Река
Украдкой время с тонким мастерством
Воллшебный праздник создает для глаз.
И то же время в беге круговом
Уносит все, что радовало нас.
Вильям Шекспир.
На желтом песчаном берегу, неподалеку от деревянного мостика, стоял аккуратный, ухоженный домик. Он был прост, но необычайно красив. Рядом с ним росли раскидистые ивы, зеленые и живые. Под ними стояли скамеечки с резными спинками, и путники, проходя мимо, всегда присаживались, чтобы отдохнуть в тени, послушать жужжание стрекоз, поразмышлять. За домом шла небольшая, ухабистая дорога, по которой изредка проезжали экипажи, запряженные тройками. Домик окружали изящные клумбы из простых полевых цветов, от деревянной входной двери опускалась до самого берега тропинка, вымощенная речным камнем, а по краям ее росли розовые кусты. Между зернисто-коричневыми берегами неторопливо несла свои чистые воды широкая река, иногда глубокая и тихая, иногда бурная и непредсказуемая, она удивляла своей силой и величием, казалось, что она имеет власть над всем живым, и по ее воле происходит все в этом мире, она топит в своих водах противников, и милует покорных. Тех, кто чувствует ее изгибы, и течение, река возносит до небес, до вершин власти и величия…
С раннего утра, пока не стало жарко, приходили к речке рыбаки и, садясь на мостик, закидывали удочки, сонно переговариваясь друг с другом. То и дело поплавки уходили под воду, удилища взмывали вверх, и из родной стихии выходили мелкие и крупные рыбешки, поблескивая на солнце серебристой чешуей, широко открывая глаза, словно удивляясь: «Как такое могло случиться? Как и почему такое случилось именно с нами?».
На заре, по мелководью проходило стадо коров, они останавливались и мерно потягивали прохладную воду, пока пастух не гнал их дальше в поле, а по воде еще долго шли мутные круги. Всходило солнце, и к реке сбегалась местная ребятня. До самого полудня слышался плеск и смех, а потом уже жарило немилосердно. Насекомые притихали, жизнь, словно приостанавливалась, дремала, слышался только надрывный треск цикад, и река казалась тихой, теплой и приветливой. К вечеру по берегам реки собирались люди, жгли костры, рассказывали истории, веселились, и красивый белый домик по доброму сверкал распахнутыми глазами-окнами в отблесках пламени. Он словно улыбался.
Время совершало круги…
Все так же стоял домик на берегу реки. Да только стал он грустнее, не так белы были его стены, не так весело глядели на реку окна-глаза. Обветшал. Теперь за ним шла асфальтированная дорога, по которой уже не проносились, поднимая пыль, быстрые кареты. Теперь по ней ездили автомобили, забрызгивая грязью ухоженные клумбы. За лобовыми стеклами мелькали, бледные и угрюмые лица водителей. На каменном мостике уже не собирались рыбаки, не приходили купаться дети; да и мостик стал теперь другим: каким-то серым, злым. Река измельчала, не осталось в ней рыбы, да и вода потемнела, а выше по течению построили плотину: вырабатывать электричество. Изящных ив с изумрудной листвой тоже не стало, на их месте теперь высились черные рогатые телеграфные столбы.
Время совершало круги…
Покосилась крыша ветхого дома, отвалилась местами штукатурка, закрылись ставни-веки, чтобы не открываться больше никогда. Да и на что смотреть? Кругом серая от пыли безрадостная зелень. Черная река, в которой вместо рыбы теперь плавают бутылки и ядовитый мусор. Клумбы давно выкопаны: дорогу расширяли. Теперь тут трасса, и гоняют по обеим сторонам день и ночь разномастные машины и травят воздух едким газом. Не вздохнуть теперь полной грудью. Не шумят больше цикады жарким полднем. Замолчали навсегда. Опали розы на кустах, да и кусты, запущенные и колючие, больше походят теперь на терн. Покрылась грязью булыжная тропинка. По ночам не жгут больше костров на берегах. Теперь здесь лишь загораются одинокие огоньки электрических фонарей, бросая мертвый свет на черную гладь реки, скоро и она иссохнет.
Вот и пришла в село «цивилизация»…