ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО
КИРА
- Это конец, - пробормотала она, решительно положив трубку телефона. Встала, подошла к окну - мелкий противный дождь, совсем не по-летнему холодный, бежал по стеклу мутными разводами. Хотелось укутаться во что-нибудь теплое, согреться - в доме было сыро, неуютно. Она прошла на кухню, включила чайник и радио, пытаясь отвлечься от пасмурных мыслей. Какое-то звяканье и попискивание безголосых "див" переполняло эфир. Покрутив ручку настройки и не найдя ничего, чтобы соответствовало её мрачной меланхолии, она выключила приёмник. И, то ли от мерного посапывания чайника, то ли от бесстрастного шуршания дождя и стенных ходиков: "Так. Так. Так", мысли, казавшиеся ей тяжелыми, страшными, постепенно отступили, превратились в монотонное, безликое раздумье о себе-любимой, о жизни, о судьбе, в конце концов. Как же так случилось, что она, Кира Синицына, красивая, умная женщина, оказалась одна в жизни.
Родителей уже нет, «друг окзался… не друг..., а так». Многообещающая юность, а затем и молодость промелькнули в одно мгновенье. Свой тридцать восьмой день рождения она встретила, в гордом одиночестве - никого не хотелось видеть, не хотелось слушать надоевшие разговоры о кризисе, о ценах, мужьях, любовниках, дачах. Мужчина, которого она любила, по крайней мере, ей казалось, что это именно так, ушел, оставив её без объяснений, без слез, без упреков, без гроша в кармане. Наверное, это должно было когда-нибудь случиться, он был чужой муж, у него были взрослые дети, которые считали его собственностью и приходили в ярость при малейшем упоминании о ней, Кире. Она не обращала на это внимания, насколько было возможно. Кира чувствовала, что нужна ему и впервые в жизни без раздумий, с головой бросилась в бездну его любви, так сказать. Прыжок оказался затяжным - семь лет - встречи, разлуки, ссоры, примирения, гостиницы, квартиры - ощущение счастья или почти. Он уходил не раз, но она знала, что он вернется, и их безнадежный роман пойдет по новому витку, может, несколько утратив остроту, но обретя опыт и трогательную нежность чув-с-т-в. В этот раз все было по-другому. Пустота, беспросветная пустота навалилась на нее, в миг превратив мир из веселого, разноцветного в скучную серую блеклость. Сначала она решила поплакать, но слезы куда-то подевались и никак не хотели наворачиваться на глаза. "Странно,”- подумала Кира и попыталась вспомнить старые обиды. Обиды показались какими-то мелочными, они не задевали её, не трогали, не вызывали жалости к себе. Видимо, она растеряла это чувство, из года в год пребывая в роли полулюбовницы, полужены. Бесконечно свободная и столь же бесправная, не чающая променять эту бесправную свободу на стандартный, тривиальный штамп в паспорте, она прекрасно понимала, что брак - не всегда альтернатива одиночеству.
- Дарлинг,- Стив обнял её, накинув на плечи теплый клетчатый шарф. Кира вздрогнула, она не слышала, как он вошел, такой уверенный, сильный (о, как она ненавидела эту его привычку появляться неожиданно за спиной).
- Дорогой, - Кира попыталась растянуть губы в улыбке. - Боже мой, неужели ты не понимаешь, что я не люблю тебя? - добавила она по-русски. Он вопросительно посмотрел на нее, уловив знакомое слово "люблю", принял его на свой счет без всяких там частиц, привлек Киру к себе и долго, обстоятельно целовал её в холодные, безразличные губы. Зная, что за этим последует, она попыталась отстраниться от расчувствовавшегося мужа. Телефонный звонок отвлек его, и Кира, облегченно вздохнув, нарочито серьезно захлопотала об ужине. В конце концов, в чем виноват этот по-своему добрый, иностранный муж. Ведь это она ухватилась за него, как за соломинку, спасая себя от себя, от безысходности. Так что некого теперь винить - "Зимняя вишня ". Нужно заняться чем-нибудь. Но чем? Если там, дома, ничего не получилось или не сложилось, то что можно придумать здесь, кому нужны её мысли, идеи.
Одевшись потеплее, она вышла из дома, пересекла парк, роскошный и благоухающий, он был "упомажен" до такой степени, что в конце концов, стал производить впечатление неживого. Смешение стилей, форм и красок, видимо, должно было свидетельствовать о необыкновенном вкусе садовников, дизайнеров, но, на самом деле, о полном его отсутствии. Но он не раздражал Киру, нет, она просто не замечала его, проходя, как сквозь старые надоевшие всем декорации, наскоро подновленные к сезону.
Когда цветастая пышность сменилась зарослями какого-то кустарника, а затем появились сосны, Кира почувствовала влажный горьковатый запах здешнего моря. Вся прибрежная отмель была затянута ряской и липкие водоросли, выброшенные на берег, превратили его в неприступное месиво грязно-болотного цвета с расплывшимися масляными кругами от разлитой где-то неподалеку нефти. Это было делом обычным, если не превышало нормы. Но кто её устанавливал, эту норму, неизвестно. Каждое утро уборщики в ярких голубых комбинезонах пытались очистить побережье с помощью каких-то специальных приборов-машин, но море, словно протестуя против издержек человеческой цивилизации, вновь выбрасывало на берег погибшие водоросли и кусочки нефти, и картина повторялась снова. Что ж, за всё надо платить - природа, как известно, не терпит...
К воде можно добраться, перескакивая с камня на камень, которые будто специально выглядывают из отмели, или по пирсу, уходящему довольно далеко в море. Хотя и не посидишь на краю, не поболтаешь ногами в воде - море здесь холодное зимой и летом, но все же это море.
Почувствовав под ногами песок и услышав шум волн, Кира облегченно вздохнула, как будто какая-то пружинка разжалась внутри. Стало свободнее думать и дышать, можно вновь окунуться в свои мысли и даже воспоминания не так мучительны по сравнению с новой для неё ролью: притворщицы, жены, осчастливленной импортным браком, причем, полученной как бы в дар, по крайней мере, по собственной воле её принявшей. Кто-то сказал ей, что море, как зеркало, отражает небо, его цвет, движение облаков. "И мое настроение",- подумала Кира. Море здесь все время какое-то мутно-темное от постоянно нависающих тяжелых облаков. В редкие минуты просветов, когда солнышку удается прорваться сквозь мрачные, серые гроздья, оно становится жемчужно-серебристым, и даже бледно-бирюзовым, почти как в том благословенном городе её короткого счастья, Белом городе-мираже.
Море в Белом городе было теплым, воздух - знойным, небо - бездонным, глаза - любящими. Волны нашептывали свои шелестящие песни: «Счастьеснитсясчастье…"
Из дневника Киры.
" Каждое утро мы едем на море. Только в эти ранние часы можно купаться, вода ещё не очень теплая. Хотя особой свежести от этого не испытываешь, но все равно приятно поплавать, сбросить остатки сна. Море венчает нас, раскачивая на волнах. Соль на губах, песок в волосах. Ты берешь меня на руки, как Парис Елену, выносишь на берег. В отдалении молчаливыми сфинксами сидят индусы, облаченные в белые одежды. Взгляд их скользит мимо нас, вдаль, куда-то за горизонт. Ни тени любопытства. Как будто они сидят здесь вечность и мирская суета не касается их.
Наша маленькая квартирка - убежище от дневной жары и суеты. Как ты сердишься, когда я подолгу простаиваю перед витринами, выбирая посуду, занавески - тебе хочется сделать это быстрее, ты торопишься. Еще бы - это наш с тобой дом, пусть на время, но наш. С каким удовольствием я наполняю его картинами, цветами – наверное, поэтому ты как-то сказал, что слышишь мой голос, когда я уезжаю.
Я купаюсь в твоей любви, как в море. Мы так долго шли друг к другу. Но сейчас это все неважно, незначительно. Главное - мы вместе. Этот день, месяц, год. Сколько продлится этот праздник - не будем загадывать. Есть море, есть этот благословенный белый город, где мы с тобой вместе. Город-мираж, такой же эфемерный, как наше пребывание здесь. Но все это потом, позже. А сейчас я просыпаюсь на твоем плече и боюсь открыть глаза - вдруг это только сон".
Пробуждение оказалось безрадостным: не нужна. Как приговор, как пощечина, как захлопнувшаяся дверь, как ушедшая перед носом электричка.
Кира стояла на краю пирса, мутная вода шумела почти у самых ног. Кто придумал, что Катерина, Анна решились на смерть от несчастной любви - чушь. Они ушли от себя и от безысходного одиночества души. Может, это действительно выход - в омут головой и - всё, больше не нужно думать. Как просто… - холодный порыв ветра брызнул ей в лицо солеными каплями воды. Теплая волна мягко толкнулась под сердцем, как бы пробудив ото сна: о чем это она думала? Господи, прости. Прости, малыш. Вот - смысл. Вот - цель и радость. Что ещё нужно?! Не думать. Не думать. Кира облизнула соленую каплю, набежавшую на губы. Неужели слезы? Нет, это море смеётся, радуясь, выглянувшему вдруг солнечному лучу. Оглянувшись, она увидела Стива, замершего в нескольких шагах от нее, понявшего, что может произойти непоправимое, и боявшегося испугать её голосом или движение. Кира стояла на самом краю пирса. Что он подумал? Нет, на это у неё не хватит духу. Она протянула к нему руки и - чуть было действительно не упала, не удержав равновесия. Ну, и конечно, как в лучшей мелодраме, Стив успел подхватить её на руки. Бережно опустив Киру рядом, он погладил её, как маленькую, по голове и почти по слогам выговорил по-русски: «Все будет хорошо".
По закону жанра глаза героини должны были наполниться слезами признательности и счастья, затем объятия, поцелуй - happy end, словом. Но со слезами ничего не вышло, поцелуя не случилось вовсе, она лишь коснулась кончиками пальцев его губ и, как запоздавшее эхо, повторила: «Всё будет хорошо".
Выписка из медицинского заключения:
"Миссис Гроуман (Синицына) Кира, 39 лет, скончалась во время родов в результате приступа о с т р о й с е р д е ч н о й н е д о с т а т о ч н о с т и..."