Я заканчивала педагогическое училище, хотя не особо хотела становиться музыкальным руководителем в детском саду, да, что поделаешь. В этот последний год нас послали на картошку и, прожив в изоляции месяц, я вернулась совсем другим человеком. Но Машка это было для меня все и вот тогда случилось самое страшное. Наш общий друг принес нам попробовать наркоту. Да, вот так запросто. Мы еще шутили, что героин у него на окошке растет, а он его поливает.
Мне всегда казалось, что Машка не сможет сесть на иглу. Она всегда была девочка – ромашка. А тут прихожу к ней, а они с Вадиком …Я опустилась на колени, обняла ее голову.
- Маня, ну зачем ты? Я же люблю тебя! Ну чего тебе не хватает?
- Она не среагировала, уставившись в потолок пустыми глазами.
В тот вечер я избила Вадика. Жестоко, хладнокровно, без эмоций. Я бы убила его, если бы не ребята из соседнего подъезда. Потасовка получилась что надо. Вадика с сотрясением головного мозга и переломам трех ребер доставили в больницу, а я с разбитым носом и переломанной рукой пошла в травмпункт сама. Машка осталась дома под присмотром бабушки, которая искренне считала, что все беды только от меня.
Тогда мы и поссорились. Серьезно и по – настоящему. Она сказала, что я лесбиянка, а она хочет нормальной жизни. В общем она остается с Вадиком. Она хлопнула дверью и ушла. Ушла из моей жизни, я думала навсегда. Достучатся до нее, было невозможно. Вадик сделал все, чтобы изолировать Машку от меня.
И тогда из меня полились песни и стихи. Их было так много, что в какой то момент я перестала их записывать. Я училась жить без нее, как деть учатся ходить, и мне было страшно.
Меня носило по жизни, по мирам и по судьбам. Я меняла профессии как перчатки. Это было время, когда фирмы жили в лучшем случае год и рассыпались в прах. И вот в один прекрасный миг я поняла, что пора осуществить задуманное десять лет назад и стать медиком.
Я узнала, что можно получить профессию медсестры всего за год, но для этого надо встать на биржу труда и получить направление на переквалификацию.
В то время я работала в банке психологом, и когда я увольнялась, на меня смотрели как на сумасшедшую..
Я поступила в медицинское училище, и для меня началась совсем другая жизнь.
Никогда не думала, что могут быть такие странные ощущения. Двадцать пять теток и один парень по имени Андрей решили изменить свою жизнь, и пошли учиться на медсестер. Самой молодой девушке было восемнадцать, зато остальным было от 37 до 53! Мне тогда было 23. Каждый из них имел , несомненно, вескую причину учиться, но со стороны смотрелось дико. Первокурсники косо посматривали на нас, видимо у них этот поступок вообще в мозгах не укладывался.
На первой же лекции я села на первую парту, и ко мне подсел Андрей. Мы оба были очкариками. В прошлой жизни ( до поступления в славные ряды медиков) Андрюха был мастером по швейному оборудованию и я до сих пор не понимаю зачем ему выла нужна эта медицина.
Учились я страстно, взахлеб, и всегда искренне недоумевала, почему Андрюха никак не может запомнить простые латинские слова.
Однажды моя мама попросила меня
- Кирюш, скажи что – нибудь на латыни.
Я подумала, перебирая в уме известные слова
- Мамочка, ты моя канвалярия майялис!
Мама блаженно улыбнулась и спросила:
- А что это значит?
- Ландыш майский
- Ой, красиво- то как!
Андрюха, слышавший наш разговор оживился
- А мене тоже скажи что – нибудь! Кто я?
- Сукус гастрикус натуралис! – ответила я
Он не обиделся только потому, что не знал, что это сок желудочный натуральный.
Когда настала пора практики, я уже была во всеоружии, но мне ужасно не хотелось идти работать в скучную терапию. Андрюха предложил пойти в реанимацию.
Тогда мы и поехали в институт травматологии.
Огромное здание как муравейник поглотило нас. Мы долго искали кабинет главной сестры и ,найдя его, наконец, жадно принялись доказывать ей, что мы хотим к ним на практику.
- Александра Ивановна, мы хотели спросить, не нужны ли вам рабочие руки?
- Руки без голов нам не нужны – своих полно, а вот ребят вроде вас я бы взяла. В какое отделение хотите?
- В реанимацию! – хором ответили мы.
- В таком случае пойдете в общую, там у них работы больше.
Так мы попали в маленькое чистилище. В эту реанимацию везли все подряд. Авто, падения с высоты, избиение, ножевые, огнестрел, отравления. Короче если человек просто обжегся на пожаре,он поступал в ожоговую реанимацию, а если при том он еще и упал с высоты, то это к нам. Контингент пациентов поражал воображение. Бомжи, попавшие под машину, бомжи сгоревшие на пожаре, бомжи замерзшие в снегу, зеки которым надоела зона и они глотали всякие гвозди и ножи чтобы побыть на воле, алкоголики упавшие головой об асфальт, юные любовники с суицидальными мыслями, наркоманы, проститутки, а иногда простые граждане. После окончания практики мы умели все или почти все. В училище ходили как короли, и сдать госы было уже для нас плевым делом.
В последний день практики нас к себе вызвала старшая сестра и попросила остаться у них на работу. Мы были на седьмом небе от счастья.
Забыть Машку не было сил. Я звонила ей утром, днем, ночью, всегда. Улучив минутку. Из автомата, из реанимационного блока, из раздевалки.
Гудки, гудки, гудки, гудки…
Вечерами я ломилась к ней в дверь.
-Кир, ты чего? – услышав шум, дверь соседней квартиры открыла заспанная Катька
- Кать! Ты Машку давно видела?
- Давно.. А ты что не знаешь, она же переехала!
- Как? Куда?
- Да к парню своему, Вадику.
Меня душили слезы обиды и невыразимой потери.
Катька пыталась еще со мной поговорить, но я пулей выскочила из подъезда.
На улице по - прежнему была зима и с деревьев изредка слетали снежинки тронутые с веток птицами.
Окунувшись в медицину, я пыталась залить свое горе работой. Я очень скучала по Машке, и мне безумно хотелось вернуть все, что было между нами. После нашего расставания я так и не смогла найти себе человека, которого смогла бы полюбить.
Отработав год в реанимации, я стал почти корифеем. В запарке всему учишься быстро, а у нас за ночь было по 9 – 12 поступлений.
Однажды на смене мне позвонили девочки из токсикологической реанимации.
- Кира, тут твою подружку привезли, передозировка.
Меня обдало жаром. Я сразу поняла, кто это. Губы онемели, предательски задрожали руки. Я опрометью понеслась через корпус к переходу в токсико.
Незадолго до моего прихода у нее остановилось сердце. Врачи в шоковом зале проводили реанимацию. Через стеклянные двери мне было видно, как свешивается с каталки ее безжизненная рука. Как от сильных толчков в грудь вздрагивает ее изможденное лицо с открытыми серыми глазами. Они качали ее почти час. Сердце то заводилось, то останавливалось снова. Когда на каталке ее вывезли в коридор, я набросилась на безжизненное тело, покрывая его поцелуями. Ее руки были холодны как лед.
Маша, маша, что же ты наделала! Я любил тебя, как любят в жизни только раз!
Я был готов подарить тебе свою маленькую вселенную. Каждое стихотворение и каждая песня была посвящена только тебе. Ты тот человек, для которого мне хотелось жить.
Я упала на калении перед каталкой и не могла сдержать слез. Но слезы мгновенно высохли, как только я увидела, КТО ее сюда привез.
Вадик, худой как жердь, в рваном свитере и грязных джинсах сидел на банкетке, прислонившись к стене, неестественно вывернув голову. На его коленях лежала Машкина кофта. Я посмотрела на него, и мой разум затопил гнев.
Я подошла совсем близко и готова была его ударить, но неожиданно мое сознание обожгла мысль « Так он же мертв!»
Я опустила руку ему на шею – пульса не было.
- Остановка! – заорала я, и, стащив его на пол, стала проводить реанимацию.
Врачи подбежали почти сразу. Они сменили меня, но через тридцать минут все было кончено и они оставили его.
Меня трясло, я сидела в углу шокового зала и даже не могла плакать. Мой разум недоумевал, как, сменяя друг друга, во мне ужились медик и влюбленный, потерявший свою любовь навсегда.
Струи теплые льются,
Под дождем, под дождем.
Не успела проснуться,
Подождем, подождем.
Если что – то случится,
Не беда, не беда,
Я же первым узнаю,
Как всегда, как всегда.