Первое субботнее утро после тещиных похорон выдалось на удивление солнечным и теплым даже для конца апреля. Потоки света врывались в окна, проникая в самые отдаленные уголки квартиры, рассеивая жарким дыханием светила накопленную за зиму тяжелую застойную тяжесть, побуждали к действию, ласково щекоча лицо теплыми, мягкими лучиками.
Я не выдержал этих осторожных, но требовательных прикосновений и открыл глаза, расставаясь с мягкой, ленивой дремой. Сел на кровати, нашаривая очки. Подивился, как чудно спит Ирина, закрыв голову одеялом и выставив наружу свою упругую сексапильную попку и стройные ножки. Воткнул ноги в тапочки, и пошел в туалет, слегка покачиваясь спросонья. Если раньше приходилось натягивать штаны или надевать халат, то сейчас эта условность осталась в прошлом.
В большой комнате, на диване блаженствовал лабрадор Дюша, наш с женой пес. Обычно он лежал на своей подстилке в закутке, но теперь его никто не сгонял с дивана и Дюша быстро понял, что можно совершенно легально спать по-человечески.
После сортира, я прошел на кухню. Долго и со вкусом хлебал молоко из открытого пакета, держа нараспашку дверцу холодильника и с удовольствием чувствуя, как тело овевает прохлада, исходящая из нутра агрегата.
Дюша, почуяв, перспективу получить что-нибудь вкусненькое, с громким топотом прибежал на кухню, махая хвостом от переизбытка чувств.
Он уселся и, улыбаясь, как могут улыбаться только собаки, стал выпрашивать угощение, пыхтя и крутя головой от нетерпения. Дюше перепала пара кусочков сервелата из тещиных запасов.
Я продекламировал псу отрывок из «Гамлета»:
Истлевшим Цезарем снаружи,
Дома заделаем от стужи.
Тот, пред кем мир лежал в пыли,
Торчит затычкою в щели.
Дюша хитро показал глазами на колбасу, словно говоря: «Я не понял, ты что, меня сказками будешь потчевать? А где же вкусненькое?» Он даже взвизгнул от нетерпения.
- Никакой колбасы, - строго сказала Ирина, появляясь в дверях.
Но надолго ее не хватило, и она тоже влезла в холодильник хлебать молоко, а потом сама стала угощать Дюшу, превратив это в цирковое представление, заставляя собаку вставать на задние лапы и лаять.
Я уселся на пол, с нижнего ракурса разглядывая то, что не прикрывала надетая на голое тело футболка Ирки.
Она почувствовала мой взгляд, смутилась, легонько стукнула меня по голове. Завязалась шутливая потасовка. Я с удовольствием ощущал ее тело, ее усилия одолеть меня. Я, пользуясь случаем хватал ее за ноги, грудь и зад, потом вообще, не взирая на протесты, нагнул, одной рукой держа ее за шею, другой ощупывая ее ягодицы и лобок. В какой-то момент я почувствовал, что Ирка перестала сопротивляться и откровенно получает удовольствие от того, что ее хватают и тискают.
Я стянул с себя "боксеры" и приступил к делу. Дюша, укоризненно поглядев на нас, ретировался с кухни, не забыв, однако, при этом утянуть остаток сервелата, который при начале "процесса" полетел на пол.
Скоро Ирка, не сдерживаясь кричала, стонала и охала...
Потом мы завтракали, а нахальный Дюша, который сожрал полпалки сервелата, а потом был накормлен полагающимся ему завтраком из риса с курицей, снова сидел на боевом посту и профессионально клянчил пожрать.
- Пойдем куда-нибудь? - спросила жена.
- Не знаю, ответил я. Может быть. Но я бы хотел немного навести порядок в доме.
- А что ты хочешь сделать? - насторожилась Ирина.
- Выставить из нашей комнаты кой-какое барахло. В конце-концов это спальня, а не гибрид кладовки и рабочего кабинета.
- Это дело, - согласилась Ирка.
Для начала я настроил телевизор в большой комнате, который у тещи показывал только одну программу, чтобы старая могла смотреть только "Клона" и "Человек и закон". По правде говоря, и этот канал жутко рябил и потрескивал.
Это было моей "заслугой", вернее ответом на привычку тещи включать "ящик" на полную громкость, а самой уходить в свою берлогу, читать газеты или выкрикивать проклятия и творить заклинания, взятые из популярной книжонки для лопоухих лохов.
Под коктейль из МТВ и ТНТ, я выволок в большую комнату коробки с обувью, одеждой, со шкафа, где все это было уложено до потолка, вытащил из кладовки, которая, как и во многих стандартных "хрущевках" была устроена как продолжение комнаты, завалы тещиного барахла. Заняло это у меня минут сорок. К этому времени жена выгуляла Дюшу и вернулась домой.
- Ну ты герой, - недовольно сказала она, разглядывая залежи. - Ну, и куда это все девать?
- Зато посмотри, как у нас хорошо стало. Никакой свалки.
Ирка заглянула в комнату и вынуждена была согласиться.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
- Алло, Валентину Матвеевну можно? - спросил уверенный и властный пожилой голос.
- Ее нет, - как можно печальнее ответил я.
- А где она? - спросила тетка.
- Умерла...
- Ой, - огорчилась тетка. - А от чего?
- Инсульт...
- А такая молодая была, такая энергичная...
- Да, вот.
- А Ирочка как там, переживает?
- Да, валерьянку пьет.
- Ну, вы держитесь, ребята, звоните, если что.
В трубке запикали сигналы отбоя.
- Кто это был? - спросила жена.
- Ну, как ее там... Короче, с работы "этой". А, вспомнил, Хрущева.
"Этой", без имени и прочих опознавательных сигнификаторов мы называли тещу.
Причем Ирина первая стала так называть мать, которая после смерти мужа стала в открытую гадить ей, устраивая скандалы, утаскивая вещи в наше отсутствие и почти открыто читая заклинания на развод.
- Хруничева, - поправила меня жена. - Ну, теперь начнется.
- Хочешь, я буду подходить.
- Ты думаешь, я откажусь, - Ирина благодарно улыбнулась и поцеловала меня. - Женя, а с барахлом, что будем делать?
- Кое-что я бы выбросил, кое-что запихнул бы в маленькую комнату.
- Ты думаешь?
- А чего тянуть? - серьезно сказал я.
"Берлога" тещи представляла собой ловушку метров пяти, возникшую по прихоти безумных советских архитекторов, как реализация желания напихать максимально возможное количество комнат в квартире, чтобы именовать этот закуток трехкомнатным, не увеличивая его метраж.
По правой стене стояло кресло-кровать, тещина гордость, слева - старый обшарпанный платяной шкаф со старухиным барахлом, который она закрывала на ключ, чтобы "прихаметливый зять" и дочка - "подколодная сучка" ничего не украли.
То, что поношенное шмотье нужно было нам как рыбе зонтик, - старуха даже мысли не допускала. На шкафу лежали завалы "бесценных сокровищ": давно снятые и брошенные светильники, коробки, банки, бережно сохраняемый на черный день дерьмовый набор кухонной посуды, тряпки, бумажки и рваные ботинки. У кровати в беспорядке лежала гора дешевых бульварных газетенок и околомедицинских изданий, рассказывающих, как при помощи ведерного клистира и перекиси водорода можно приобрести железное здоровье и вечную молодость. На полке, за шкафом стояла батарея туалетного формата детективов и любовных романов.
Мне стало неуютно в этой шизофренической обстановке и я решил, что нужно что-то сделать прямо сейчас. Я стянул постель с кресла и бросил ее на пол.
- Нам тряпки нужны? - спросил я жену.
- Нет, - ошарашено ответила она.
- В помойку, - подвел я итог.
- Подушки нужны?
- Нет.
- В помойку.
- Одеяла?
- Оставь, - ответила Ирина. - Сделаю Дюше новый матрасик.
- Как эта хрень складывается? - сказал я, пытаясь перевести тещино ложе из положения "кровать" в положение "кресло". - Из-за него не развернуться.
С третьей попытки у меня получилось. Места сразу стало больше.
Зазвонил телефон.
- Алло, - мрачно сказал я в трубку.
- Кто это? - спросил голос на той стороне.
- А куда вы звоните?
- Валентина Матвеевне Кармакуловой.
- Валентины Матвеевны нет.
- А что с ней?
- Умерла. Инсульт.
- Ой, как же это, - запричитала тетка. - Так мало пожила. А где похоронили?
- В Ракитках, рядом с мужем.
- Горе то какое.
- Да...
- Ну извините, молодой человек.
Тетка отключилась.
- Кто на этот раз? - поинтересовалась Ирина.
- Хрен ее знает, - ответил я, возвращаясь в комнату для продолжения погрома.
- Ну и что дальше? - спросила жена.
- Мешки давай. А я пока займусь шкафом.
Я попробовал открыть дверку куском проволоки, но у меня не получилось. Тогда я сходил за гвоздодером и вырвал замок "с мясом".
- Пожалуйста, - сказал я, торжественно распахивая обе створки. - Смотри что надо и что не надо. А я пока прессу на помойку отправлю.
Я принялся набивать мешки макулатурой, периодически дурашливо бодая жену пониже талии.
В несколько приемов на контейнерной площадке оказались и "Жизнь" и "ЗОЖ" и еще много другого барахла. Туда же перекочевало полное собрание сочинений Шиловой и Поляковой. Рядом с ними упокоилась Даниэла Стилл и Вера Кауи.
Когда я вернулся в очередной раз и хотел было заняться тряпками, раздался звонок.
- Достали, - сказала Ирина.
- Слушаю вас, - печальным голосом произнес я.
- Это Женечка? - поинтересовалась женщина.
- Да. А вы кто?
- Ой, Женечка, какое горе. Я с Валечкой вместе работала. Ты меня наверное знаешь, я Зинаида Марковна.
- Да.
- А что с Валечкой случилось?
- Инсульт, - как можно печальнее ответил я.
- Не мучилась?
- Нет. В воскресенье случился удар, увезли, и во вторник с утра уже умерла, не приходя в сознание.
- Бедная Валечка, - в трубке раздались всхлипывания. - Она ведь моложе меня. Извини, Женечка. А дочка, Ирочка, как?
- Переживает, - ответил я, прислушавшись, как жена гремит вешалками, выгребая шмотье.
- Передай от меня соболезнования. Надо держаться.
- Обязательно, Зинаида Марковна, спасибо за сочувствие.
Я положил трубку.
Ирина заканчивала разборку, приготовив на выброс почти все содержимое шкафа. Она вошла во вкус и откровенно получала удовольствие от процесса.
- Чего ты так долго с ними болтаешь, - спросила она. - Не противно?
- Где теща? Умерла теща. В среду похоронили... Где теща? Умерла теща. В среду похоронили... Так бы слушал и слушал... - ответил я, складывая на лице блаженно-мечтательную гримасу.
- Дурак, - засмеялась Ирина. - Лучше вынеси что я подготовила, а то повернуться негде.
Мурлыкая про себя: "Где наша теща? Умерла наша теща. В среду похоронили", я выволок из дому тещины "бесценные" блузки, кофты и юбки.
С особым старанием, развесил их на невысоких стенках огораживающих контейнерную площадку, напевая: "Где наша теща? В Ракитках наша теща. В среду похоронили.Прощай поганая старуха, прощай помойная зуда".
Заиграла мелодия танго и на поясе завибрировал мобильный.
- Да, - коротко бросил я в трубку.
- Жека! Привет! - заорал в динамике телефона голос Игоря, моего приятеля.
- Игорешка, здорово! Сколько зим, сколько лет.
- Я слышал, у тебя теща померла?
- Да. А кто уже сообщил?
- Ирка твоя. Я сначала на домашний позвонил, а она сказала, чтобы непременно связался, тебе приятно будет.
- Ты себе не представляешь. С утра звонки. Где? Что? Как? Так бы слушал и слушал.
- Счастливец, - завистливо вздохнул Игорь.
- Ты то чего плачешься? - удивился я. Твоя теща отдельно живет.
- Так в гости ведь карга старая ходит. Сразу начинается: "Не так стоит, не так лежит. Неправильно ребенка воспитываете". Так бы прибил тварь.
- Ну, это уже батенька от жира. Ни один суд не сочтет это извиняющим обстоятельством.
- По больному бьешь...- Игорь вздохнул. - А еще друг называется...
- Ладно, не переживай. Слышал появились такая штучка, гаситель называется - подложил и ласты склеила.
- Правда что-ли?! А как найти?
- В Интернете поисковиком. Попробуй.
- Спасибо, Жека. Если будет толк, то с меня причитается. Пока.
Он отключился.
- Тут тебе Игорь звонил, - сообщила мне Ирина.
Она очистила шкаф изнутри и сняла хлам сверху.
- Знаю, он после мне на мобильный набрал. Ирка, слушай, - предложил я, резко меняя тему, - тебе это гробина нужна?
- Нет, конечно, - ответила она. - Сколько живу, столько и хочу выбросить.
- Без проблем, - ответил я. - Ты пока прощайся, а я топор принесу.
Очень скоро шкаф был раскурочен и составил компанию своему содержимому, которое уже потихоньку стали растаскивать благодарные бомжихи.
Дальше было проще: мешок обуви, пара мешков старушечьего нижнего белья, любимые вырезки из журналов с фотографиями "народных" целителей и мутными, черно-белыми репродукциями картин. В мусор полетела гордость старухи - безвкусные, сделанные в Китае китчевые птички, которые разражались звуками имитирующими пение, стоило только громко хлопнуть в ладоши или зазвонить телефону.
Потом жена повела нетерпеливо гарцующего Дюшу на прогулку, а я стал запихивать наше барахло на освободившееся место.
Ирка вернулась и помогла мне перетащить морозилку. Я раскатал ковер, купленный в большую комнату еще до ухудшения отношений с тещей и при помощи таковской матери затолкал края под сервант и диван.
После этой процедуры я рухнул на пол. Ирка улеглась рядом, скосив глаза в экран, где без звука кривлялась Алсу. Я было потянул руки к жене, но между нами втиснулся засранец Дюша, виляя хвостом и повизгивая.
- Знаешь, где лучше лежать, - сказала Ирина, откидываясь назад под напором пса, который вылизывал ей лицо.
- Дюша, ты лапы помыл, чтобы по ковру бегать? - спросил я собаку.
Тот сделал вид, что его это не касается.
- Мы пойдем куда-нибудь? - спросила жена.
- А надо ли? - возразил я, с удовольствием запуская руку в Дюшину шерсть. - Прошли те времена, когда мы шлялись по улицам, лишь бы не слушать что гундосит сумасшедшая старуха. Теперь у нас есть свой дом.
конец.