Владлен ДОРОФЕЕВ
Посвящается памяти друзей,
историка и журналиста Георгия Петрова и
историка-архивиста Виктора Беликова
ТАЙНЫ И БЫЛИ ЛЕФОРТОВСКОГО ДВОРЦА НА ЯУЗЕ
Документально-историческое повествование
(печатается в сокращении)
Вросший в землю, с оскальпированной крышей и обвалившейся штукатуркой стен, черной тенью в ясный день нависает над Яузой некогда прекрасный дворец. Ровно триста лет исполнилось ему на рубеже тысячелетий. С его появлением Московский Кремль на век утратил свое значение официальной резиденции русских правителей.
По-разному назывался он: Дворец Петра на Яузе, Лефортовский дворец, Меншиковский дворец. И еще многие годы в нем вершилась история нашей державы. Дворец стал символом России, поднятой на дыбы…
Именно здесь, потешаясь над Стариной, царь Петр стриг боярские бороды. Тут его сподвижник и собутыльник Алексашка Меншиков прятал сундуки с наворованными сокровищами. В дворцовой спальне испустил дух малолетний император Петр Второй. И пока его тело остывало, в соседних покоях бранились вельможи из Тайного совета, выбирая на русский престол Анну Иоанновну. Дочь Петра, Елизавета, праздновала в его залах свою коронацию. А Екатерина Великая собственноручно готовила чертежи под его перестройку в императорскую резиденцию.
Порой годы дворец стоял в запустении после чумы и пожаров. Но всегда возрождался еще более величественным и прекрасным талантом гениальных Фонтана, Растрелли, Баженова, Казакова. Но лишь призрак малолетнего императора, бродящий сегодня по ночам в древних стенах дворца, помнит о его былом величии…
Глава 1.
“Возрастен, и красен, и крепок телом”. Царевич-сирота. Загадка привязанности юного Петра. Яузский край.
Жизнь Петра Первого, казалось бы хорошо изученная и известная, еще хранит немало загадок. Почему именно он бросил Россию в вихрь реформ и преобразований? Отчего, будучи еще молодым человеком, отошел от привычной жизненной колеи, от обычаев отцов и дедов? Случайно ли возникло то большое внимание, которое уделял Петр в начале своей государственной деятельности Немецкой слободе? Вряд ли только любовной страстью к Анне Монс можно объяснить его постоянное влечение в этот уголок Москвы. Предполагать подобное было бы наивно. Привязанность юного царя была давней и прочной.
Лично мне понятно, что ответы на все выше поставленные вопросы можно отыскать в детстве царя.
Будущий император родился 30 мая 1672 года. Его отец, царь Алексей Михайлович Романов, был так рад третьему сыну, что повелел будить кремлевских звонарей. Вскоре была разбужена и вся Москва. Почти месяц, до 29 июня, когда новорожденного крестили, длились праздники и торжества. Сразу стало ясно, что царь возлагает на сына особые надежды. Видимо, слабых здоровьем, да и духом, Федора и Ивана, отец не планировал отныне в наследники. Петр должен был стать продолжателем его дел. А дел “Тишайший” государь сотворил немало. Церковная реформа. Создание регулярных полков в русской армии. Привлечение иностранных специалистов. Постановка театральных спектаклей. Многое можно перечислять из реформаций царя Алексея Михайловича.
Петеньку особо обхаживали многочисленные мамки. Женщины назначались проверенные. Старшая мамка была боярыня Матрена Романовна Леонтьева. Верховной боярыней царица-мать назначила вдовую княгиню Голицыну. А боярыня Неонила Иерофеевна Львова кормила мальчика грудью аж до двух с половиной лет! Поэтому ребенок был “возрастен, и красен, и крепок телом”.
По распоряжению отца Петру построили отдельные хоромы. Окна в них были расписаны художником Иваном Салтыковым изнутри с секретом. Посреди окна орел, вокруг узор из трав. С улицы посмотришь – ничего не видно, что в доме делается. От сглаза берегли царевича!
Все у него было по-настоящему, по взрослому: костюмы царские, карета. Но особенно мальчик любил оружие. Прислуге приходилось скупать на московских рынках знамена, в больших количествах луки, пистоли, ружья, барабаны.
Отец поощрял сыновние забавы и повелел составить “Потешный Петров полк” из сверстников Нарышкиных, Матвеевых, Голицыных и их челяди. Им пошили зеленую форму по европейскому образцу. Для обучения построению и маршировке к полку прикрепили шотландца Менезиуса. Правда, тот вскоре занялся театральными постановками, для чего устроил при дворце “комедийную хоромину”.
Привлекал Алексей Михайлович царевича и к наукам. 1 декабря 1675 года его начали учить грамоте. Об этом сообщается в документах Тайного приказа. Получил бы Петр блестящее образование… не умри отец! И четырех лет не исполнилось ему, как стал он сиротой.
Новый царь Федор Алексеевич, старший брат и крестный Петра, 12 марта 1676 года определил ему наставника Никиту Моисеевича Зотова – подьячего из Приказа Большой казны, ведавшего сбором доходов и пошлин. Тогда же прислуге и шутам царевича положили денежный оклад, а заботу о его скромном гардеробе передали в полное распоряжение матери – царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. После этого события, несмотря на симпатии к брату, Федор Алексеевич фактически сложил с себя всякие заботы о Петре. С глаз долой – из сердца вон!
Отныне юный Петр станет редким гостем в Кремле, проживая в одиночестве в Преображенском дворце отца, забытый при Большом дворе, предоставленный своим мыслям и вопросам, на которые наставник чаще всего ответить будет не в состоянии.
Стандартный курс наук Петр при помощи Зотова постиг быстро. Выучил азбуку, читал быстро, а письмо не жаловал, оттого до конца жизни писал безграмотно. Наизусть выучил Евангелие и Апостол, часослов и псалтырь, усвоил отрывочные сведения о своих славных предках, начиная с Владимира Святого, Александра Невского и Дмитрия Донского. На этом уровень познаний наставника будет исчерпан.
Мировоззрение будущего российского императора формировалось в условиях Яузского края. В это время и обратил свое внимание будущий царь на соседнюю Немецкую слободу. Там жизнь текла совсем по-иному. Может, тогда родились впервые в сознании Петра мысли о заимствовании этой “кукольной жизни” иноземцев. С их чистенькими двориками, аккуратными домиками, опрятными полуголыми дамочками. Конечно, это только предположение, но его в свое время выдвинул русский историк Николай Астров. Другой исследователь, дьякон С. Озеров писал по этому поводу: “Яузский край ввиду того, что он находился вдали от Кремля и вдали от буйной слободы Стрелецкой, задумано было сделать тем главным пунктом, откуда должны были пойти и получить свое развитие реформы”. Выходит, именно тут Петр решил создать плацдарм для будущей политической борьбы, экономических преобразований, для подготовки кадров.
Что же представляла собой в те времена Яузская местность? В начале 17 столетия места эти были пустынны и относились к предместьям Москвы. Кое-где встречались небольшие деревушки, возникшие вокруг мельниц. К примеру, одну из деревень прозывали Хапиловка по имени мельника Хапило. А в окрестностях с давних времен стояли села Покровское, Троицкое, Семеновское, Измайлово, Преображенское. Такую картину рисует читателям С. Озеров в книге “Исторические сведения о Лефортове и описание Петропавловского храма”, давно уже ставшей библиографической редкостью.
Земли вдоль реки Яузы и ее притоков начали обживать лишь в середине 17 века. По настоянию московского духовенства, сюда в 1652 году свезли со всего города на жилье иноземцев. Вскоре их усилиями здесь возникла Немецкая слобода, или Кукуй-слобода, прозванная так по притоку Яузы – Кукую. “В Немецкой слободе жили люди европейских национальностей и исповеданий, - сообщает нам историк Н. Погодин, - голландцы, англичане, шотландцы, немцы, итальянцы, реформаторы, кальвинисты, католики”.
В пределах Яузы, Преображенского села, Сокольничева поля, Введенских гор и Немецкой слободы Петр и начал моделировать свои будущие реформы. Он формирует здесь “потешные” Преображенский и Семеновский полки – славный костяк русской армии. Здесь он совершает свои первые речные походы по Яузе на ботике – “дедушке русского флота”. Тут он создает Матросскую и Солдатские слободы и отдает приказ о строительстве полотняной фабрики. Кстати, все эти названия и поныне сохранились на карте Москвы.
Глава 2.
Царь-новатор или отступник. Кукуй-слобода. Друг Франц. Мурлыжный дом. Невиданная зала. Первый Московский полк. Лефортовская слобода.
С Немецкой слободой связано еще одно, на этот раз, символичное событие. Вступив на престол в 1689 году, уже через несколько месяцев – весной следующего года – Петр первым из русских царей официально посетил дом иностранца, отужинав здесь у генерала русской службы Патрика Гордона. А немного позже, 3 сентября, он станет гостем своего будущего друга, соратника и собутыльника Франца Лефорта. “Дом Лефорта, - вспоминает современник, - сделался одним из центров общественной жизни иноземного населения, где собиралась образованная часть общества: иноземные послы и министры-резиденты, купцы и воины…”
Случайно познакомившись с Лефортом на дипломатическом приеме, Петр проникся к нему уважением, которое быстро переросло в крепкую мужскую дружбу. Согласие идей и сходство склонностей навсегда связали этих людей. Петр нашел в Лефорте учителя и помощника, тот платил царю любовью и служебным усердием. Накануне больших общегосударственных преобразований юный государь особо нуждался в таких людях, как Франц Лефорт.
Вот портрет Лефорта, составленный одним из его биографов: “Он обладал обширным и очень образованным умом, проницательностью, присутствием духа, невероятной ловкостью в выборе лиц, ему нужных, и необыкновенным знанием могущества и слабости главнейших частей российского государства; это знание было ему необходимо при обтесывании этого громадного камня. В основе его характера лежали твердость, непоколебимое мужество и честность. По своему же образу жизни он был человеком распутным и тем, вероятно, ускорил свою смерть”. Согласитесь, парадоксальная характеристика.
Но лучше всех о Лефорте может сказать сам Лефорт. Покидая родную Швейцарию, он писал по дороге в Россию: “Одним словом, матушка, могу уверить вас, что Вы услышите о моей смерти или моем повышении”. Куда уж лаконичнее!? В этом была его программа. Возможность сделать карьеру хотя бы с опасностью для жизни привели молодого Лефорта в Россию. Однако вскоре эта страна стала для него второй родиной.
В “Записках” его старшего брата Ами Лефорта, в связи с приездом Франца в отпуск из Киева в Женеву, говорится: “В беседах своих он представлял картину России вовсе не согласную с описанием путешественников. Он старался распространить выгодное понятие об этой стране, утверждая, что там можно составить себе очень хорошую карьеру и возвыситься военною службою. По этой причине он пытался уговорить своих родственников и друзей отправиться с ним в Россию”. Надо отметить, что многие умные люди последовали совету Лефорта и не прогадали.
Еще до приезда в Россию Франц многое успел повидать и натворить. Родился он в женевской состоятельной купеческой семье в 1656 году. Отец страстно хотел из сына сделать коммерсанта, и в 1674 году отправил его в Марсель для обучения в торговой школе. Но Лефорт учился не долго. Вскоре он бежал из школы и поступил юнкером в Марсельский гарнизон. Решение это принял, боясь быть исключенным из благородного сословия. Во времена Людовика XIV во Франции заниматься коммерцией могли только простые люди – “ротюрье”.
Вернувшись на родину, Лефорт сошелся со своими сверстниками, состоявшими в оппозиции против церковного абсолютизма, господствовавшего тогда в Женевской республике.
В 1675 году в девятнадцатилетнем возрасте он неожиданно отправляется в Россию с полковником Фростеном, который вербовал за границей людей на службу русскому царю. Видимо, Франц попросту бежал из Швейцарии. Лефорт поступает в армию в чине капитана под начальство генерала Патрика Гордона. Через два года Франц женится на двоюродной сестре первой жены генерала Елизавете Сухэ, чем очень помогает своей дальнейшей карьере. Он участвует в борьбе с турками и крымскими татарами в 1676 году, и особенно отличается в Чигиринских походах 1687-89 годов. В правление царевны Софьи Лефорт пользуется расположением влиятельного фаворита Василия Голицына.
За счет общительного характера Франц Лефорт приобрел себе некоторую популярность еще до знакомства с Петром. Помимо русского, он владел итальянским, французским, голландским и английскими языками, поэтому всегда был полезен при дворе.
Особенно отразилось на его карьере решение, принятое им в дни заговора 1689 года, когда будущему императору пришлось бежать от стрельцов, руководимых царственной сестрой Софьей, в Троице-Сергиеву Лавру. Лефорт явился туда с выражением своих верноподданических чувств Петру в тот момент, когда исход борьбы двух сторон был еще не ясен. Этим он заслужил особое расположение к себе молодого царя. С тех пор они стали неразлучными друзьями, и Петр сделал Лефорта советчиком в делах Европы, торговли, войны и флота.
Отныне царь стал частым гостем Немецкой слободы. Сюда он наезжал со своими приближенными целыми “поездами”. Бесконечные балы, попойки по нескольку суток, доступные фроляйн. Умел Лефорт угодить царю. “Именно здесь, в доме Лефорта, - писал князь Куракин, - Петр научился с дамами иноземными обходиться, и амур первый начал быть”.
Места для разгула стало не хватать. И зимой 1692 года к дому Лефорта решили пристроить большое помещение. В мае следующего года Лефорт писал на родину о том, что эта “зала будет без сомнения диковинною в русской земле”.
Необходимость строительства объясняет историк Поссельт, имевший на руках подлинные документы архива Лефорта: “Царь встречал немалые затруднения в устройствие своих веселых собраний: он не мог делать этого ни в Кремле, где появлялся только в торжественных случаях, ни в Преображенском, где жил со своим семейством… Выбор царя, конечно, пал на дом Лефорта. С этой целью даны были хозяину богатые денежные средства расширить дом, убрать его, приспособить во всех отношениях для удобства и приятного пребывания государя… Между тем необходимость иметь поскорее обширное помещение для гостей и для праздников заставила отказаться от первоначального плана (строительство отдельного дворца – прим. автора) и ограничиться пристройкой к данному дому большой залы”.
Здесь, а не в Кремле, начали принимать иноземных послов.
9 сентября 1695 года австралийский посол Гвариент послал на имя цесаря депешу: “На следующий день (после аудиенции у Петра – прим. автора) я по приглашению его царского величества был приглашен на большой пир, данный генералом Лефортом от имени царя и на царские издержки… На нем должны были присутствовать многочисленные бояре, князья, знатнейшие военные чины и почти все находившиеся в Москве немецкие дамы”.
Историк Макаров в “Заметках о казенных московских зданиях, существовавших в конце прошлого осьмнадцатого столетия и о некоторых еще и ныне существующих” писал: «Простолюдины звали этот дом мурлыжным, что на ладу (понимая, что тут мурлыкали, пели и ладили). Государь император Петр Великий, знаток и любитель пения, когда случалось ему бывать в Москве, посещал этот дом не редко и сам ладил партезное пение.
Спавшие с голоса певчие, как бы в честь себе, добавляли к своим фамилиям прозвание “Марлинских…"» Отсюда и пошло название дома на Лефортовской площади, который и поныне именуется “Марлинским”.
Время шло, авторитет Лефорта стремительно вырастал. Говорили, что в озлоблении на сестру Софью буйный царь хотел казнить ее, но только вмешательство друга Франца спасло жизнь царевны.
Петр поручил Лефорту формировать новый полк, составляя его из отборных людей. Так вскоре возник Первый Московский полк. Его командиром и шефом был назначен Лефорт. Привлекавшиеся к службе в этом полку люди расквартировывались вблизи лефортовского дома, строясь по пустырям и образовывая военную слободу, названную Лефортово.
Создание новой армии вскоре обеспечило успех под Азовом. Лефорт в триумфальном шествии победителей въезжал в Москву в запряженном шестериком царском экипаже, а сам царь Петр скромно шел сзади адмиральской колесницы, одетый в форму флотского капитана.
Эта “виктория” подняла авторитет России, заставила Европу внимательнее приглядеться к русским делам. В Московию хлынула волна европейских дипломатов. Стали возникать торговые миссии. Петру понадобилась новая резиденция, в духе времени. Учитывая силу традиции и не желая умалять роли исторических центров, молодой царь не мог вести новое большое дворцовое строительство в Москве, не противопоставив его Кремлю. Тогда он решил сделать это от имени Лефорта, издав 9 января указ: “Лета 1697… государь и великий князь Петр Алексеевич… указал из приказа каменных дел в Ново-немецкой слободе на дворе адмирала Франца Яковлевича Лефорта построить каменные палаты мерою и образцом против чертежу. А к тому палатному строению за всякие припасы и задатки взять ныне в приказ каменных дел из разряду денег тысячу рублей”. Следом последовали новые и новые указы. От 13, 21, 25 января. Петру не терпелось, он торопился.
Так началось грандиозное по тем временам строительство на берегу Яузы.
Глава 3.
Новоселье. Чудо-дворец. Дмитрий Аксамитов. Подарок Лефорту за 80 000 талеров. Смерть Лефорта. Резиденция Петра. Ассамблеи.
Февральским вечером 1699 года яркие огни праздничного фейерверка пестрым калейдоскопом красок расцветили заснеженную Яузу. Вся Немецкая слобода, да что Кукуй, вся Первопрестольная высыпала из домов на мороз. Иногда потоки празднично разодетых зевак разгонял скрипящий рессорами возок важного боярина, заставляя пешеходов жаться вдоль заборов. Все спешили на высокий берег реки, кто поглазеть на новое московское чудо – “большие каменные палаты”, а кто - по приглашению царя - на новоселье.
На расчищенной до кирпичной мостовой площадке толпились придворные. Мощная фигура царя Петра появлялась то в одной стороне, то в другой. Вельможи семенили, толкаясь следом, едва поспевая за аршинными царскими шагами.
Петр, как всегда, суетлив – все хочет осмотреть быстро, везде самому попробовать на ощупь. Он доволен работой своего зодчего Дмитрия Аксамитова, отныне носящего звание “Каменных дел мастер, каменных зданий художник”. Порывисто целует его в губы, благодарит за скоро сделанную добротную работу.
Благодушие царя не случайно. Недавно вернувшись из-за границы и в России поведав уже немало, Петр нигде еще не видел подобного дворца. Впрочем, так и должно было случиться, ведь здание вобрало в себя все лучшее по тем временам от зарубежной архитектуры и русского зодчества.
Расположенный на возвышенности дворец великолепно просматривался со всех сторон, словно висел в воздухе. Талантливый замысел, прекрасно воплощенный в камне, создавал иллюзию трех сказочных теремов, слитых в единое здание. Центральная трехъярусная часть, наделенная основным ризалитом, возвышалась над двухэтажными сенями и палатами. Три проездные арки заменяли первый этаж центра здания. По сторонам от них, в тени колоннады, тонули два парадных подъезда. По уровню второго этажа дворца проходила галерея, откуда летом должен был открываться чудесный вид на мощенное кирпичом “гульбище”, обширный парк с прямыми галереями стриженных кустов и деревьев, спускавшихся к реке, прудам и каналам. Высокие крутые черепичные крыши венчали симметричную постройку, забавляя взгляд затейливыми узорами железных гребешков.
На ставшем уже традиционном красном кирпичном фоне фасада празднично белели резные белокаменные пилястры и карнизы. Такие же резные наличники украшали большие окна цветного стекла. Здание обильно покрывал белокаменный растительный декор, зрительно облегчавший и пластически обогащавший монументальное сооружение, придававший ему приветливость и нарядность.
Зимой во дворце было тепло, летом – должна была царить приятная прохлада. В этом важную роль играла сложная дренажная система, обнаруженная при археологических раскопках. Архитектор Дмитрий Аксамитов использовал для этого оригинальный прием: цоколь и фундамент здания были обложены войлоком и обмазаны известью.
Внутренняя планировка определялась центрально расположенными вестибюлями, лестницы из которых вели в главный парадный прямоугольный зал – “большую столовую палату”. Она имела десятиметровую высоту и занимала площадь около трехсот квадратных метров. Стены зала, обитые красным сукном, были украшены картинами – “парсунами” и зеркалами в резных янтарных рамах. Особый уют создавала большая изразцовая печь. Золоченая резьба, лепнина, романтические блики многочисленных свечей в зеркалах и посуде придавали апартаментам парадность и блеск. А подвешенный к потолку золотой двуглавый орел, напоминал, что зал предназначен для обсуждения здесь важных государственных дел.
В плане здание имело форму прямоугольника с внутренним двором. Дворец стоял в парке.
“Этот большой каменный дом, - писал современник, барон Гюйсен, - был выстроен за счет царя из собственных его сумм”. По его свидетельству, дворец обошелся Петру в 80.000 талеров.
Дворец стал удачным образцом переходного периода от архитектуры древнемосковской к архитектуре петербургской. Строгая симметрия, появление больших парадных помещений на главной оси здания, пышно украшенный фасад – все предвещало вхождение в права нового стиля построек восемнадцатого столетия.
В жизни основательно утверждался “нарышкинский стиль” – “московское барокко”. В Москве один за другим возводились храм Покрова в Филях, церковь Спаса в селе Уборы, палаты В.В. Голицына в Охотном ряду и дом Троекурова, а в будущем отчетливо вырисовывались силуэты Меншиковой башни, дома Апраксиных, особняков и дворцов Немецкой слободы.
Слева от дворца находился бывший дом “с залой” Лефорта. Справа появится усадьба и дом графа Федора Алексеевича Головина. За рекой, на расстоянии от полутора до трех верст, располагались его полки: Преображенский и Семеновский, Офицерский и Солдатский Лефортовские полки. Восточный фасад дворца выходил на Немецкую слободу.
Официально дворец был подарен царем Францу Лефорту, тогда уже ставшему особо доверенным статс-министром, первым генералом и адмиралом российским, кавалером ордена святого Андрея Первозванного. Вот это карьера!
“Как смотрел сам Петр на великолепный подарок (дворец – прим. автора), сделанный им своему любимцу (может в прямом, а может и в переносном смысле), видно всего яснее из того, что совершенно официальное дипломатическое лицо, Бранденбургский посланник, был принят царем в большом зале дворца Лефорта” - отмечает Поссельт. Фаворит то и дело задавал роскошные обеды, балы. Пиршества продолжались иногда по три – четыре дня. Знаменитый виноторговец Монс поставлял для них тысячи бутылок. Часто ночами приезжал и Петр со свитой. Рассказывали, что царь на одном таком пиру собственноручно избил своего шурина Лопухина за словесную обиду Францу.
После новоселья по Москве еще долго судачили о том, как “князь-папа всешутейшего и всепьянейшего собора” освятил дворец в честь языческого бога Вакха, прыгая с кадилом, распространявшим табачный дым. А крестом, которым он раздавал окружающим “благословение”, служили перекрещенные табачные трубки. А всю Москву, если вспомнить, в те дни “украшали” более тысячи виселиц с трупами казненных стрельцов.
Подарок любимцу оказался запоздалым. А может месть стрельцов злым роком догнала фаворита, только 12 марта 1699 года Лефорт неожиданно умирает в возрасте сорока шести лет. Похоронили его на Введенском кладбище.
Здание становится резиденцией Петра Первого и почти на столетие – одним из политических центров России.
Петр не случайно выбрал этот дворец под резиденцию. Его смелое архитектурное новаторство должно было подчеркнуть начало новой эпохи. Рассказывали, что уже на следующий день после торжественного освящения здания сюда по приглашению царя съехались многочисленные гости. Петр обратил внимание, что некоторые явились в одеждах старого покроя. В гневе он начал обрезать у бояр слишком длинные и широкие рукава кафтанов. При этом он якобы заметил: “Это помеха, везде надо ждать какого-нибудь приключения: то разобьешь стекло, то по небрежности попадешь в похлебку; а из этого можешь сшить себе сапоги”. Тут же посыпались и боярские бороды.
Еще 19 февраля 1699 года в Лефортовском дворце прошла прощальная аудиенция бранденбургского посла с пиром, на котором присутствовали женщины. До этого дня на официальных мероприятиях на Руси подобного не дозволялось!
В “большой столовой палате” Петр стал принимать заморских послов. Одного из первых - Бранденбургского посланника. Здесь царь проводил военные советы, провозглашал реформаторские указы. В этих стенах впервые загремела музыка пышных балов – ассамблей с яркими фейерверками и пушечной стрельбой. Кстати сказать, мы привыкли с большой иронией относиться к тем “Праздникам Бахуса”, а вот что писал о них в своем дневнике современник Берхгольц: “Скажу здесь вкратце, что такое эти ассамблеи и какие при них соблюдаются правила… Всякий имеет свободу делать что хочет, то есть может или танцевать, или курить табак, или играть, или разговаривать, или смотреть на других; равным образом всякий может спросить себе, по желанию, вина, пива, водки, чаю, кофе и сейчас получает требуемое. Что мне не нравится в этих ассамблеях так это… то, что дамы всегда сидят отдельно от мужчин, так что с ними не только нельзя разговаривать, но не удается сказать почти и слова: когда не танцуют - все сидят, как немые и только смотрят друг на друга”. Вот вам и “разврат”, что царил на петровских ассамблеях!
Глава 4.
Неизвестный спектакль. Иван Сплавский. “Комедийный театрум” в Лефортовском дворце. Труппа Ягана Куншта. Первые русские актеры. Премьера русского спектакля. Первые пьесы на русском языке.
В дни новоселья во дворце на Яузе гостям была представлена для многих удивительная новинка – “комедийный театрум”.
Считалось, что со смертью царя Алексея Михайловича, который ввел на Руси эту “потешную затею”, театральное дело в Москве заглохло. Более чем через четверть века мало осталось в живых свидетелей первого театрального представления 17 октября 1672 – драмы “Артаксерксово действо”, что состоялось в “комедийной хоромине” на берегу Яузы в селе Преображенском. Тогда спектакль шел на немецком языке и продолжался в течение десяти часов! Труппу, состоявшую из 64 иноземцев, в течение месяца готовил пастор лютеранской кирхи из Немецкой слободы Иоганн Готфрид Грегори. Этот первый профессиональный коллектив просуществовал в Москве четыре года, и за это время показал всего лишь девять придворных спектаклей.
Петр решил возродить угасшую театральную традицию, но пошел дальше отца – создал первый публичный театр, вышедший за рамки царской забавы. Правда, и здесь, как мне удалось выяснить, не обошлось без любимца Франца.
Театральные справочники называют официальную дату восстановления театрального дела – 1702 год. Однако, я нашел любопытное донесение иезуита Франциска Эмилиана из Москвы, датируемое 1699 годом, в котором сообщается: “Господин генерал Лефорт, после того, как представил русским вельможам смешную комедию и насмешку над римским духовенством, вскоре слег, заболел сильной горячкой и на осьмой день представления этой комедии… умер”.
Вот так дела! Из послания следует, что спектакль был представлен вскоре после новоселья в Лефортовском дворце! 5 марта 1699 года! Впрочем, впереди еще много открытий.
В 1698 году в Россию выехал “к царю на службу” комедиант Иван Сплавский. Имел ли он какое-нибудь отношение к упомянутому представлению, сегодня судить трудно. Однако и в 1701 году он оставался единственным, как говорится, “театральным специалистом”. Именно ему тогда поручили отправиться за границу для вербовки в Москву театральной труппы. Посольский приказ выдал Сплавскому двести рублей. И он уже в чине капитана отправился в Европу. В Данцинге (Гданьске) заключил контракт с неким Яганом Кунштом. Как сообщает историк театра П. Пекарский, Куншт обязывался по прибытии в Россию с труппой “царскому величеству всемы вымыслами, потехами угодить, и к тому всегда доброму, готовому и должному быти”, а за все это иметь ежегодно 5000 ефимков. Вознаграждение достойно уровню нынешних голливудских звезд! Так же казна должна была оказывать ему материальную помощь для строительства театра, пошива костюмов и изготовления декораций.
В это время “в Немецкой слободе в дому генерала Франца Яковлевича Лефорта в большой палате, для потешения, покаместь та храмина (на Красной площади возводили “Комедийную деревянную храмину” – прим. автора) построится, сделаны комедийный театрум и хоры”.
Труппа Куншта прибыла в Москву в середине 1702 года. И тут же начались представления во дворце на Яузе. В документах упоминаются фамилии двух актеров: “Антон Ротакс был парикмахером и приготовлял для труппы парики и накладки, другой Яган Эрдман облечен был в должность портного для шитья костюмов"” - все это они выполняли помимо “комедийного действия”.
Однако Куншт оказался человеком неуживчивым. Вскоре он поругался с труппой, да так, что взаимные недовольства пришлось разбирать в Посольском приказе. Неизвестно, оставил ли Куншт труппу или нет, только в октябре 1702 года ему было поручено отобрать и обучить актеров из числа русских. Для этих целей из некоторых приказов были отданы несколько подъячих, которых он должен был “всяким комедиям учить с добрым радением и со всяким откровением”. Вот имена первых русских актеров: Федор Буслаев, Семен Смирнов, Никита Кондратов, Иев Невежин, Петр Гневышев, Иван Потапов, Петр Боков, Петр Долгов, Иван Васильевич Маньшой, Яков Комарский, Михайла Егоров, Гаврила Евгеев, Василий Кошелев, Василий Теленков. Последний был из посадских истопников и прославился больше своим буйством во время гулянок с еще одним актером – Романом Аммосовым, за что носил прозвище “Шмага пьяный” и в семьсот пятом году был бит батогами по указу боярина Головина. Других же актеров строго предупредили.
В декабре 1702 года в “большой столовой палате” Лефортовского дворца впервые состоялось выступление русских артистов. Удивленные зрители услышали со сцены не иностранную, а русскую речь. Премьера российского спектакля имела большой успех.
Русским актерам, искусство которых царь высоко ценил, из-за того, что “…ходя в Немецкую слободу и по вся дни, с платьем и обувью обносились и испроелись”. Петр приказал выдать с октября 1702 по январь 1703 года немалые деньги – сто рублей.
Куншт и Фюрст (труппа которого была известна в 1704 году тем, что в ней играли две актрисы – прим. автора) перевели на русский язык тринадцать пьес. Их с успехом играли наши актеры в первом десятилетии восемнадцатого века. Сохранилось “Описание комедиям, что какие есть в государственном посольском Приказе, мая по 30 число 1709 года”:
1. О Фракталпее Ипирском и о Мирандоне сыне его.
2. О честном изменнике, в ней первая персона Арцух Фридрих фон Поплей.
3. Дон Педро, почитаемый шляхтич, и Аммарилис, дочь его.
4. Прельщенной любящий.
5. Тюремный заключенник или принц Пикель Гяринг.
6. О крепости Грубстона, в ней же первая персона Александр Македонский.
7. Сципий африканский, погубление королевы Софонизбы.
8. О графине Триерской Геновеве.
9. Два завоеванные города, в ней же первая персона Юлий Кесарь.
10. Постоянный Папиньянус.
11. Порода Геркулесова, в ней первая персона Юпитер.
12. О Боязете и Тамерлане.
13. Доктор принужденный.
Российская сценическая судьба этих пьес началась на подмостках дворца на Яузе.
Глава 5.
Подарок Меншикову, чтоб не расстраивался. Перестройка дворца архитектором Джованни Фонтана. Первый дворцовый ансамбль в стиле раннего классицизма. Приемы и пиры. Смерть Петра.
В январе 1707 года новым хозяином дворца на Яузе стал ученик и последователь Франца Лефорта – Александр Данилович Меншиков. И это, пожалуй, закономерно. Ведь именно Лефорт заметил и приблизил к царю этого, по выражению А.С. Пушкина, “счастья баловня безродного”. Еще один пример фантастической карьеры царского фаворита – “из грязи - в князи” в прямом смысле этого выражения.
Родился Меншиков в 1672 году в бедной семье московского обывателя, и с тринадцати лет зарабатывал себе на жизнь торговлей с лотка. “Нечаянно увидел молодого пирожника Лефорт…. – пишет меншиковский биограф Н.О. Проценко, - …он взял его к себе в комнатные мальчики. Здесь увидел его Петр Великий. Проникнув в ничтожном мальчике ум и дарование, он взял его к себе в денщики. Меншикову было тогда 14 лет”.
Другой историк Манухин добавляет: “Имея острую память и понятие, он исполнением всех возложенных на него дел, повиновением, хранением вверенных ему тайн и терпением при гневе государя, приобрел к себе доверенность; а распознав нрав монарха, умел войти в отличную его милость”.
Детство Меншикова, как и первые годы служения Петру, известны мало и имеющиеся сведения по ним противоречивы. Однако тот факт, что Алексашке поначалу понадобилось двенадцать лет, чтобы дослужиться до сержанта и лишь в тысячу семисотом году получить чин поручика Преображенского полка, красноречиво говорит о нелегких временах при молодом царе. И лишь со смертью Лефорта он смог стать ближайшим соратником Петра Первого.
28 декабря 1706 года Петр встретился с Меншиковым в Жолкве. Александр Данилович был очень расстроен сообщением об измене польского короля Августа, заключившего мир со шведским Карлом, а скорее всего еще больше от известия о его сгоревшем доме в Семеновской слободе, со всеми внутренними украшениями и драгоценностями в кладовых, стоивших больших денег. Тогда-то Петр и решил, наверное, утешить своего любимца, и подарил ему Лефортовский дворец.
“С торжественными обрядами на эпикурейском пиршестве, Вакх освятил дом, который царь подарил недавно своему фавориту “Алексашке” – записал в своем дневнике современник Корб.
Итак, Александр Данилович перебирается на жилье в знакомую с детства, Немецкую слободу, правда, уже Светлейшим князем. Он сообщает об этом управляющему Посольским приказом Петру Шафирову в письме от 7 января 1707 года из Жолквы и просит передать “Лефортов дом со всеми внутренними принадлежностями и украшениями” управляющему его делами в Москве. Сам же, Светлейший в это время чаще находится в Петербурге, где как генерал-губернатор всех взятых у шведов земель, надзирает над строительством новозаложенного града.
Есипов в “Жизнеописании князя А. Меншикова” рассказывает: “Петр I подарил ему Лефортов дом в Москве и 2000 руб. на постройки”. И новый владелец не медлит со строительством. Для этого Александр Данилович приглашает архитектора Джованни Мариа Фонтана. Тот приехал в Россию в 1703 году из итальянской Швейцарии, вместе с Доменико Трезини, и к этому времени стал любимчиком у князя. Возможно, привлекая итальянца к перестройке дворца на Яузе, Меншиков хотел таким образом обратить на него внимание царя.
Мы знаем, чем обольстил Фонтана своего покровителя. Он вместе с гравером Генрихом де Виттом сделал большую гравюру Немецкой слободы того времени. Я разыскал ее в фондах музея истории и реконструкции Москвы.
Фонтана строго требовал точного соблюдения пропорций ордеров архитектуры, что и отразилось в переделке фасада Лефортовского дворца. Он становится более строгим и лаконичным, я бы сказал, классическим, и оттого менее интересным. Со стен убирается белокаменный пояс резного растительного орнамента, более просто в отделке решаются наличники окон. Стены штукатурят и покрывают охрой. Убранство интерьера здания остается прежним.
В этом же стиле и по его проекту в течении 1707-08 годов к дворцу пристраивают трехэтажные корпуса с открытой аркадой, образующие собой обширный замкнутый двор прямоугольного очертания, как бы воспроизводя традиционную форму гостиного двора. Парадным въездом во двор становится массивная арка с фронтоном.
Специалисты отмечают этот парадный дворцовый въезд, как первый в русской практике пример, когда ворота перекрывали фронтоном, делая их архитектурной доминантой дворцового ансамбля. Это открывало новый путь развития русского зодчества в сторону классики.
Таким образом, на берегу Яузы появился первый в России дворцовый ансамбль в стиле раннего классицизма.
На следующий год Петр Первый поручил Фонтана перевести книгу Джакомо Бароцци да Виньола об архитектуре.
В 1710 году Фонтана приступит к строительству дворца Александра Даниловича Меншикова в Санкт-Петербурге. Но вскоре оказалось, что он недостаточно знает инженерную часть, и его отстранили от строительства.
При жизни Александра Даниловича, в 1728 году, в дворцовом парке над Яузой будут построены изящные беседки и галереи. На укрепление прудов дерном и строительство через них и через каналы мостов “выделяется 1 тысяча рублей”. Пруды так и будут потом десятилетиями зваться “Меншиковскими”.
В том же году артель под руководством некого мастера Петра, как сказано в документе, строит мост через реку Яузу у Лефортовского парка (ныне не сохранился – прим. автора) в Головинский парк (ныне парк МВО – прим. автора). На что из дворцовой канцелярии комиссару Васильчикову выделено 987 рублей 70 копеек.
О периоде, когда дворец принадлежал князю Меншикову, существуют отрывочные данные. В это время дворцовые палаты обычно применялись для дипломатических приемов. Иногда во дворце жили иностранные посланцы. Голштинский камер-юнкер Берхгольц сообщает, что в 1721 году “на другой день праздника Рождества Христова, кн. Меншиков в своем большом доме, находящемся в Немецкой слободе, великолепно угощал его высочество (герцога Голштинского – прим. автора) со свитою и иностранных министров”.
Здесь с большой пышностью праздновали заключение Ништатского мира. Николай Хоненко, бывший тогда в Москве с гетманом Иваном Скоропадским, приезжавшим поздравить царя Петра с заключением договора, записывает в своем журнале 20 января 1722 года: “Потом, надвечери, поехали обое паинство, також панове писарь и бунчуковый войсковой енеральвий, до палат светлейшего князя, зовемого Лафертовского (Лефортовского), на Немецкой слободе будучого, для отдания в резеденции его светлости визиты”.
Другая журнальная запись от 29 января сообщает: “Светлейший князь, его милость, господин Александр Данилович Меншиков, енерал-фельдмаршал, прислал надвечери ясновельможному на квартиру судно, называемое бот, деланое для езды в машкарадах, якие готованы были завременно для потехи на тиждень масленичный”.
30 января: “Рано судно, вчера присланное от светлейшего князя, спослал ясновельможный до двора его светлости на Немецкую слободу Лафертовского; потом и сам его вельможность туда ж отъехал, где его императорское величество и государыня императрица, також и все господа сенаторы, министры и прочие господа съехались...” Но это только внешняя сторона событий. В пылу шумных пиров и пышных балов петровские дипломаты заключали выгодные для России межгосударственные соглашения, а русские купцы с пользой устраивали свои дела.
Петр Первый гостил у Меншикова в Лефортовском дворце во всякий свой приезд в Москву. Очень уж полюбил царь эти места, к которым был привязан до самой смерти. В последние годы жизни он мечтал путешествовать между двумя столицами по воде. Такой путь удалось уже проложить от Балтики до Дмитрова, а хотелось до Яузы, к самому дворцу. Не теряя надежды на это, выздоровевший в очередной раз после недуга Петр как-то сказал, одобряя результаты лечения своего лекаря и мечтая о будущем: “труды моего Миниха сделали меня здоровым. Я надеюсь ехать вместе с ним водою из Петербурга в Москву и выйти на берег в Головинском саду”, что напротив Лефортовского дворца. Эти слова высечены на сером граните под куполом беседки-ротонды, украшающей и поныне Головинский парк (ныне парк МВО).
Глава 6.
Светлейший в зените власти. Падение Меншикова. Его сокровища во Дворце на Яузе не найдены и до сих пор.
После смерти императора и друга, Александр Данилович приобрел огромную власть. Фактически он правил государством от имени Екатерины Первой.
Теперь он Светлейший князь Римской и Российской империи, герцог Ижорский и Козельский, наследный господин Ораниенбурга и Ямбурга, генералиссимус всех российских сухопутных войск, от флота Адмирал, действительный тайный советник, член Верховного тайного совета, Российского государства Правитель, Генерал-губернатор Санкт-Петербурга, Полковник Преображенского полка, полковник трех других полков и так далее и так далее. Выше только Господь и государыня-матушка! Ну, так с ней всегда можно договориться.
И даже после смерти Екатерины не теряет своего могущества всесильный Александр Данилович. Под его давлением принято решение, что до совершеннолетия Петра Второго, которому всего 11 лет, государством должен управлять Верховный тайный совет вместе с цесаревнами. А значит, у власти в России по-прежнему остается хозяин Дворца на Яузе!
Звезда Меншикова в зените. Он богат и могущественен. Даже будущая императрица, а пока цесаревна Анна Иоановна, униженно обращается к нему в письмах: “Вашей светлости многие милости ко всем людям показаны и как прежде, так и ныне чрез вашу светлость получили многие милости; так же и государыня моя матушка, и все мы много от вашей светлости одержаны. И с покорностью прошу вашу светлость… милости и протекции”.
Но годы, годы! Возраст и болезни постоянно напоминают о себе князю. Нет-нет да приходится ему выпускать из своих рук бразды правления, терять влияние на юного императора. И результат не замедлил сказаться. У Петра Второго развивается холодность к Александру Даниловичу, между ними все чаще возникают ссоры. Им стало тесно, и вот фраза обронена: “Я покажу, кто император: я или Меншиков!”
Вскоре вышедший указ уже не стал громом среди ясного неба: “…никаких указов или писем, о каких бы делах оные ни были, которые от князя Меншикова… не слушать и по оным не исполнять под опасением нашего гнева… Петр II”. Меншиков лишается всех чинов, орденов и ссылается в свое дальнее имение Ораниенбург.
С этими переломными временами в судьбе опального Меншикова связана загадочная история, которая тогда приключилась в Лефортовском дворце.
А дело было так. 8 июня 1733 года в дом каптенариуса Калины Выборова пришла женщина, вдова одного каменщика, Арина Елизарова. Она рассказала, что раньше проживала во дворце бывшего князя Александра Даниловича и “бутто видела по ссылке его в Ранибург (Ораниенбург – прим. автора), дому ево ж Меншикова дворецкай Никита Михайлов сын Фурсов в Лефортовском доме в казенной палате выкопав яму и закопал два сундука. Один с деньгами, а другой с посудою”.
Таинственный факт привлек внимание должностного лица Калины Выборова и тот подает доношение в дворцовую канцелярию. К чести императрицы Анны Иоанновны, она уже 10 июня издает указ о немедленном сыске сундуков.
11 июня по присланному указу капитан-порутчику лейб-гвардии Преображенского полка Гурьеву “…велено ему ехать в вышеописанной Лафертовский дом” с порутчиком лейб-гвардии Измайловского полка Рахмановым и солдатами для сыску”.
14 июня Гурьев уже рапортует: “…что по силе означенного указу и по показаниям объявленной бабы в том Лафертовском доме осматривали и в котором месте она показала раскопав яму искали и по исканию тех сундуков не нашли”. Арина Елизарова “под смертною казнию показала что другова места где оные положены кроме вышеписанного она не знает”.
Было отдано распоряжение о розыске людей, бывших с Фурсовым в заговоре, но на этом тонкое дело заканчивается. Для меня, поставившего свою подпись первым среди исследователей этого дела в Центральном государственном архиве древних актов, и до сих пор осталось загадкой – кто и когда выкопал сокровища Меншикова? И выкопал ли вообще?!
Глава 7.
Новый хозяин – Петр Второй. Болезнь императора. Заговор Долгоруких. Кончина юного Петра. Избрание на престол Анны Иоанновны. Конституция Тайного совета.
Итак, Меншиков в ссылке. Кто же стал новым владельцем дворца на Яузе? Петр Второй! Становится символом – кто в Лефортовском дворце – тот и правит в России!
“В начале января 1728 года двор выехал из Петербурга в Москву; но на дороге император заболел”, - сообщает в своей “Истории России с древнейших времен” С.М. Соловьев.
4 февраля двор и Верховный тайный совет, после торжественного въезда, разместились в стенах все того же дворца на Яузе. В его истории наступила самая драматическая пора страстей, придворных интриг, смертей и волнений.
Здесь начали проходить заседания Верховного тайного совета, решавшего судьбы России. На них рассматривались вопросы войны и мира, финансов и налогов. Не забывали и об ужесточении надзора над опальным Меншиковым.
В фаворе были другие князья – родовитые Долгорукие и Голицыны. Они сосредоточили в своих руках всю гражданскую и военную власть. Император лишь болел и охотился. “Все в России в страшном расстройстве, царь не занимается делами и не думает заниматься”, - доносили иностранные посланники своим дворам.
Так пролетало время. Князья Долгорукие правили от имени Верховного тайного совета и спешили закрепить свое положение, выдав замуж за императора княжну Долгорукую. Петр проводил дни в своих юношеских забавах, редко показывался на заседаниях Совета. Наконец, его обручили и готовили свадьбу. Как вдруг… “6 января (1730 – прим. автора) водоосвящение на Москве-реке и парад: войска к Иордани вел фельдмаршал Василий Васильевич Долгорукий; когда они построились в каре, приехал император из Слободского, или Лефортова дворца, где жил в это время, и занял полковничье место. На другой день слухи, что император нездоров; придворные озабочены, грустны – значит, болезнь опасная. У государя оспа!” – сообщает историк Соловьев.
Слухи оправдались, оспа – смертельная по тем временам болезнь. Она на пороге Лефортовского дворца!
Двор разделился на четыре партии: царевны Екатерины, царицы-бабки, невесты императора – княжны Долгоруковой и партию малолетнего герцога Голштинского. Но неожиданно Петру стало легче – “оспа высыпала”! И снова худо! Посланы гонцы по родственникам. Велено всем съезжаться во дворец на Яузе.
Долгорукие уединились на совет, время не терпит! Надо выбирать наследника, а что его выбирать – здесь он, во дворце – невеста императора!
“Тогда князь Василий Лукич (Долгорукий – прим. автора), севши у камина на стул, взяв лист бумаги да чернильницу, начал быстро писать духовную, но скоро перестал и сказал: “Моей руки письмо худо, кто бы лучше написал?”… Тут князь Иван Алексеевич (Долгорукий – прим. автора), вынув из кармана черный лист бумаги, начал говорить: “Вот посмотрите письмо государевой и моей руки: письмо руки моей слово в слово как государево письмо, я умею под руку государеву подписываться, потому что я с государем в шутку писывал, “и написал “Петр”. Все нашли, что похоже, и решили, чтоб Иван подписал под духовною, если государь за тяжкою его болезнию, сам подписать духовной будет не в состоянии”.
Император так и не подписал эту стряпню, скончавшись во втором часу ночи с 18 на 19 января по старому стилю, на постели в Лефортовском дворце. “Запрягайте сани, хочу ехать к сестре”, - зловеще произнес он и умер. Ему было 14 лет и три месяца от рождения.
“Три архиерея, совершившие елеосвящение над умиравшим государем, члены Верховного тайного совета и многие из сенаторов и генералитета находились во дворце во время кончины Петра”, - констатирует Соловьев.
Пока тело императора остывало, все более яростно разгорались споры о престолонаследии. Долгорукие собрали всех светских в палате тайного совета и показали “некое письмо, якобы Петра II завет”. Но на бумагу никто не обратил особого внимания. Объяснялось это тем, что против Долгоруких “было всеобщее нерасположение”. Видимо поэтому, когда князь Дмитрий Михайлович Голицын предложил вторую дочь Иоана Алексеевича, герцогиню курляндскую, Анну, на престол, все дружно закричали: “Так, так, нечего больше рассуждать, мы выбираем Анну!” Точку поставил вице-канцлер Остерман, с радостью присоединивший голос к этой кандидатуре.
Императрицу выбрали, когда еще солнце не позолотило крышу Лефортовского дворца.
Анна Иоанновна родилась в 1693 году. Детство ее протекало при довольно неблагоприятных условиях тяжелой семейной обстановки. Родители не жаловали свою дочь вниманием, поэтому будущая императрица не получила хорошего воспитания и образования. Учителями ее были Дидрих Остерман (брат вице-канцлера – прим. автора) и Рамбург – “танцевальный мастер”. Они дали своей ученице некоторые познания в немецком языке, но при этом Анна плохо и безграмотно писала по-русски. До семнадцатилетнего возраста она прожила в селе Измайлово, потом в Москве и Петербурге под надзором тетки Екатерины. Из-за политических соображений осенью 1710 года Анну выдали замуж за герцога Курляндского. Муж вскоре умер, а будущая императрица продолжала жить в Курляндии, и вот теперь ее призвали на русский престол!
Предлагая Анну, князь Голицын преследовал свою выгоду. Учитывая горький опыт предыдущих самодержавных правителей, он решил ограничить императорскую власть, и эта идея встретила одобрение Верховного тайного совета. Заседания проходили один за другим. Чтобы найти консенсус, вскоре было “рассуждено фельдмаршалам князю Михаилу Мих. Голицыну и князю Василию Владимировичу Долгорукому присутствовать в Верховном тайном совете”. В результате Совет соединил в себе две самые сильные фамилии, и сам решал судьбу престола.
“В этих совещаниях и распоряжениях прошло время до десятого часа, когда в залах дворца собрался Сенат, Синод и генералитет.” Члены Верховного тайного совета объявили о своем решении, и собравшиеся почти единодушно одобрили его.
Когда все разошлись, канцлер граф Головкин, князья Михаил и Дмитрий Голицыны, Василий и Алексей Долгорукие и Андрей Остерман уединились, чтобы написать письмо императрице и выдвинули в нем требования: “… ныне уже учрежденный Верховный тайный совет в восьми персонах всегда содержать и без оного согласия: 1). Ни с кем войны не всчинать; 2). Миру не заключать; 3). Верных наших подданых никакими податьми не отягощать; 4). В знатные чины, как статские, так и военные… выше полковничья ранга не жаловать, …а гвардии и прочим войскам быть под ведением… совета; 6). Вотчины и деревни не жаловать; 7). В придворные чины как русских, так и иноземцев не производить; 8). Государственные доходы в расход не употреблять…”
Такая вот первая российская Конституция вышла из под боярского пера под сводами Дворца на Яузе!
С этим известием погнали своих рысаков из ворот Лефортовского дворца в Митаву князья В.Л. Долгорукий и М.М. Голицын, а с ними генерал Леонтьев с охраной.
3 февраля опять собрались во дворце. Зачитали письмо будущей императрицы Анны, заканчивающееся словами: “По сему обещаю все без всякого изъяна содержать”.
В зале воцарилась тишина. Наконец присутствующие стали подписывать протокол о всеобщем удовлетворении. Пункты были приняты, отныне императорская самодержавная власть ограничивалась правами Верховного тайного совета.
“11 февраля чем свет собрались все чины в Лефортовский дворец, где находилось тело покойного государя, и долго дожидались невесты княжны Долгоруковой, которая требовала себе места особы императорского дома. В результате погребальное шествие тронулось без нее. Петра похоронили в Архангельском соборе, вынувши для его гроба два гроба сибирских царевичей.”
Выезд императрицы в Москву ознаменовался нарушением принятых ею условий тайного совета. Она объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов.
В белокаменной Анна застала целую партию (графа Головкина, Остермана – прим. автора), которая пыталась противодействовать верховникам. Стало ей известно, что офицеры гвардейских полков и мелкое дворянство, съехавшиеся на предстоящую свадьбу Петра Второго, собираются в домах князей Трубецких, Барятинских и Черкасских, и вызывают недовольство Тайным советом.
Но верховники не хотели уступать позиций. Князь Василий Лукич Долгорукий перекрыл для всех доступ к Анне, но неудачно.
И вот 25 февраля члены Верховного Тайного совета приглашаются к императрице. “В большом зале дворца нашли они государыню и множество из Сената, генералитета и шляхетства (мелкого дворянства – прим. автора), человек 800.” Князь Черкасский подал царице челобитную, которую прочел вслух В.Н. Татищев. Следом зачитали просьбу всех чинов о пересмотре проектов и установлений. Тут императрица притворно удивилась: “Как, разве пункты, которые мне поднесли в Митаве, были составлены не по желанию целого народа?” – “Нет!” – отвечали собравшиеся. “Так значит, ты меня, князь Василий Лукич, обманул!”. Тут же князь Трубецкой от лица дворянства подал адрес с просьбой уничтожить Верховный тайный совет. Анна милостиво подписала его, принимая на себя всю полноту самодержавной власти.
1 марта в 8 часов утра была новая присяга императрице Анне. 4 марта распущен Верховный тайный совет. Так закончились эти драматические события истории России в стенах Дворца на Яузе.
Уже летом в Лефортовском дворце проживал принц Португальский со свитой. В Центральном архиве древних актов я нашел его письмо к обер-гофместеру, генералу, лейб-гвардии полковнику, кавалеру Семену Андреевичу Салтыкову. В нем принц просит о помощи и присылке к нему во дворец “столовых припасов” для караула. Да и то верно, еще и климат у нас скверный! Салтыков 11 августа 1730 года дает распоряжение всем “офицерам, капралам и солдатам порцию давать против того, как отпускается в село Измайлово до Указу”. Вот и принц иноземный сгодился, нашим солдатам полегче жить стало.
На следующий год провели ремонт кровли дворцовых построек под руководством архитектора Мордвинова. Это, чтобы не капало. Я и говорю, климат у нас далеко не атлантический.
Глава 8.
Первый пожар во дворце. Ремонт под руководством Растрелли. Новоселье императрицы Елизаветы. Дальнейшая судьба дворца.
“29 мая 1737 года, в Троицын день, в одиннадцатом часу утра загорелось недалеко от каменного моста, в приходе Антипы чудотворца, в доме Милославского. Поварова жена зажгла в своем чулане восковую свечку перед образом, а сама пошла в кухню готовить кушанье; свеча отпала от образа и зажгла чулан, а увидеть и погасить было некому: все люди были у обедни. При страшном вихре пламя начало разбрасывать во все стороны, выгорел Кремль, Китай и Белый город, в Земляном выгорели Басманные улицы, старая и новая, Немецкая слобода, Слободской дворец, Лефортовская слобода. Пожар длился до четверти часа утра 30 числа. Сгорело внутри 39 церквей, обгорело снаружи 63, монастырей – 11, погибло 94 человека.”
По словам С.М. Соловьева, «погорел» и Слободской дворец, так он именует Лефортовский дворец, который действительно сгорел тогда от “денежной свечки”. Несколько дней дымился черный каменный остов, присыпанный пеплом на высоком берегу Яузы.
Характерно, что на плане Москвы, составленном в те же годы Иваном Мичуриным, дворец представлен не замкнутым прямоугольником, а состоит из нескольких отдельно расположенных строений.
Для восстановления и ремонта дворца на Яузе был приглашен талантливый зодчий Ф.- Б. Растрелли с помощником Дмитрием Шаниным. Они составили опись ветхостей, подготовили проект реконструкции.
В ЦГАДА нашел любопытный документ, один из старейших по истории архитектуры дворца, иллюстрирующий деятельность прославленного зодчего: “Ведомость. С прошлого “738го” года по указу блаженные и вечнодостойные памяти Ея Императорского Величества велено имеющихся в Москве в Немецкой слободе погорелой каменной дворец что словет Лафертовской починять поправить и покрыть по показанию архитектора де Растрелли.
В том же году оный дом весь починкаю поправкаю и покрышкаю как надлежит по описи плотнячного мастера Эхта и заархитектора Шанина и по представлению архитектора де Растрелли отдан на подряд.
А по присланной из Санкт Петербурга от обер гоф маршала Левенвольда резолюции велено во оном доме в зале покои по чертежу перестроить из казенной суммы.
И то зало по тем чертежам перестроина, а на онную перестройку употреблено 1. 819 руб. 61 ; коп.”
Итак, “зала перегорожена и превращена в меньшие палаты”.
В 1742 году по восшествию на престол императрица Елизавета прибывает со своим лейб-компанским корпусом в Москву и после коронации “…через нарочито построенные для этого торжества Красные ворота, шествовала в Лефортовский дворец, в котором имела пребывание”. Московскую резиденцию она выбрала задолго до этого события. Уже в декабре 1741 года императрица издает указ о том, чтобы дворцы “имеющие в Москве: Кремлевский, который перенесен в Анненгоф и Лафертовский каменной привести в совершенное состояние и чего присланной архитектор Земцов будет требовать припасов и людей мастеровых то ему дать по его требованию…”
Талантливый русский архитектор Михаил Григорьевич Земцов действительно приезжает в родную Москву по указанию императрицы. В свое время он учился здесь в художественной школе при типографии оружейной палаты. В 1709 году покинул “белокаменную” и продолжал учение в Петербурге под руководством Д. Трезини. Теперь он один из руководителей Комиссии о санкт-петербургском строении, только что совместно с И.К. Коробовым закончил работу по составлению русского архитектурно-строительного кодекса, начатую П.М. Еропкиным. У него за плечами участие в осуществлении планировки Летнего сада в Петербурге, в создании дворцово-паркового ансамбля в Петергофе, дворца и парка Кадриорг в Таллине, Итальянского дома на Фонтанке, церкви Симеона и Анны в новой столице. И вот он в Москве для подготовки царской резиденции.
Архитектор докладывал в кабинет императрицы: “По… высочайшему указу по прибытии моем в Москве дворцы… и каменный Лафортовской осмотрены в каторых как починок так и недоделок находится премногое число… Между тем поврежденных и золотарного исправления требуется, однако на оное и мастеровых людей разных званий требовано от меня довольного числа и которых некоторая часть собрана… Дек. 29 1741 г.”
Посылают в Москву еще одного человека для осмотра убранств дворцов: “Отправить от той конторы в Москву нарочитого”. Дали инструкцию: “..всем покоям учинить обстоятельный чертеж,.. имеющиеся тамо в казенных обои зеркалы и другие внутренния уборы осмотреть и разобрать по покоям, и в каком оные состоянии есть описать...” Выяснить, что есть и что пропало, “объявить опись с номерами”. Этим человеком был гардмебель Борис Исаев. Нелегко пришлось ему выполнять указания. Как следует из документов, “чинили препятствия”. Видно погрел кто-то руки на казенном имуществе, и не был заинтересован в правдивом отчете Исаева.
Все-таки опись он прислал. Теперь трудно судить по обрывкам, все ли там верно? Остались только списки наличия обоев. И его просьба о посылке к нему из мастерской Оружейной палаты четырех обойщиков и шестерых портных.
А тем временем на ремонт дворца свозились горы строительных материалов. Подряд был отдан купцу Орешникову. Выделили и мастеровых людей: “Плотников – 50, столяров – 150, печников – 30, штукатуров – 40, маляров – 20,.. каменщиков – 50, .. рещаков деревянного дела – 10, слесарей – 4, истопников – 40”. Для надзирания за работой: “обер-офицер – 1, унтер-офицеров – 2, солдат – 30”.
Ремонтировали спешно. Тут же гардмебель Исаев и поручик Хитров подбирали предметы для меблировки покоев Дворца на Яузе. Чего только им не выделили из цалмейстерской конторы! Одна только пожелтевшая от времени опись насчитывает 58 листов!
Здесь и всевозможные стулья: “дубовые резные серебрённые”, “плетеные березовые”, ореховые; обитые бархатом разных цветов с золочёнными позументами. Кресла точеные золочёные. Ширмы “резные писаные”. Столы “уборные ореховые”; покрытые эмалью и обитые бархатом. Кабинеты (декоративные шкафы для хранения бумаг – прим. автора) дубовые и ореховые. Зеркала в “рамах золоченных” резные, большие и малые, круглые и прямоугольные. Картины всевозможные. “Кровати дубовые разборные с винтами” и балдахинами. Особо указана “кровать французская ореховая резная”.
Какие только обои должны были покрывать дворцовые стены! Обои “персицкой парчи”, “французского шелку”, “шерстяные тканные разных цветов, которые называются шпалеры”.
Список еще можно продолжать и продолжать. Представьте всю эту роскошь в покоях Лефортовского дворца, где печки русские и голландские “обрасчатые” (изразцовые – прим. автора), окна разных цветов стекла, двери створчатые дубовые резные.
В этом великолепии и пребывала во Дворце на Яузе вновьиспеченная императрица Елизавета Первая. Правда, недолго, и после отъезда оставила на жилье здесь своих любимцев – лейбкомпанейцев. Дворец был передан прапорщиком Марковым “майору и лейб компании квартермейстеру Ласунскому по описи с распискою”.
Итак, здесь поселяются господа из лейб-гвардии. Но счастье было недолгим – они “…во время пожара во дворце… лишились своей движимости, а другие даже и жизни”.
О каком же пожаре идет речь теперь? Оказывается, о бедствии 1757 года, когда от дворца “остались одни стены”. Вот так, в одночасье, все великолепие убранства интерьера дворца превратилось в пепел. “Оный дом стоял несколько лет не покрыт и кровля с потолком обвалилась; внутри комнат так насыпало землей, что поросла не только трава, но и деревья”, - констатирует архивный документ.
И вновь дворец на Яузе решают отремонтировать и сделать еще краше - в 1766 году сюда ждут Екатерину Вторую. “Указом велено к будущему в Москве высочайшему ея Императорского величества присутствию для лучшей способности в Лафертовском дворце” кроме “починок”, сделать в частности “устройство вареных в сахаре фруктов”.
За работу принялся помощник архитектора Иван Жеребцов. Он только что закончил работу над своим главным произведением – колокольней Новоспасского монастыря в Москве и теперь рьяно взялся исполнить Высочайший Указ. “В трех флигелях верхних этажей… окон проломать двадцать два,.. из больших двух ворот сделать четыре окна… Подъездов у главного дома – 1, да с улицы по концам дома – 2, вновь сделать… Вокруг всего дома в наружных стенах попорченные каменные орнаменты починить… На главном корпусе дома и на подъездах капители и в нишах вазы сделать… Где отпала подмазка, подмазать, карнизы обтянуть известью с алебастром, выкрасить в охру и выбелить…”
И вот уже “кругом всех флигелей по исправлении починок кирпичных карнизов сделаны штукатурные, для того что пилястры, капители и архитравы были отданы прежде штукатуркою, а стены оных флигелей выжелтены”. Но императрица все не едет.
Как вдруг:
Царица грозная. Чума
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой.
Что делать нам? И чем помочь?
Гениальные строки А.С. Пушкина воскрешают в нашей памяти страшные дни истории чумных эпидемий. Одна из них разразилась в 1771 году в Москве. И тогда в стенах Лефортовского дворца открыли язвенный госпиталь…
Но это уже другая часть трехвековой истории Дворца на Яузе. Она описана мной и ждет своего часа...
Еще впереди то время, когда Екатерина Великая собственноручно будет готовить чертежи перестройки и ремонта дворца. Другой Великий – М.Ф. Казаков в 1798 году значительно перестроит весь дворцовый комплекс, придав ему строгие классические черты. С 1803 в нем хранили архив Военной конторы. После французов, в 1812 году, дворец опять пришел в негодность. Его отремонтировали. Потом в нем разместится Московский кадетский корпус, давший России многих достойных воинов. А при советской власти сюда поместили Центральный государственный военно-исторический архив СССР и Центральный государственный архив звукозаписей СССР – настоящие сокровищницы нашей памяти. Но, увы, внешне сегодня вряд ли кто сможет различить в нем прекрасное творение времен Петра Великого.
Подробнее о тех событиях можно прочитать: в книге Владлена Дорофеева "Проклятие Кукуя. Тайны и были Немецкой слободы и её обитателей"
Публикации на тему:
В. Дорофеев, «Дворец на Яузе», еженедельник «Литературная Россия», 12 декабря 1986 г.
В. Дорофеев, «Дворец на Яузе», журнал «Москва», №6, 1987 г.
В. Дорофеев, «Лефортовский дворец», еженедельник «Ветеран» — приложение к газете «Труд», №12, 1989 г.
В. Дорофеев, книга «Лекарство от одиночества», историческое повествование «Тайны и были Лефортовского дворца на Яузе», Москва, 2005 г., ISBN 5—7949—0136—5
В. Дорофеев, «Тайны российских тамплиеров», журнал «Фактор времени», №1, 2012 г.
В. Дорофеев, историческое повествование «Тайны Кукуя», журнал «Московский вестник», №4, 2013 г.