© Общефедеральная газета "Единая Россия", 2004
© "Литературная Россия, № 36, сентябрь 2005.
СВОЮ ВИНУ ТЫ ИСКУПИЛ!
НАГРАДА ДЛЯ ГЕРОЯ
НЕИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
Когда закончились патроны, он пошел на таран
Весной 43 года советская авиация вела жестокие воздушные бои на Кубани против 4-го воздушного флота фашистской Германии. Немецкие самолеты-разведчики Focke-Wulf"189A
превосходили наши истребители. В такой ситуации все зависело от мужества наших летчиков. Рассказывает лейтенант Виктор Николаевич Скорняков, летчик 402-го истребительного авиационного полка 3-го истребительного корпуса под командованием генерала Евгения Яковлевича Савицкого.
- Я прибыл в полк с Дальнего Востока. Там служил после окончания Борисоглебского летного училища. До войны летать приходилось в основном на истребителе И-16. К 10941 году стал уже опытным летчиком, имел, как и мои друзья, по 900-1000 часов налета. Там, на Дальнем Востоке я и узнал о том, что началась война. В 42 году на Дальний Восток прибыл представитель от генерала Савицкого, чтобы создать Корпус Специального назначения в составе 402-го полка. Фронту требовались опытные летчики, а их не хватало. Когда Сецкорпус прибыл на Кубань, я узнали, что воевать предстоит вместе с неопытными мальчишками, направленными на фронт сразу после окончания летных училищ. Шла война, и набираться опыта в тылу было некогда. Выпускников училища направляли на фронт.
Нас было всего 12 опытных летчиков. Остальные – молодые ребята. Мы возвращались, а они гибли. Они осваивали технику прямо в бою. У нас был опыт, мы могли не смотреть на приборы, а следить только за маневрами врага. А они так не могли. Многие не налетали и семи часов! Сколько их погибло!
В тот день я находился на дежурстве, когда в небе появились немецкие самолеты. Меня подняли по тревоге, вторым со мной был Сергей Исханов, из салаг, не налетавших и семи часов. Служба наведения указала цель – вражеский корректировщик, разведчик Focke-Wulf"189A... Неуловимый Focke-Wulf"189A, который не возможно поймать в прицел! За свою конструкцию мы прозвали его «рама». Немецкий «волк» обладал тем, что нашим самолетам было не подвластно - повышенной маневренностью.
Бой шел на высоте около 4 тысяч метров. Немецкий самолет начал выполнять маневры. А у меня кончились патроны и пулемет заглох. Сбить «раму» не удавалось. Немец пошел в нисходящую спираль, на которой трудно поймать цель, установить ее скорость.
Решение пришлось принимать мгновенно: решил идти на таран. На большой скорости винтом я протаранил немецкий самолет. Тот начал падать. От удара меня выбросило из кабины. На мне был парашют, но он был нераскрыт. Сразу после удара потерял сознание. Не приходя в сознание, с нераскрытым парашютом я падал более 3 километров. На высоте метров 600 внезапно пришел в себя, дернул за кольцо и успел раскрыть парашют. Сильная боль в руке вернула к действительности – рука была вывихнута в плече и локте – следствие удара о кабину самолета. При приземлении я вывихнул ногу.
Я смотрю, навстречу бегут наши люди, казаки. «Я свой! - кричу я им, из Красной армии!». Тут я увидел, что они рвут парашют. Ткань-то была превосходной! Боль в ноге давала себя знать. Я проваливался куда-то, теряя сознание, а когда вновь пришел в себя, увидел, что пришла немецкая машина. Я понял, что упал на оккупированную территорию. Не знаю, то ли эти казаки оказались предателями, и сообщили обо мне немцам, то ли немцы успели меня засечь. Теперь трудно сказать.
Так я оказался в плену. Меня отправили в концлагерь для военнопленных в Симферополь. В составе концлагеря был госпиталь, в котором работали попавшие в плен советские пленные медики и медсестры. В госпитале медикаментов не было. Врач сказал, что наркоза нет, придется потерпеть. Когда мне вправили руку и ногу, я вновь потерял сознание. Всю ночь над моей кроватью просидела медсестра. Она успокаивала, гладила болевшую руку. Когда я пошел на поправку, меня отправили в концлагерь для военнопленных в Кировоград. Оттуда вместе с еще 12 человеками, среди которых были 9 летчиков и 3 моряка, эшелоном - в сторону Польши. Я подружился с двумя из них – Яковом и Петром, летчиком из нашего корпуса. Эшелон шел почти пустой, все мы находились в последнем вагоне, теплушке. Нас охраняли два вооруженных немца. Поезд шел по территории Западной Украины, по нашим подсчетам скоро должен был придти в Варшаву. На одной из промежуточных станций немцы открыли дверь и втащили мешок с семечками, которыми собирались кормить пленных.
Яков быстро сориентировался, придвинув мешок поближе к маленькому окну под потолком вагона. Когда немцы зазевались, Петр пролез в окно и оказался на подножке, следом за ним пролез и я. Мы спрыгнули с поезда и бросились бежать через поле. Услышали выстрелы. Стреляли по Яше, который бежал следом за нами. К счастью, пули не попали в него.
Так начался наш долгий путь к своим. Мы шли по Западной Украине, оккупированной немцами. Километра через 3 вошли в село, где местные женщины переодели нас в гражданскую одежду и спрятали до вечера. Моросило, было темно, когда мы пошли в лес, стараясь идти на восток. Дождь шел всю ночь, нам казалось, что мы ушли далеко. Когда рассвело, ахнули: оказалось, что вернулись к тому же селу, от которого начали путь. Мы заблудились! После этого мы стали внимательнее приглядываться к местности, и больше петель не делали. Днем прятались, ночью шли лесами, стараясь идти на восток. Шли они 17 дней.
В селе Ивановка вблизи Винницы зашли в крайнюю хату. Хозяйка нас накормила, уложила спать. А утром мы увидели, как над нами склонился какой-то мужчина.
- Ну что, идем в полицию? – усмехнулся незнакомец.
Это было шутка, а пошутивший так жестко – партизаном знаменитого Винницкого Соединения Партизанских отрядов имени Ленина. В этом отряде я провоевал два года. Сражался с фашистами и бендеровцами.
Затем меня отправили в Харьков. Отнеслись к мне с подозрением – бывший пленный, хоть и партизан. Единственный, кто отнесся хорошо, был командующий военным округом, генерал-полковник. Он спросил:
- Что вы хотите?
- Кушать, - ответил я честно.
Меня накормили в офицерской столовой. Тем временем обо мне доложили по телефону в Москву. Итогом стала отправка Виктора в спецлагерь НКВД для бывших пленных (интернированных). Так я оказался «врагом народа». Спецлагерь этот мы называли советским концлагерем. Меня проверили и перевели в офицерскую камеру.
Я написал письмо начальнику штаба 402-го полка Шаймарданову. Тот сообщил о письме командующему корпусом генералу Савицкому. За мной послали одного летчика из 402-го полка. Начальство спецлагеря сказало, что меня спасло пребывание в партизанском отряде. Я хорошо запомнил лицо молодого лейтенанта , который заявил мне:
- Как бывший пленный вы заслуживаете расстрела, но как партизан вы смыли свой позор, вину искупили.
Было очень обидно.
Между тем, шел 45-й год, война закончилась. 402-й полк находился в Германии, в составе Западной группы войск. Я хотел вернуться в свой полк, но меня отправили в Кузнецк, летчиком – инструктором. Летал на всех видах поршневых истребителей – И-16, Яках, Ла-5, Ла-7, Ла-9. «Долетал» до времен, когда появились реактивные истребители – Як-15, Як-17, Миг-15 и Миг-17.
Умер Сталин, наступила «хрущевская «оттепель». Никита Сергеевич «позаботился» о летчиках по-своему: издал указ, согласно которому летать можно было до сорока. А мне уже исполнилось 40. И меня, и друзей, опытных асов, демобилизовали.
За границей летчики летают до шестидесяти! Неужели стране не нужен был наш опыт?
Я писал Савицкому, просил допустить его к полетам, писал к Гризодубову, набиравшему тогда отряд космонавтов. Но меня сочли старым – это в сорок то лет!
У Виктора Николаевича Скорнякова награды – два ордена Отечественной войны и медали. Заслуженные награды: когда 402-й полк начинал сражения с фашистами, он сбил первый фашистский самолет. Нет только одной награды. Героя Советского Союза. Награды, положенной за таран лучшего по тем временам фашистского самолета Focke-Wulf"189A