Попугай

 
 Сказка


 В некоем царстве, в некоем государстве жил-был попугай по кличке Попка-дурак. Кто его так назвал, он уж и не помнил. Давно это было. Попугаи живут долго – двести лет! И им всё равно, как их называют.
 -Как тебя зовут?- спрашивали люди.
 -Попка-дурак! Попка-дурак!- отвечал попугай.
Люди весело смеялись. А попугай был доволен, что угодил им. Ему всё равно, что говорить. Лишь бы говорить! Недаром - он говорящий попугай!
У Попки сменилось много хозяев и все что-то говорили. Говорили и их гости, а попугай слушал, а затем повторял.
 -Эмансипация! Эмансипация!- громко выкрикивал Попка-дурак.
Это слово он слышал чаще всего у своего хозяина-либерала по фамилии Помещиков. Хозяин и его гости смеялись и хлопали в ладоши, а Попка довольно суетился в своей клетке, перескакивал с жёрдочки на жёрдочку и раскланивался публике. Он любил, когда в гостиной, где стояла его клетка, собиралось много народа, то есть его натуре была присуща некоторая артистичность. А какой артист не любит аудиторию!
Но Помещиков вскоре разорился. Точнее, сразу после того, как эмансипировали крестьян. И дом продали вместе с попугаем.
Новый хозяин купец Копейкин сдавал дом внаём разным людям.
 Сначала в доме поселился преподаватель гимназии интеллигент-разночинец Помойкин, борец за всеобщую справедливость и равенство – весёлый человек. К нему часто приходили гости, пили чай и спорили до хрипоты, выкрикивая всякие слова. Попке это чрезвычайно нравилось.
 -Долой самоде-р-р-жавие! Долой самоде-р-р-жавие!- ему, вообще, приятно произносить слова с буквой „р“. Получается очень выразительно – раскатисто и немного картаво, как рокот автомобиля.
Сам Помойкин и его гости приходили в восторг, услышав это.
 -Браво! Браво! Попка-дурак, ты молодец!- на разные голоса хвалили они.
Ну, скажите, какому артисту неприятен успех? Ясно, доброе слово каждому попугаю приятно! К тому же, кормили вполне сносно. Может быть, не так, как при Помещикове, но всё же жить можно...
 Но вот, что-то случилось! Попка-дурак понять этого не мог. Сначала к Помойкину приходили старые знакомые, только все с красными бантами на груди и радовались ещё больше, когда слышали: „Долой самодержавие!“
Но потом они куда-то исчезли, а пришли другие люди в кожанных тужурках и хозяина увели. При этом говорили такие слова, что попугай и повторить-то не решался. Самые благозвучные из них: „буржуйская морда“, „в расход“, „контра“.
Для Попки наступили чёрные дни. Хозяйка, мадам Помойкина, целыми днями молчала и плакала, но, главное, не кормила. Забывала, что ли?
Ну, скажите, каково артисту жить без публики, да ещё натощак?
 Однажды мадам Помойкина заглянула в свой и без того отощавший кошелёк, сокрушённо вздохнула, взяла клетку с попугаем и отнесла её на базар. Конечно, продала. Недорого. Сначала люди, осмотрев птицу, отходили, с сомнением качая головами и приговаривая, что это „буржуазный пережиток“ и из него супа не сваришь.
 Наконец, какой-то перекупщик, изрядно поторговавшись, купил. Это был неопрятный угрюмый старик. Он почти всегда молчал и кормил из рук вон плохо. А на попугаево „Долой самодержавие!“ ничего не отвечал или бурчал что-то невнятное: „Долой-то долой, а жрать теперь что?“
И так тянулись день за днём в холодной лавке, впроголодь, в вынужденном молчании. Попка-дурак даже стал сомневаться – действительно ли он говорящий попугай? И уже не надеялся на скорые перемены к лучшему.
 Однако, неожиданно пришла какая-то гражданочка и купила его, не торгуясь, вместе с клеткой. Одета она, как показалось, очень странно – в кожанной куртке и красной косынке на короткоподстриженной голове. Но самое удивительное то, что дамочка принесла клетку с попугаем в тот же, столь знакомый дом, бывший Помещикова и тоже уже бывший купца Копейкина, где так приятно текли дни. Но теперь в доме жили сразу несколько семей – дворник со своей дворничихой, рабочий с фабрики с женой и тремя дочерьми, какие-то неизвестные молодые люди и мадам Помойкина, которой отвели каморку кухарки за кухней. Но Попку всё это не касалось – его поместили в ту же гостиную, где теперь жила его новая хозяйка с мужем, немногословным человеком тоже в кожанной куртке по фамилии Бульдог.
Постепенно жизнь наладилась, кормили сносно и всё чаще приходили гости. Это были другие, незнакомые пока люди. Они молча ели, искоса поглядывая друг на друга. Но потом, после второй-третьей рюмки языки развязывались и возникала столь приятная попугаю атмосфера. Громко звучали новые и очень выразительные слова, многие из которых Попка тут же взял на вооружение. Но помалкивал до поры, до времени - приглядывался...
И вот, однажды в разгар застолья...
 -Паёк! Экспроп-р-р-иация экспроп-р-р-иаторов!
Гости внезапно, как по команде, замолчали и тупо уставились на попугая. Надо сказать, что раньше они не обращали на птицу никакого внимания, а некоторые даже недовольно ворчали - мол, завели в пролетарском доме „буржуйские штучки“.
Затем раздался взрыв хохота. Хохотали долго, до слёз, вытирая глаза кто платком, кто просто ладонью. Замолкали, но, взглянув на попугая, вновь начинали смеяться.
 -А Попка-то ничего, поддаётся пролетарскому воспитанию,- отсмеявшись, проговорил один из гостей с мазолистыми руками и чёрными ободками под ногтями.
Снова Попка-дурак зажил интересной жизнью. Как только собирались гости, он оживлялся, расправлял перья и...
 -Пролета-р-р-ии всех ст-р-р-ан соединяйтесь! Кто не р-р-аботает, тот не ест!
Но вскоре опять что-то случилось. Пришли какие-то люди, но не в кожанных тужурках, а в рабочих спецовках и стали выносить мебель и чемоданы...
К счастью, ничего страшного не произошло. Просто хозяин Бульдог „пошёл в гору“. Он получил повышение по службе и новую отдельную квартиру. Ходил теперь не в кожанной тужурке, а в зелёной гимнастёрке с малиновыми петлицами и голубой фуражке с малиновым же околышем. Назывался он теперь товарищ комиссар Бульдог. Его жена больше не ходила на работу, а гуляла по магазинам, особенно по комиссионкам.
На новом месте жизнь пошла ещё веселей. Гостей собиралось всё больше – квартира позволяла. Слышались новые слова, которые Попка тут же запоминал...
 -В-р-р-аг на-р-р-ода! В-р-р-аг на-р-р-ода! На-р-р-комат!
Гости приходили в восторг и расхваливали умную птицу, как могли. Однажды какой-то человек налил водку в плошку с водой. Попка попил и... опьянел. Он колесом крутился на жёрдочке, хохотал и кричал...
 -У-р-р-а! У-р-р-а!
Как-то ночью к хозяину пришли люди, одетые так же, как и он сам – в зелёные гимнастёрки с малиновыми петлицами. Они не сидели за столом, не пили и не смеялись, а просто увели товарища комиссара... Попка его больше никогда не видел.
Гражданку Бульдог из квартиры выселили так быстро, что она даже не успела взять свои вещи. Наверное, поэтому и забыла попугая. Он сидел, голодный, на жёрдочке в своей клетке и думал: „ Всё-таки странные существа эти люди. Живут недолго, но и ту жизнь, какая отпущена, не могут прожить спокойно – истребляют друг друга. И чего им только не хватает? Зерна и воды у них довольно!“
И опять пришли люди в рабочих спецовках и стали выносить мебель. Они пытались заговорить с Попкой, но он был так потрясён случившимся, что утратил дар речи.
 -А кто-то трепался, что попугай говорящий...- разочарованно протянул один из них и птицу отдали в детдом.
 В детском доме клетку с попугаем поставили в небольшой комнате, где целыми днями молча сидела, курила и щёлкала на счётах завхоз, полная мрачная женщина.
Говорить Попка-дурак не мог – нечего и некому, но научился неплохо подражать звукам, которые слышал...
 -Щёлк, щёлк-щёлк-щёлк, щёлк-щёлк. А-х-кхе-кхе... Тьфу... ты! Щёлк...
В один тёплый солнечный день завхоз, нащёлкавшись на счётах, обернула клетку какой-то тёмной материей и унесла её на базар. Там она целый день стояла, громко расхваливая говорящую птицу.
 -А что же попугай молчит, если он говорящий?- спросил подошедший человек с острой бородкой и в очках.
 -В таких условиях не каждый человек говорить может, а попугай – птица
нежная, деликатное обхождение требует,- ответила завхоз и убеждённо посмотрела на покупателя.
Немного поторговавшись, человек с острой бородкой купил птицу.
 Покупателем оказался профессор математики Студентов. В его доме тоже собирались гости, о чём-то спорили, но пили только чай и редко смеялись. Попка быстро выучился новым словам...
 -Диссе-р-р-тация! Оппонент! Защита! ВАК!
Но гости , услышав это, как-то вяло улыбались и молча уходили вслед за хозяином в его кабинет.
Нельзя сказать, что Попка-дурак был в восторге от такой жизни, но всё же это лучше, чем молчать в каморке у завхоза в детдоме.
Но однажды профессор умер – с людьми такое случается. Лег спать в своей постели и не проснулся. Его положили в гроб, где он молча лежал со строгим лицом, а гости, его ученики, приходили и, постояв рядом, уходили.
На поминках много говорили о том, что „отечественная наука понесла невосполнимую утрату“ и что „светлая память об усопшем навсегла останется в наших сердцах“.
 -Ут-р-р-ата! Диссе-р-р-тация!- громко выкрикнул Попка-дурак.
Но никто не засмеялся. Даже, напротив, вдова профессора поморщилась и прошептала, чтобы убрали эту „глупую птицу“.
 Попку взял ученик профессора по фамилии Вольфрамов, смышлёный весёлый человек. В его доме всегда собирались какие-то люди – одни приходили, другие уходили, одни что-то приносили, другие уносили. Ну, а сколько новых слов! Попка-дурак едва успевал их повторять...
 -Диссидент! Отказ! ОВИР! Самиздат!
Жаль только, что буква „р“ нечасто встречается. Но ничего! Зато какие люди!
 -Попка-дурак, скажи: Генсек, маразм,- учили гости.
И Попка старался...
 -Ма-р-р-азм! Генсек! Ма-р-р-азм!
Все весело смеялись, особенно хозяин.
 А потом стало ещё лучше, ещё веселей. Попугай выкрикивал новые слова...
 -Пе-р-р-естройка! Новое мышление! Демок-р-р-атизация! Гласность!
Вольфрамов смеялся, смеялся и уехал куда-то далеко-далеко, как он говорил, „на родину попугаев“. Птицу же подарил своему другу Переводчикову, который уезжать отказался, сказав, что и здесь „дел по горло“.
 У нового хозяина Попке тоже жилось очень хорошо и весело. Видимо, все уже перестроились и вход пошли другие слова...
 -П-р-р-иватизация! Мочить! Долла-р-р! Зелень! Р-р-убить капусту! Г-р-р-охнуть! Б-р-р-атва!
Гости подолгу смеялись, а некоторые подходили к клетке и учили попугая новым словам.
Как-то один малый по прозвищу Шутник подсыпал зерна и проговорил: „Я кур, хочу в ощип“.
Попка приободрился, встряхнулся...
 -Я ку-р-р! Хочу в ощип!
Шутник довольно рассмеялся и отошёл в сторону.
Дела у хозяина пошли хорошо, его теперь называли не товарищ, а господин Переводчиков. Он построил роскошный особняк за городом, обставил его шикарной мебелью и завёл прислугу, тётю Пашу из какой-то дальней деревни. Господин Переводчиков говорил, что Тётя Паша, как и попугай, не понимает произносимых в доме слов, а поэтому, как нельзя лучше, ему подходит.
Ах, как он был неправ! Тётя Паша понимала всё или почти всё...
Однажды, когда в доме никого не было, попугай, скучая, сидел на жёрдочке и о чём-то думал.
Вдруг вошла тётя Паша и стала вытирать пыль, не обращая на птицу никакого внимания.
Как? Его артиста, имеющего такой успех у публики, даже не замечают! Попка-дурак встрепенулся и...
 -Я ку-р-р! Хочу в ощип! Я ку-р-р! Хочу в ощип!
Тётя Паша отложила тряпку и внимательно посмотрела на птицу... затем подошла к клетке, открыла дверцу и ощипала попугая. Она хотела сварить суп и даже уже почистила картошку, но приехал хозяин и... долго смеялся.
 -Я же говорил, что она подходит для меня, как нельзя лучше...
Вот так. Оказывается, не только куры попадают в ощип, но и попугаи, если они не понимают, что говорят.