Священный ужас графомана

Ры
Эпиграф: " Подумалось (вновь) насчет графоманства. Вернее, насчет всевозможных
хобби у людей - которые часто являются тем, чем предписывалось
заняться человеку с рождения. А он, гад-человек, подавил "это" в себе
и устроился менеджером на товарный склад..."
К. Нельзин., из последнего тома "Дневники и переписка".

Как-то моя одаренная подруга в ответ на настойчивые просьбы продолжить работу над романом, написала печальное: «На первом месте, увы, работа, борьба за кусок хлеба, за пропитание, и только где-то далеко – почти на уровне горизонта – творчества…» Я получила письмо по электронной почте. Когда я читала его, она, вероятно, уже погрузилась с головой в создание одной из своих блестящих, талантливых и высокооплачиваемых … статей про мебель.
Я согласилась с ее словами бездумно, но потом стала с ужасом замечать – одно за другим подтверждения.
И тогда я поняла, что графоман (так называемый графоман) отличается от настоящего писателя не уровнем таланта – а слабостью тела.
Когда я работала над своей первой пьесой, я испытала эйфорию необыкновенной силы – это было даже сильнее эйфории любви.
Необыкновенная уверенность в собственных силах, уверенность в своей правоте, и даже – что-то похожее на ощущение бессмертия…
Я возомнила себя Богом? Почти. Я чувствовала себя небожителем.
И вот пьеса написана. Я с удовольствием давала прочитать ее друзьям, и, получая поначалу замечания, не обижалась, а с радостью погружалась в работу – ведь именно она давала мне ощущение силы… Я трудилась, не покладая рук, благодарные герои пьесы нашептывали подробности, и я увеличила их сценические жизни в два раза
И вот – все уже совсем, совсем позади. Моя работа даже участвовала в конкурсе и каким-то образом оценена….
И тут все стало реальным – какие-то Лонг и шорт-листы, жюри, и номинации…
Мое бессмертие сосчитали… Мою эйфорию определили…
Свою вторую пьесу я начала писать еще до окончания конкурса. А теперь она застряла – боюсь, всерьез и надолго: за последнее время мне предлагали много «халтурки», и не от одной из них я не отказалась.
Почему? Ведь ни на один из гонораров за эти статьи, и даже на все вместе взятые гонорары, я не купли себе той эйфории….
Может, я просто боюсь того, что бывает потом – отрезвления?
Приземления?
Может, тяжелая и не очень интересная работа отвлекает писателя-графомана от ломок?
Придти вечером домой и – упасть…
Слабость тела, священный ужас перед ломкой.