"Дорогая моя, до чего же глупый у тебя смех!" – думал я, поглаживая ее чудные золотистые волосы. Порой мне казалось, что она специально подставляет голову солнцу, чтобы напитать их его лучами. "Золото, золото… ты приносишь беды… золото, золото… как без тебя легко…" – вертелось в голове. Мы уже битых полчаса шли по какой-то незнакомой улице, разглядывая прохожих и витрины. Я крепко сжимал левой рукой ее талию, настолько тонкую, что порой хотелось согнуть ее пополам в этом месте и посмотреть, сломается ли хребет. "Золото, золото," – напевал про себя я. По всей видимости, я говорил что-то очень смешное, поскольку она время от времени громко и по-дурацки смеялась. От этого мне было одновременно и хорошо, и противно. Я упивался ее маразматическими выходками, чувствуя себя неизмеримо выше; порой мне хотелось заткнуть ей рот, врезав так, что зазвенело бы в ушах, но… я лишь улыбался в ответ, опуская руку чуть ниже.
Неожиданно я заметил, что она уже довольно долго мне что-то говорит и оглядывается на мое лицо, по всей видимости, ожидая какой-то реакции. "Дура!" – мелькнуло в голове. И тут же исчезло. Я попытался вникнуть в смысл ее слов и догадался, что она снова рассказывает о своей подруге (которая уже не раз довольно многозначительно на меня поглядывала, но меня удерживало то, что вторую такую я бы просто не потянул), о ее проблемах с родителями и каким-то великовозрастным любовником, пообещавшим квартиру и машину, но не желающим разводиться с женой. "Какой бред," – подумал я. "Хочешь перекусить?" – ответил ей вслух. Она радостно кивнула, словно кукла со стеклянной головой, и оглянулась в поисках кафе.
Пока она ела, я с интересом наблюдал за ее телодвижениями, задумавшись о том, какой, должно быть интересный путь проходит каждый из кусков бутерброда. Вот один медленно ползет по пищеводу, сдабриваемый какими-то кислотами, вот его догоняет другой, подталкиваемый Колой, и вот они уже вместе мчатся к желудку, чтобы отдать ему свои питательные вещества, растворившись в желудочном соке, и ползти дальше вниз.
Она прервала мои размышления каким-то очередным дурацким вопросом. По-видимому, она его повторила уже раза два или три – тон ее, по крайней мере, был слегка раздражен, но как-то плаксиво, по-детски. Это меня рассмешило – я улыбнулся и она снова повеселела. Допив пиво, я предложил ей сигарету. Она затянулась, продолжая свою несносную болтовню. Думаю, она уже привыкла к тому, что я ее не слушаю, и говорила просто так, на автопилоте.
Единственным местом, где она меня не только не раздражала, но была чертовски приятна, являлась постель. Там я заставлял ее наконец замолчать, и те нечленораздельные звуки и слова, которые она произносила, шли ей куда больше. Да, ее невозможно было любить, но то, что она вытворяла ночью, с лихвой компенсировало все ее недостатки – мне, по крайней мере, хватало.
Она снова завела разговор о моем романе. Я курил, а она лежала рядом, проводя пальцем по моему плечу… теперь ногтем… ведет его к шее… теперь снова пальчиком… скользит ладонью вниз… щиплет живот, затем "чертит" на нем зигзаги в разные стороны… Если бы не это, я вряд ли выдержал бы ее болтливый язык, все это время кощунствующий по поводу моего романа. Те первые пять глав, что я уже написал, были действительно хороши, и мне тем более не хотелось говорить о них. Я сказал, что мне завтра рано вставать, потушил сигарету и лег, закрыв глаза. Она еле слышно вздохнула, прижалась своим теплым телом к моей груди и тоже уснула.
Нас сложно назвать идеальной парой. Все мои друзья, видевшие нас вместе, в один голос говорят, что мы потрясающе смотримся вместе. Еще бы, ее красота дополнит любого мужика! Но только я знал, насколько трудно порой бывает выносить ее.
Когда все только начиналось, я слишком многого ждал. Думал, она будет моей спутницей всегда и везде, но потом все чаще стал ходить на дружеские попойки в исключительно мужской компании, сидел дома по вечерам за компьютером, увлекшись романом, просто шлялся по городу, погрузившись в свои мысли. Она все терпела, а порой и не замечала, или делала вид, что не замечала, моего пренебрежения.
Но вскоре она, по-моему все поняла. Не могу сказать, любила ли она меня когда-нибудь или нет, но в тот последний вечер, я думаю, ей действительно было жаль, что все так вышло. Она немного поплакала, высказав те обиды, что копила все это время в голове, собрала какие-то свои вещи и просто ушла. Перед этим она периодически поглядывала на меня с такой тоской, что я думал, сердце мое разорвется. Я еще мог все исправить, мог сказать что-то ласковое, взять за руку, попросить не бросать меня так, но… я ничего этого не сделал. Я просто стоял и смотрел на нее, зная, что любое слово, любой жест будут истолкованы ею неверно, и она останется. Я боялся своей слабости, боялся потерять ее, но здравый смысл все же возобладал, и я понял, что, если она не уйдет сейчас, она не уйдет никогда, продолжая мучить и меня, и себя.
Мы расстались мирно. После этого никто не доставал меня ни звонками, ни письмами, ни назойливыми визитами. Пару раз приходила ее подруга – та самая, - но я ссылался на срочные дела и выставлял ее за дверь.
Я снова был свободен, снова мог писать, думать, жить. Золото, золото… до чего же глупый у тебя смех… дурочка моя… я снова тебя люблю.