучше поспи. а вечером мы пойдём гулять, хорошо?... она кивнула послушно, улыбнулась и закрыла глаза.
а вечером мы пошли гулять.
и гуляли до самой ночи. и так хорошо закончился день, который начался так страшно.
кровь сдавать мне не понравилось)