В этой игре я не победила. Раньше времени сошла с дистанции и села на обочине. Со стеклянными глазами смотрела, как другие решительно наматывают круги на кольцевой трассе.
Что толку? Ну дадут приз. Ну повесят твою фотографию на доску почета, а твое имя напечатают в районной газете. А дальше?
Разве станут от этого твои руки любимее?
Ничуть!
Руки – они от природы – не натренируешь! Руки – они иногда важнее губ – сильнее и тверже. Но сегодня хочу именно губ! «Любить – это иногда и целовать!» Почему сейчас мало, кто помнит эту истину? Ведь и ценят, и влюбляются и называются друзьями – совершенно бес-чувственно жмут ладонь и бывают таковы. Как объяснить, что мне нужны губы – два лепестка янтаря с продольными полосочками-складочками?
Издать что ли книгу – небольшим тиражом – и раздарить друзьям?
Надо научить – переучить. Сделать по-своему!
Ведь что за радость – мириться?
Можно сто раз себе сказать, можно даже поверить, но вещи все равно не такие, какими они кажутся, они такие, какие они есть. И свобода – это не способность заставить себя по-другому относиться к тому или иному событию, а способность сотворить из него – удобное себе!
Эгоизм? Нет, скорее воля. Скорее потребность не подчинятся законам этого мира, а изобретать свои. Перекроить мир под себя.
Сегодня я не ощутила в себе никаких признаков какой-либо силы – ни темной, ни светлой. Новая параллельная реальность. От того, что я плохая мне было плохо, от того, что хорошая – не лучше. И вот теперь как? Как вы думаете?
Марина, вот как вы думаете? Я о самом процессе. Ведь неужели что подумали – то и написали? Ведь неужели все так просто. Лично я вот, например, сначала должна вдумать, а уже потом выдумать. Пропустить сквозь себя!
Марина – ну что же вы? Опять приходите без спроса! А вдруг я не одна? Вдруг мне вас видеть просто тошно, вдруг хочется побыть наедине со своим одиночеством или… со своим молодым человеком? Ах, не слушаете! Приходите, садитесь, в который раз начинаете переписывать «Царь-девицу» или, на крайний случай, «Красного коня». Вы бы, уж такое дело, со мной что ли поговорили бы!
Я, знаете, люблю смотреть в потолок. У меня люстра такая – солнечная. Кажется, вот зажмуришься – а она закружится, превратится в один светящийся шар. Ну ладно, не шар – шарик.
Я будто на качелях. Вперед-назад, вперед-назад, а на самом деле – на одном месте! Гляжу – он. Идет по другой стороне улицы. Я руками ко рту – ах – замечталась, не заметила, как упала. А потом еще и по голове теми же качелями получила – за неосмотрительность. Мол, в следующий раз умнее будешь. А я – руками-ногами машу – сопротивляюсь. Будто в воде барахтаюсь, а плавать не умею. А знаете что, Марина, я ведь плавать совсем не умею! Вот думаю, вдруг упаду в прорубь и начну тонуть – Марина – вы меня спасете?
А вчера, представьте, была в театре! Марина, вы были в театре? Ну что за глупости, конечно, были! А я вот впервые! Ну не то, что бы впервые, но в первый раз по-настоящему. Захожу – на меня свет – льется. Я от неожиданности – в слезы - боялась, что платье испорчено. Но не успела оглянуться – мне на встречу – сам Островский! Протягивает руку и спрашивает: «вы сегодня будете смотреть мой «Лес»? Признаюсь вам по секрету, Марина, я к Островскому чувств не питаю, но в ту минуту так оторопела, что влюбилась в него мгновенно. В него самого, в его руки и творчество. Он это, кажется, заметил, заулыбался. Но тут как из боковых дверей – Тургенев, Пушкин под руку с Лариной, какой-то современный автор, чья фамилия вам ничего не скажет, а потом еще Булгаков, Мольер приехал, но самое главное – Сам Лев Николаевич граф Толстой. Островский – забыт!
Знаете, Марина, я иногда становлюсь такой непонятливой! Не хочу понимать принципиально. Расспрашиваю по десять раз – чтобы толком объяснили – чтобы не думать понапрасну! Мой самый главный крест – мои мысли. Я думаю обо всем, будто хочу своей мыслью обхватить весь мир, заключить его в себе.
В руках карандаши – я все рисую-рисую. В каждом штрихе – тысячи поцелуев. Марина, вам не кажется, что жить стоит только ради поцелуев?
Даже моя кукла хочет целоваться! Она, хоть и маленькая, отвернулась от меня к громадной гипсовой голове, стоящей у меня на полке, и уткнулась лицом в губы! Голова встрепенулась и ответила взаимностью. А вот мою голову никто не целует – ни в губы, ни в ресницы. Какое невежество! А я ведь, знаете, какая чувствительная! Еще с детства при любом прикосновении вздрагиваю – покрываюсь дрожью. А если меня касаются руки! А если мужские руки!
А впрочем, я уже повторяюсь…
Вот вы говорили, что можно «краснеть густой волной, слегка соприкоснувшись рукавами», а я вам в ответ – не рукавами, Марина, коленями! И не коленями даже – грубой тканью брюк! Это, знаете, пожар! Сидишь – боишься шелохнуться – чтоб не спугнуть. Сидишь и говоришь-говоришь – невпопад. А в воздухе электричество. Каждый взгляд – заряд в тысячи вольт. Сердце остановится – не заметишь. Любовь – как случайная смерть.
Я хочу любить, Марина! Вас, случайных прохожих, красивого человека, живущего в доме напротив. И вот, когда ты влюбливаешься, вшептываешься в него, такого единственного – все теряет значение. Возраст – в ту сторону, в эту – не важно, цвет кожи, глаза его, только одно непоколебимо – взгляд! О, как же это много – один взгляд! А вдуматься – так ведь ничего и нет – самое абстрактное понятие.
И знаете, приду к нему с выпяченными перед грудью руками. «Руки даны мне, протягивать каждому обе» – помните, Марина? Протягиваю. Возьмете? Возьму. Возьму! И знаете, любовь земная – без напряжения, без искр – тьфу, пустое слово. Бессмыслица!
Если чувствуешь, и веришь, и говоришь те ми же словами, и ночами разговариваешь на важные лишь вам темы – все что угодно, но не любовь. Привязанность, восторженность… привычка! А если бежишь на каблуках по снегу, а потом сидишь рядом и понимаешь неловкость рук, и под любым предлогом – все ближе к нему, и легкая дрожь внизу живота, и шепчешь, чтобы не сорваться на крик – вот! Не возлюбленный – наивно, по-детски, а любовник – строго, сильно, смело! Правда ведь? Марина! Вы ведь сами говорили, что любовник – откровенно! Подписываюсь!
Марина, а вот, знаете, что еще ужасно? Ужасно то, что когда нет рядом близкого человека, то он и не подразумевается и не мерещится каждую секунду на горизонте. А когда есть хотя бы намек на него, везде, в каждом лице – он! И ждешь его появления, и его звонка, и его лица, мелькнувшего в сновидении. И хочется этого человека всего и больше и больше! Мгновенно просыпается жадность, и ты совершенно не хочешь делиться, а надо бы!
А еще никто не понимает то, что любовь она не спонтанна, а очень объективна и легко объяснима. Ведь поначалу же можешь контролировать и себя, и свои эмоции. И вот как себя настроишь – так и будет! Разве не так? Ведь если сразу скажешь себе – ой, да глупости все это, случиться – ну и слава Богу, а не случиться – то и черт с ним – то ведь не будешь думать, и мучаться, и переживать. А если, в той же самой ситуации, решишь для себя, что да, вот это оно, к этому я стремилась всю жизнь, то непременно начнешь перебирать в голове каждое слово, каждый взгляд, и страдать.
А если начинаешь страдать – то это все! Значит – заявляешь громогласно, что это серьезно, значит, сама себе затягиваешь петлю на шее! Мариночка, не страдайте! А лучше, нет – страдайте! Когда страдаешь, значит, чувствуешь, значит – живешь! Но этим лучше не злоупотреблять – пять капель в неделю – предостаточно.
Я их приняла вчера. Поэтому сегодня грустная. И не радую улыбкой прохожих и Вас.
А еще я недавно провозгласила среду своим днем! Издала указ – поставила подпись. Теперь все среды – безгранично – мои. Марина, а хотите, я подарю вам пятницу? Мне кажется, что вам присуща именно пятница. Ведьминский день. Вроде еще будний, но уже выходной. Пограничный. Ваш! Будем так жить с пятницы до среды, со среды до пятницы. Хотите? Одного дня в неделю, по-моему, маловато. Я, например, уже в понедельник заметно кисну, во вторник прихожу в себя – он звонит, а потом среда… Марина!
Марина, я так восхищаюсь вашим Сереженькой! Он же – герой! Несомненно! Принес себя вам в жертву. Вот, знаете, и мне такая жертва нужна. Чтобы любили, чтобы именно – муж! Чтобы навсегда. Наверно, есть на свете кто-то, кто стерпит меня. Я его даже, наверно, знаю…
Я хоть и совсем измены не приемлю, но в вашем случае – разве это измена? Нет! Просто подзарядка, горючее. Попытка превратить быт в бытие. Я вот тоже так бегать буду – не могу быть с одним человеком. Любить – пожалуйста, испытывать страсть – большой знак вопроса. И, представьте, есть такой человек, не от которого, а к которому бегу, которого видеть, чувствовать – не просто хочется, уже просто необходимость. И ревную его не сейчас, а как бы за прошлое. Мол, почему же ты меня тогда не дождался? Сейчас уже что? Если бы его жизнь – назад, а мою не трогать. И встретиться тогда, в тот момент. Понял бы он, что это я?
Так поглощена собой, что и дневник уже оставила. Каких-то четырнадцать неисписанных страниц так и остались на иждивении у вечности. Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь за ними… Марина, вот вы должны понять. Объясните, почему никто не живет в полную силу? Почему никто не срывает голос, когда говорит о важном?
Мы все умираем понемногу. Если любим и молчим, если знаем, чего хотим, но не делаем, если боимся, если подходим к телефону, когда говорить не о чем, и если не подходим, когда есть.
Мне вообще кажется, что смерть – это вообще что-то суетливое ненастоящее. И ее очень много. В каждом человеке до миллиона ее воплощений. И вот когда чего-то не делаю, когда не пишу ночами напролет из-за того, что рано вставать, когда не бегу к нему со всех ног из пресловутой женской гордости – одна из этих смертей используется. И когда используется слишком много – до последней – тогда все. Значит, человек исчерпал себя – он неинтересен – он сырой.
И вот я размышляла обо всем этом, Марина, и так решила: не буду умирать – никогда! Вот сейчас пойду и скажу. И пусть у него своя жизнь, пусть я в ней – внезапный незапланированный элемент, назначение которого пока неизвестно. Пусть! Марина, скажите мне всего одно слово. И я буду сильной – как вы. Вы ведь никогда меня не бросите, да?…
Ну все – ушла!…
…Марина, мы будем жить с ним вместе!!!…