В таверне.
Небольшая таверна в нескольких милях севернее Вадворта доживала последние дни… После того как из-за постоянных набегов кочевников закрылся последний серебряный рудник, северная дорога Вадворта почти обезлюдела. Степь подступала все ближе, пытаясь закрыть своим желто-зеленым ковром ровные каменные плиты, по которым еще недавно маршировали целые легионы имперских солдат. Солдаты и были основными посетителями таверны. Они много пили, от них всегда были неприятности – но у них были деньги, и они могли платить за все – а это главное. Теперь же в таверну изредка заходили только бродяги, ищущие счастья за пустыней или нищие окрестные фермеры. Брали самую дешевую похлебку и самые дешевые комнаты. Примерно через полгода после ухода легионеров крыша прохудилась, ворота перестали закрываться, а хозяин таверны уволил за ненадобностью последнего повара, решив, что через месяц-другой и сам уедет в более оживленную местность.
Объявление о «Великом походе» привлекло в Вадворт множество наемников, стекающихся со всех концов империи. Дорога, как и в былые времена, стала многолюдной, а значит и прибыльной. И пусть таверна была далеко не в лучшем состоянии, но она была единственной на многие километры от города, а поскольку в городе найти место, даже в конюшне или на земле во дворе какого-либо дома, стало невозможно, то многие двинулись в окрестные села, таверны и постоялые дворы – дожидаться момента отправки.
Наемники вели себя еще более шумно, чем солдаты. Еще больше пили, ломали все что только можно сломать. Но все это было чепухой – потому что они _платили_ за то, что делают, а значит они здесь – короли и Боги. Хозяин таверны только и успевал разносить спиртное, тихо ругая себя за то, что так не вовремя выгнал повара… Нанятая местная девица справлялась со своими обязанностями из рук вон плохо, но больше все равно этим заниматься было некому. Хорошо хоть, узнав о «Походе» он успел закупить большую партию эля и вина, теперь цены на них в городе просто баснословные…
В общем зале сидело два-три десятка наемников. Но среди них нельзя было найти и двух человек, чье снаряжение оказалось бы похожим. Наемники всегда отличались тем, что каждый очень трепетно относился к своему внешнему виду и оружию. Копья и дротики были затейливо украшены рисунками с изображениями людей и монстров, обвязаны ленточками, украшены перьями. Стрелковое оружии представлено от маленьких скорострельных луков, способных выпускать до 50 стрел в минуту, до тяжелых арбалетов, пробивающих рыцаря в полной броне насквозь. Топоры, чаще всего с резной рукоятью – секиры и алебарды, одно и двуручные, с крюками для стаскивания с лошадей рыцарей, острыми навершиями или двусторонние. Было несколько боевых молотов. Мечи – также самые разнообразные: от коротких, почти кинжалов до двухметровых двуручников. От легких сабель юга до тяжелых полутораручников севера. На многие нанесена гравировка – имя владельца или магические руны. Некоторые являлись вообще шедеврами в своем роде. Например в огромный стальной двуручник варвара, сидящего в наименее освещенном углу были вставлены серебряные пластинки – очень тонкая работа, чтобы не повредить сам меч и не изменить баланс лезвия. Этот меч явно предназначался не для людей… по крайней мере не только для них.
Скрипнула дверь и в таверну вошел еще один человек – ничем не примечательный старик в плаще с капюшоном, почти скрывающим лицо. Впрочем, поскольку в таком месте скрытность привлекает к себе внимания больше, чем открытость, капюшон он почти сразу снял. Его прямые, до плеч, волосы были иссиня-черными, хотя кое-где пробивались белые пряди. Однако небольшая борода и усы, прикрывающие его щеки и рот были полностью седыми, что создавало впечатление его старости при наброшенном капюшоне… Впрочем, при снятом капюшоне этого бы никто не сказал… по крайней мере до тех пор, пока не взглянул бы в глаза этого человека. Выцветшие, они могли бы принадлежать человеку который прожил на этом свете на две-три тысячи лет дольше чем ему это положено.
Пройдя через всю таверну к камину, он сел на свободный стул, не спрашивая разрешения у четверых людей уже занявших этот столик, и окинул оценивающим взглядом всю собравшуюся «публику». Кроме наемников в таверне было еще с десяток солдат и несколько непонятного вида бродяг. Его соседями по столику оказались трое мужчин, причем двое из них – братья-близнецы и одна женщина. По их одежде можно было судить что они вряд ли принадлежат к воинскому сословию, скорее это были маги, возможно чиновники. Впрочем, девушку он знал достаточно хорошо, и был уверен что к бюрократическому аппарату Империи она не имеет отношения.
Нельзя сказать что старик «не вписался» во все это общество, но что-то неуловимое его отличало от всех остальных в этой комнате.
В центре комнаты девушка-бард, лет двадцати, по прозвищу Птица, допевала очередную балладу. Внимание всех (кто еще не спал на столе или на полу от чрезмерных возлияний) было приковано именно к ней. Ее голос то опускался до нежных, любовных слов, то взлетал в энергии героических эпосов. Руки уверенно держали лютню, хотя уже не одна бутылка вина была осушена в перерывах между героическими балладами. К тому же практически никто в этом зале не сомневался что эти хрупкие на вид руки не менее уверенно держат и те короткие мечи, что висели на поясе девушки. Рядом с девушкой сидел невысокий коренастый мужчина, подравнивающий заточку небольшого одноручного топора с двумя лезвиями. Несмотря на его отрешенность и увлеченность занятием всякий наемник знал, что если Птице возникнет угроза, то этот топор просвистит в воздухе еще до того, как кто-либо успеет потянуться за мечом. Этот угрюмый мужик по прозвищу Топор, был старым товарищем Птицы. Откуда пошла их дружба и в каких они действительно отношениях - не знал никто, говорили только, что они не расстаются с тех пор как вернулись из одного странного похода… Кроме них не вернулся никто, и до сих пор они никогда не рассказывали, куда же их тогда занесла судьба.
Окончив балладу и отпив из бутылки, Птица обвела всех присутствующих взглядом, и, остановив взгляд на старике в плаще, усмехнулась: «Сколько новых людей… Я и половину наверное не знаю. Может пора познакомиться? Давайте, каждый, кто хочет, конечно, расскажет что-либо о себе. Кто начнет?»
- Ты и начинай! - раздались смешки.
- Ну, что ж. Хорошо, но моя жизнь довольно скучна. Родилась в семье аристократов, меня должны были выдать за одну жирную старую богатую свинью, - в таверне раздался взрыв хохота, поскольку почти все знали, что этой «свиньей» был Деркиш, герцог Такамский, один из влиятельнейших людей Империи, - впрочем мне этого почему-то не захотелось и в пятнадцать я убежала из дома. Попала, как говорится, в дурную компанию, до сих пор некоторые навыки карманника у меня сохранились. Кто хочет – могу продемонстрировать, только знайте – то что ко мне попало, к вам уже никогда не вернется! Затем мне надоело грабить копейки, добрым мечом можно получить их и более законным путем. Так я и оказалась в наемниках. Ну, вот пожалуй, и все. Остальное – будни наемника, о них вы знаете не хуже меня.
Закончив, она сделала большой глоток из бутылки вина. В этот момент какой-то молодой наемник не выдержал: «А что это было за дело, из которого вернулись только вы с Топором?». Птица метнула на него взгляд и ее рука непроизвольно потянулась к левому виску, скрытому прядью светлых волос. Сдвинув волосы, рука скользнула по длинному шраму на виске, уходящему куда-то в область уха, но, заметив любопытные взгляды окружающих она поправила волосы и убрала руку… – слишком резко… Но еще до того как рука Птицы коснулась ее шрама, Топор метнулся к молодому наемнику. Хотя внешне Топор напоминал голема, скорость и ловкость движений у него не уступали тигриным. Горло юноши, задавшего злополучный вопрос, было сдавлено узловатыми пальцами Топора. «Щенок, сделаем вид, что ты этого вопроса не задавал, а я его не слышал. Если же ты еще раз совершишь эту ошибку, то умрешь быстрее, чем успеешь понять – в чем же именно ты ошибся в этой жизни». Отпустив горло, Топор отправился на свое место, повернувшись к юноше спиной. При этом движения его опять стали медленными и неуклюжими, еще более усиливая сходство с големом.
Топор еще не сел, а Птица уже весело продолжала, как будто ничего и не случалось: - Кто следующий… Может быть воооон тот монах, сидящий рядом с дверью? Святой Отец, как занесло Вас в эту грешную обитель? – голос ее стал подчеркнуто-вежливым, но в глазах не прекращали играть веселые огоньки.
- Дочь моя. – поддержал игру человек лет 25, чьи широкие одежды действительно напоминали монашьи, только странного зеленовато-черного цвета. – Вряд ли мой рассказ покажется тебе интересным. Он прост и краток. Я не вижу ничего плохого в том, что ты назвала меня «Святым Отцом», но, поверь мне, не служитель я Богов. А одет так, поскольку еще совсем недавно я был послушником имперского Храма Войны, а сейчас прохожу очередное испытание, предпоследнее. Испытание смирения воинского духа… но это мое дело, и не думаю, что тебе будет это интересно.
После этих слов «монах» явно потерял интерес к окружающему и, судя по выражению почтения а иногда даже и страха на лицах – никто из наемников не решился бы потревожить его медитацию снова, ибо всем известный Храм Войны – небольшое общество, где готовят лучших в Империи бойцов. Каждый из них стоил целой армии обычных воинов. Они могли выглядеть как угодно, быть вооружены чем угодно или вообще не вооружаться, носить мощную броню или выходить на поле боя голыми – но объединяло их одно – все они несли только смерть… Каждое убийство одного из таких воинов порождало множество легенд, объединенных только одной идеей – ни одна из этих смертей не произошла в честном бою. Да и вообще, случаи, когда кому-то удавалось убить адепта этого храма можно пересчитать по пальцам одной руки. Неудивительно, что никто не решался отвлечь его снова. Никто, конечно, кроме неугомонной Птицы.
Бросив взгляд на старика в плаще около камина, и заметив, что тот всерьез заинтересовался этим монахом, она продолжала: - значит адептом Вас называть еще рано, а послушником – поздно… Тогда я буду звать Вас «Монахом». Это имя Вам подходит. – Все вокруг замолчали, даже Топор отложил точильный камень и настороженно смотрел на Птицу, краем глаза следя за реакцией Монаха на ее слова. Впрочем никакой реакции и не последовало.
- Да, Ваша история была коротка, но информации в ней куда больше чем в большинстве моих песен про героев прошлого и настоящего. Братья и сестры! Перед нами сидит живая легенда – человек из Храма Войны! Выпьем же за эту встречу! Потому что вряд ли когда-нибудь еще нам придется встретить монаха этого ордена и суметь рассказать об этом кому-либо еще!
Бардесса пыталась сказать что-то еще, но ее голос утонул в звоне бокалов, единодушно поднятых наемниками, солдатами и бродягами, оказавшимися в этом трактире. Все глаза были прикованы к невзрачному монаху, который, казалось, был ничуть не смущен и вообще безразличен ко всему происходящему, по своему обыкновению погрузившись в медитацию… или умело ее изображая. Все начали обсуждать эту встречу, вспоминать легенды, связанные с Храмом Войны, но при этом никто не говорил громко, как это обычно принято в таверне. Ни у кого даже мысли не появилось, что этот человек может быть не тем, за кого себя выдает, ибо мстительность и жестокость монахов-воинов была известна каждому в Империи и, возможно, во всем мире.
Спиртное лилось рекой, затуманивая головы и вытесняя мысли. Каждый из наемников стремился в этот день влить себя как можно больше эля и вина, как и всегда перед крупным походом, не зная, когда получится в следующий раз отдыхать в таверне… и получится ли вообще. Мысли о монахе постепенно были вытеснены алкоголем из голов и легенды о монахах-убийцах плавно перешли к легендам о блистательных героях прошлого и военных походах, драконах и архимагах.
В этот момент опять раздался звонкий голос Птицы:
- Продолжим же рассказывать про себя, братья и сестры, про жизнь свою веселую и подвиги свои великие. Пусть про себя расскажет этот великий – во всех смыслах этого слова, воин, чьи деяния наверняка не уступают его росту и ширине плеч. И пусть он не пытается спрятаться в тени – воину его «масштаба» не пристало это делать. – Веселые искорки вновь блеснули в глазах бардессы, когда приблизилась она к столу в дальнем от камина углу, за которым сидел огромный варвар, почти двух с половиной метров росту. Свечу перед собой он не зажигал, поэтому сидел почти в полной темноте, только его контуры было видно в слабых отблесках далекого камина. Плечи этого воина были тоже гигантскими, под стать его росту, при этом удивительно пропорционально выглядели. Его мышцам могли позавидовать самые сильные тяжелоатлеты Империи. Казалось, если бы он захотел, то смог бы поднять и пронести от этой таверны и до самой Столицы самого большого быка, которого только можно найти, при этом ни разу бы не остановился даже чтобы перевести дыхание.
Варвар понял, что избежать внимания ему уже не удастся и зажег свечу.
- Говорю я редко. Долго говорю еще реже, а уж говорить красиво… пусть этим занимаются девушки «меньшего масштаба». – Варвар усмехнулся, глядя на Птицу, но усмешка почти сразу пропала – Вы хотите услышать мою историю – так слушайте.
Убийца неживых.
Родился я в маленькой северной деревне, которая когда-то была частью независимого народа горных варваров – донгиров. За несколько лет до моего рождения наш народ вошел в состав империи, при этом практически без кровопролития. Никто никогда не мог покорить северных варваров силой. Знал это и наш император – ныне немощный престарелый Винжир (при этих, довольно неуважительных, словах в честь Императора, присутствующий в таверне капитан небольшого отряда стражников заметно напрягся, решая, нужно ли как-то наказать дерзкого варвара. Но, поскольку никто из присутствующих здесь людей на эти слова внимания не обратил, а связываться с подобным гигантом ему совершенно не хотелось – капитан сделал вид, что просто ничего не заметил). В то время Император был значительно моложе, его силе и храбрости мало что могло противостоять. Он вызвал верховного вождя на бой. Я не называю его имени, потому имя мертвого призывает его дух в этот мир – так считают мои северные соплеменники. Эта битва была долгой… Наш вождь проиграл – проиграл в честной схватке. Не потеряв ни единого солдата, Император получил в состав империи все северные земли, хотя только Боги знают, какие нечеловеческие усилия он при этом затратил.
Я родился ровно через год после этого события. На совете племени, в честь могучего императора, меня решили назвать «Вингиром», что созвучно с именем нового Властителя Севера.
Люди северных гор значительно крупнее, чем остальные. Но об этом известно очень мало, потому что живут они в своих селениях, охотятся в горах и лесах. Предпочитают жить на одном месте и не любят путешествовать. Путешественники с других мест тоже редко заходят в наши места. Ничего особо ценного там нет, а мои соплеменники не жалуют проходимцев… Впрочем я выделялся силой и ростом даже среди соплеменников.
В 14 лет мы проходим обряд посвящения в мужчины. Мы должны отправиться в лес и убить животное, которое затем станет нашим символом. Чем сильнее это животное, тем сложнее его выследить и убить. Но тем больше почет у соплеменников, В эти годы я был уже ростом не меньше самых крупных мужчин, присутствующих здесь, и по силе вполне мог тягаться с ними, и, наверно, даже победить. Конечно у меня не было опыта и мастерства владения оружием.
Я бродил по лесам более недели. Один раз наткнулся на медведя… Да, это огромный почет, возможно я стал бы старейшиной уже в юношестве. Но убить северного медведя нелегко, даже опытный охотник, если он один, очень сильно рискует. Я не стал нападать на него, и медведь прошел мимо, даже не посмотрев на меня. Блуждая по лесам я начал думать что придется возвращаться, убив какого-нибудь лося. Даже росомахи не встречались. Я ругал себя, что пропустил медведя. Лучше погибнуть в схватке, чем жить в бесчестье. И тут я встретил кабана. Это был матерый кабан, схватка с которым не намного менее опасна, чем с медведем…
Возвращался домой я довольным. Меня бы назвали «Вингир - Матерый Кабан», а это тоже большой почет. Кроме того, я нес большое количество копченого и жареного мяса, шкуру кабана и его клыки. Еда для всего племени, новая одежда и почетные украшения для будущей невесты…
Первая тревога появилась, когда дойдя почти до самой деревни, я не услышал оклика следящего. Я подумал, что на деревню напали в мое отсутствие. Уже почти наступило утро, хотя северный день и короток. Привязав мешок с вещами к высокой ветке дерева, чтоб до него не дотянулись звери, я взял только топор и лук со стрелами. Я заметил несколько теней, украдкой метнувшихся к деревне из леса правее…
Когда я добрался до первых домов – первые лучи солнца уже осветили лес. Деревня не была похожа на арену войны. Если бы напали враги, сколь неожиданным бы ни было их нападение – кругом бы все было залито кровью. Даже во сне мы не расстаемся с оружием, и по чуткости сна превосходим мягкотелых южан. Но здесь – ничего. Заглянув в первый же дом я ничего не увидел. Ощущение что все просто ушли. Но куда? Остались все вещи, даже оружие. Никто бы не ушел без оружия добровольно, и конечно, никто бы не ушел «недобровольно». Лучше смерть, чем рабство – об этом знают все северяне.
Я поспешил в дом своих родителей, но и там была такая же картина. Ни родителей, ни сестры. Ничего не понимая я сел на табуретку, и тут меня привлек слабый запах падали. Очень слабый, так пахнет свежий мертвец, находящийся в нескольких сотнях метров при безветрии. Запах был только внутри дома. Я стал все обыскивать – и нашел. Они были под кроватями, обескровленные, холодные, неживые… но и не мертвые. Тогда я все понял. Нежить, гуль, кровосос, упырь, вампир, вурдалак, еще несколько, более редких имен – разные народы называют их по разному. Но существо это одно и то же. Оно высасывает кровь людей, превращая в себе подобных. Оно не любит солнечный свет, поэтому оно стремится найти ближайший темный угол, чтоб уснуть. Например, залезть под кровать. Моя сестра, мать, другие соплеменники, заглянув в остальные дома – я видел то же самое, стали этими неживыми-немертвыми. Только отца я не мог найти. И то существо, что начало этот кошмар. Постепенно передо мной прояснилась картина произошедшего. Немертвые умеют гипнотизировать жертв, так что те не сопротивляются им. Первым пал смотрящий. Видимо он просто пропал. На следующую ночь он вернулся к своей семье. Еще через 2 дня в деревне почти не осталось людей. Но и тогда никто ничего не понимал. Живые мертвые не оставались в деревне – они уходили в лес. Когда все стало понятно – остались только шаман и мой отец. Шаман в предыдущую ночь смог защититься с помощью амулетов. Отец оказался с врожденной способностью с трудом – но противостоять гипнозу вампиров. В ту ночь погибли все остальные. Уже более половины людей было нелюдьми, а остальные не могли противостоять гипнотическим взглядам и голосам монстров. Оружие, к тому же, было практически бессильно.
Отец мой был кузнецом, и весь следующий день он оковывал лучший двуручный меч серебром, делая искусные вставки этого мягкого металла, чтоб не повредить бойцовские качества меча. Шаман в это время готовил заклинания для борьбы. Он также наложил заклятие на этот меч, вложив в него всю ненависть к неживым. Они приготовились к этому бою. Хотели убить всех и сжечь, чтоб дать успокоиться их телам и душам.
Все это я прочитал в дневнике шамана. Как происходил этот бой я не знаю, но похоже атака началась раньше, чем они ожидали. Так, дом шамана оказался единственным местом, где был хоть какой-то бой. Я нашел там останки двух вампиров сожженных заклинаниями и одного – разрубленного. Видимо серебро не дало ему ожить. Они из неживых стали действительно мертвыми. Шаман был зарублен отцовским мечом, который разрезал его от плача до пояса. Меч остался в теле. Отца нигде не было, видимо он все-таки поддался внушению вампиров.
Весь этот день я собирал все, что только может гореть вокруг домов-склепов для вампиров. Взяв самое необходимое в дорогу – я сжег всю деревню. До последнего дома, чтобы мои соплеменники не стали этими тварями.
Деревня горела до самого заката. Только двух тварей я не уничтожил – своего отца и ту, первую, что пришла к нам и привела с собой даже не смерть а – не-жизнь… Там, на пепелище и руинах родной деревни я поклялся, что посвящу свою жизнь борьбе с этими монстрами. И что, вначале, найду своего отца – и успокою его душу и тело. Собрав свои вещи, взяв с дерева мешок я собрался на юг, к магам-некромантам, которые лучше всех знают смерть.
Вдруг я услышал Голос. «Сынок. Зачем ты убил свою маму и сестренку». Это был голос отца. Но, напомнил я себе, это существо – не мой отец. Это его убийца. Даже не убийца, а тот, кто обрек его на вечные муки. «Не надо, не сопротивляйся. Присоединись ко мне, и станешь бессмертен. Это же просто. Мы вдвоем пойдем – и вновь обретем семью. И покой» неожиданно я почувствовал, какой же это покой быть вампиром… какое счастье… и сделал шаг к монстру. Но что-то неожиданно поднялось в области солнечного сплетения, какая-то теплота разлилась по всему телу. Когда она накрыла голову и проникла в мозг – он прояснился. И я опять увидел перед собой монстра. Обещающего лживое счастье. Я не мог достать отцовский двуручный меч, который я вытащил из тела шамана, поскольку он был плотно обернут материей и привязан к мешку. Но топор всегда был рядом со мной – на поясе.
Я выхватил его и наотмашь справа ударил то, что было когда-то моим отцом. Оно даже не пытался уклониться и топор отрубил ему левую руку. Но, казалось, монстр даже не заметил этого. В ответ он попытался укусить меня, целясь в шею. Увернуться я не успевал, только чуть сместился и его длинные зубы вонзились в мое плечо. Видимо в них был какой-то яд, потому что ощущение было – как будто открытые раны от зубов засыпали морской солью. Я рванулся – и зубы вырвали кусок мяса из левого плеча. Кровь хлынула потоком, смывая часть яда. Я знал, что мне надо окончить битву быстрее, и остановить кровь, иначе я умру… или и того хуже. Поэтому я кинулся к этому существу и нанес удар снизу вверх, по шее. Мне повезло и неопытный вампир не смог уклониться… его голова отлетела. Но при этом не перестала жить, злобно смотрела на меня и щелкала зубами. Тело тоже все еще шевелилось. Кое-как остановив кровь и перевязав рану, я взял окованный серебром двуручник и пронзил – сначала сердце тела. Затем голову. Только после этого вампир действительно умер.
Через пару минут и я потерял сознание. Это было что-то близкое к смерти, я пробыл в этом состоянии пару дней. Часть яда все-таки попала и мой организм боролся с ним, как мог. Я чувствовал, что дневное солнце дважды – каждый раз в течение вечности – жгло меня, и мне хотелось спрятаться в тень. Но я не позволял себе. Когда после второго дня наступила ночь – я очнулся. Я очень ослаб – но был жив. Мне повезло, что последний из оставшихся вампир уже давно ушел…
Подкрепившись мясом, которое уже начинало портиться – было тепло – я не вставал еще целые сутки. Затем набрал достаточно сил, чтобы идти к соседнему племени. С того времени у меня появился иммунитет к укусам нежити, это часто помогало. И еще – я постоянно ношу меч незачехленным, чтоб в любой момент суметь использовать его.
Не буду рассказывать, как я добрался до соседнего племени. Как они выслушали меня и обещали передать другим племенам. Как двинулся на юг, в поисках убийцы своего народа. Как некроманты рассказали, что этот – не единственный. Как находил и убивал одного за другим подобных существ, даже не зная, был ли среди них – тот…
Но вот «Вингиром - Матерым Кабаном» я так и не стал. Вместо этого появился «Вингир – Убийца Неживых».
Даже после того, как Вингир умолк, все взгляды были прикованы к нему. Никто не говорил ни слова, никто и не нуждался в словах. Да, встретить адепта Храма Войны – редчайший случай, но если адепт храма - всего лишь возможная будущая легенда, то этот варвар-гигант живая легенда прошлого и настоящего. Кто в Империи не слышал про «Убийцу Неживых», или как его еще называют «Истребителя Нежити», «Северного Вингира»?!? Говорят, сам Император относится благосклонно к тому, что этого варвара назвали в его честь. Самые смелые сплетники даже шептали, что Величайший сам повелел так назвать этого северянина, потому что хочет именно его видеть своим наследником – Винжиром Х, а не отдавать Империю на растерзание родным сыновьям. Впрочем, в это мало кто верил – уж слишком много языков, говоривших об этом, были вырваны имперскими палачами и вывешены на кольях вокруг Площади Смерти в Столице…
Все эти восторженные взгляды причиняли множество неудобств Вингиру. Он терпеть не мог внимания к своей персоне, и предпочитал встретиться с двумя – тремя десятками зомби и вампиров, чем с толпой людей, восхваляющих его имя. Кроме того, он не мог, как, например, Монах, погрузиться в медитацию и таким образом уйти от окружающего мира, а значит был вынужден терпеть все эти взгляды, стараясь никак не выдать свое смущение и нарастающее раздражение.
Старик у камина заметил смущение варвара и улыбнулся. Всеобщую увлеченность созерцанием героя можно было использовать, чтобы еще раз оценить присутствующих. Только двое (не считая его самого) не были увлечены рассказом северянина. Это погруженный в свой внутренний мир послушник храма войны и девушка – вероятно предводительница небольшого, человек 12-13, отряда людей, больше похожих на убийц или разбойников, чем на «честных» наемников. Девушка была прекрасна, на какой-то «холодной», смертельной красотой. Идеальные формы лица, обрамленные иссиня-черными невьющимися волосами до плеч. Чуть-чуть темноватая кожа и ледяной взгляд жестоких светло-голубых глаз, прокалывающих противника еще до того, как это сделает ее стрела или кинжал. Черная кожаная броня, идеально подогнанная под стройную, возможно чуть более, чем нужно, мускулистую фигуру. Опытный взгляд сразу смог бы определить, что специализацией этой девушки являются различные ловушки, замки и, наверняка, тайные убийства. Девушка-вор и ее люди сидели тесной группой за сдвинутыми вместе столиками, рядом с дверью. Вооружена она была прекрасным длинным луком, с которым не рассталась даже за трапезой, и двумя небольшими, но очень хорошими кинжалами в ножнах. А небольшие специальные фляги с жидкостью на поясе наверняка содержали яд, которым удобно смачивать как стрелы, так и кинжалы. В то время, как внимание всех посетителей было привлечено к варвару, ее взгляд не отрывался от Монаха. Что-то неуловимое скользило в этом холодном взоре – злость? или, может, зависть?
Старик перевел взгляд на своих соседей по столику, которых первоначально он принял за магов и чиновников, и сразу заметил свою ошибку. Да, один из близнецов явно был магом-прорицателем, об этом свидетельствовала не только одежда, но и некоторые неосознанные жесты. Другой брат был, вероятно, друидом – так звали «лесных» магов, использующих силу Природы. Оставшиеся двое были похожи на чиновников еще меньше. Начиная с того, что под их одеждой при движении позванивали кольца кольчуги и оружие – шипованная булава у мужчины и короткий, но явно не декоративный меч у женщины. Женщина была хорошо знакома старику, как и ее род деятельности… довольно специфический. Вероятно, и она и мужчина рядом с ней были некромантами – жрецами Смерти, которые могли воскрешать тела и возвращать души безвременно умерших. Иногда такая необходимость возникала при расследовании преступлений, когда помочь могли только мертвые, но чаще их использовали для воскрешения особо важных имперских персон – военачальников, личную охрану императора, высших чиновников, жрецов и магов, павших от рук убийц или вследствие нелепых случайностей… Известны были и случаи, когда их использовали в ходе пыток врагов Императора.
Конечно, больше никто из присутствующих об этом не знал, даже не подозревал… впрочем, что делать двум некромантам в одной таверне так далеко от центра империи? Не собрались же они в этот бессмысленный поход? Слишком уж заметной фигурой является каждый их них, и каждое их действие требовало личной санкции Императора…
Интерес к северянину в таверне тем временем начинал постепенно ослабевать. Этому способствовало и появление в таверне нескольких девиц «легкого поведения». Неизвестно, где уж хозяин таверны смог их достать, а может они сами пришли – услышав звон монет… Птица возвратилась к своему столику, взяла лютню и завела очередную, на сей раз грустную, балладу о рыцаре, искавшем славу и погибшем в негостеприимных северных землях.
Предводительница воров встала и неуверенной походкой, изображая действие чрезмерного количества выпитого вина, двинулась к выходу. Изображала она не очень старательно – хоть шла и неуверенно покачиваясь, но ступни переставляла пружинисто и мягко, как у черной пантеры. Впрочем, никто, кроме старика, так и не обратил на нее внимания. Проходя мимо столика, за которым сидел один только послушник Храма Войны, она, как будто случайно, наткнулась на стул, и, чтобы не потерять равновесия, села рядом с Монахом, который сразу поднял на нее взгляд.
Между ней и стариком было не менее 12 метров, к тому же в таверне уже поднялся обычный для подобных заведений шум – звон бокалов, пьяные крики, тосты и пение Птицы, которую, видимо, все это совершенно не смущало. Но несмотря на этот шум, старик, тихо произнеся несколько слов, отчетливо услышал приглушенный разговор
- Приветствую тебя, Боевой Посох – произнесла девушка-вор почти шепотом
- Приветствую тебя, Ядовитая Стрела – негромко ответил Монах – можешь говорить громче, здесь нас никто не услышит… Если конечно не захочет сделать этого специально. Но я не думаю, что ты хочешь сказать мне что-нибудь настолько секретное, чтобы скрывать это от кого-либо…
В ответ девушка ненадолго замолчала, а затем тихо рассмеялась:
- Монах! Теперь эта кличка навсегда прикрепится к тебе у наемников! Никто больше не назовет тебя по имени.
- Ты не хуже меня знаешь, что послушнику, проходящему испытание, нельзя иметь имя. А это прозвище ничем не хуже любого другого. Как зовут сейчас тебя?
- Я вернулась к своему до-храмовому имени – Лесса. Иногда меня еще называют «Змеиной атаманшей», поскольку я возглавляю группу «Змеиная Смерть». Мы… выполняем некоторые поручения.
- Да, имя Змея тебе бы подошло. Но зачем ты пришла ко мне? Не из сентиментальных же воспоминаний о годах, проведенных при Ордене?
- Мне хотелось посмотреть, действительно ли ты достоин стать Бойцом Храма Войны. Сможешь ли ты пройти испытание, из-за которого я так и не получила этого титула? Думаю – нет, ты уступаешь мне и в ловкости, и во владении произвольным оружием.
- Ни ловкость, на владение оружием не могут помочь в этом. Я пройду, как это делали до меня десятки других. Ты же не смогла, поскольку в тебе живет кровожадный демон, постоянно требующий новых жертв. Именно для того, чтобы такие как ты не испортили имя Храма и было создано это испытание.
Лесса громко рассмеялась, уже не опасаясь любопытствующих, и, уже тише, сказала:
- Ты глуп, Монах. Твои речи – лишь повторение того, что ты слышал в Храме от настоятелей. Когда-нибудь ты все это поймешь… если доживешь. А сейчас – прощай, послушник.
- Прощай, Лесса-змея. – После этих слов Монах вновь погрузился в медитацию, а девушка встала и вышла из таверны.
Лесса осмотрела своих спутников. Все, как один, одеты в черную кожу. На поясах сабли, короткие мечи или просто длинные ножи. У некоторых при себе короткие копья, почти все вооружены короткими луками, только у одного легкийарбалет. Их можно было бы принять за всадников военного ополчения с какой-либо окраины Империи, если бы не их лица. Ополчение набирается из уроженцев своей провинции, а лица этих людей представляли собой некую жуткую смесь национальностей - от северных светловолосых гигантов с зеленоватой до темнокожих южан, от круглолицых узкоглазых людей востока до мрачных голубоглазых горцев запада. Капитан стражников без труда узнал в этой группе разбойников, которыми кишели окраинные районы империи уже больше десяти лет и с которыми имперские войска, а тем более ополченцы ничего не могли сделать.
Среди разбойников было и несколько женщин. Одна из них, поедая жареную баранину (перед ней лежала целая нога) настороженно осматривала окружающих. Ее единственный глаз настороженно осматривал окружающих. Второй глаз уже несколько лет был закрыт черной повязкой - след сабли виднелся выше и ниже этой повязки. Это была "всевидящая Хельга" - правая рука Лессы. Вина и эля она никогда не пила, и сейчас вместо бутылки перед ней стоял кувшин чистой воды.
Лесса почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит. Действие алкоголя моментально прекратилось. "Это может быть только Монах, остальные бы не смогли подобраться так близко бесшумно…" Но это был не послушник Войны, а тот самый старик. Он произнес:
-Атаманша, не разрешишь ли мне присесть? Мои старые ноги устали, а нам надо поговорить…
Ледяные глаза Лессы впились в старика, но он спокойно выдержал этот взгляд. Тогда она молча сделала знак своим людям, и двое из них вытащили уже совершенно пьяного молодого разбойника во двор - приходить в себя. Старик сел на освободившееся место.
-Спасибо, атаманша. Как ты понимаешь, я пришел по делу…
-Эй! С каких это пор купцы сами приходят к нам? - перебил его Гримарт, подняв остекленевшие глаза. - Что, старик, у тебя появилось слишком много денег и ты решил поделиться ими с нами? - Разбойник расхохотался. До того, как Лесса убила прошлого предводителя их банды он был правой рукой вожака и до сих пор в душе ненавидел Лессу, но боялся выступать открыто.
-Заткни пасть, Гримарт. Еще одно слово и она у тебя закроется навсегда.
Гримарт испуганно замолчал, а Лесса продолжала, обращаясь к старику.
-Да, почтенный. Что Вы хотели?
-Я хочу сделать вам выгодное предложение. Если вы пойдете в тот поход, в который собрались - вас ждет смерть, так или иначе. Поход, вероятно обречен - вы все пешки в игре высокой политики. Я же хочу предложить вам не менее рискованное, но гораздо менее глупое задание, чем шататься по пескам в поисках рая. Да и оплата соответствующая - каждый из вашей банды, кто решит пойти и выживет - получит 5000 золотых. Плюс полное содержание и экипировка в поход, на ваш выбор, за мой счет. Если же пойдешь ты, Лесса, то получишь 10000. Я даю вам время подумать. Если все-таки решитесь, то я жду вас первого числа пятого месяца в столице в таверне "Серебряный Конь"
Старик встал и, хромая, направился к своему столику. Гримарт подождал, пока тот отойдет подальше и сказал:
-пять штук? Да он явно сумасшедший. Во всей империи всего с десяток человек которые могут себе позволить платить такие суммы наемникам, но ни один из них не станет этого делать - потому что среди них нет безумцев! Я не верю в этот бред и пойду с Походом. Это куда более реальный шанс разбогатеть!
На этот раз Лесса ничего не ответила, только посмотрела на старика, спокойно сидящего за своим столиком и потягивающего эль.
-Даааа… непростой старичок… Ладно, решим так. Каждый сейчас решит сам, что ему делать. Либо идти в поход за Гримартом, либо, как я, идти за этим стариком. Думайте сами.
"Всевидящая Хельга" бросила взгляд на старика и криво усмехнулась: "Не люблю я пустыни… Лучше уж гоняться за миражами в прохладе. Я с тобой." Еще один молодой разбойник решил присоединиться к Лессе, но все остальные старательно отводили глаза. Наконец встал один из самых старых разбойников, по кличке "Седой", поскольку весь зарос седыми волосами:
-Змея, мы тебя очень уважаем, и знаем, что ты ни разу не принимала неправильных решений. Но на этот раз Гримарт прав - не стоит нам бегать за этим безумцем. Нет таких денег ни у кого. Поэтому предлагаем тебе пойти с нами, или - плюнуть на все и повернуть в центральные районы Империи - там сейчас благодать, все войска стянуты или к границе или в центр - мы без труда распотрошим пару караванов…
-Да, Седой, я понимаю вас всех. В другое время и я бы решила так же. Но все-таки чем-то заинтересовал меня этот старик. Я пойду даже просто для того, чтобы убедиться, что он обычный сумасшедший.
-Тогда это твой выбор. Мы не будем осуждать его. Но и ты не осуждай наш - мы пойдем с Гримартом.