-6-
Эфира не будет!


«…Walking in circles around me,
watching my breath freeze.
Walking so slowly around me,
watching my breath freeze…»
Gus Gus



День начался с отвратительнейшего телефонного дребезжащего звонка. Продолжился ещё более отвратительным молчанием на другом конце провода. Кто-то улыбался. И это почувствовалось. Кто-то нагло улыбался в телефонную трубку. Это было понятно, потому как комната наполнилась этой улыбкой, по тому, КАК комната перезаполнилась этой улыбкой. Отвратительное вытеснено поршнем приятного. А когда Митя проснулся окончательно и потянулся за этим облаком цвета морской волны, оно рассеялось так быстро и так странно перестало существовать, как если бы с асфальта исчезли останки только что очутившегося там самоубийцы, или… поворачиваешь голову, а «Авроры» уже на месте нет… Гудки. Зевок. Задумался. 
Чемпионы не поддаются на нетипичные уловки, как и на типичные, впрочем. Шлагбаум – иллюзия. Впереди - куча дел. Так, что там у нас по плану? По плану совещание в 9.00…, в 10.25 заседание…, в 11.55 надо успеть на другой конец города и встретить… Да ну нафиг! Какое сегодня число? Это надо было вчера? Да к бабушке в деревню чИсла тоже! Уволят? Хех! Как же без меня меня уволят? Уволят, так завтра это будет вчера, а сегодня есть сегодня. Отличный денёк. Где моя тачка? К чёрту тачку!.. О, чёрт! Алло. Да. Да нет. Дмитрий Константинович? Дмитрий Константинович здесь больше не живёт. Как не живёт? Так. С завтрашнего дня он здесь больше не живёт. Кто говорит? Федька, ты, что ли? Чувак!!! Рад тебя слышать! Ты чего в такую рань? В городе? Я на работу? На какую работу? Слушай, жди меня там, никуда не уходи. Лос Амигос, братан! Закажи мне пива тоже.

- …Девочка Монмартра – вот кто она такая, - подытоживал свой рассказ Федька, - с вьющимися тёмными волосами и вся пахнет кофе, а волосы – жареными каштанами. Глаза наивные. Этот взгляд… У него даже привкус специй… И слушает часами. Гуляет днями от кафе к кафе и пишет стихи. Вот такая вот история, Митька. Типичная попсовая, да?
- Ну да, то есть, нет… Не в этом дело…А потом ты искал её днями. И не нашёл. Так?
- Так и было. Исчезла, словно и не было нигде. Её все уличные музыканты знали. Она их слушала часами, а потом могла весь вечер вести с ними беседы о музыке любой страны мира. Я поражался тому, откуда она всё это знает. Во сне, что ли у неё это показывают? Да я ж не знаю этого парлефрансе. Жюстин, Жюстин… Они только, словно сговорившись, кивали и показывали куда-то в сторону, где другой саксофонист или парень с виолончелью, размером большей, чем он сам, спроси, мол, у того или тыкали пальцем в… не поверишь, в небо. 
- А Люська…
- А что Люська? Я приехал, позвонил, а она, мол, что ты мне привёз? А ты знаешь, я себе такие чулочки купила, тебе должны понравится… Я оставил там какие-то шестерёнки, а без них Люськины чулочки никакого впечатления на меня не произведут, понимаешь?
- Вот что я тебе скажу, друг. Нам нужна встряска. Только не вечеринка с забулдосными беседами за дорогими винами и хорошенькими девочками, закинутыми таблами. Найдём мы твою Жю… Жюстин. Пойдём.
- Мы что, здесь, в нашем городе её искать будем, что ли? Или полетим во Францию?
- Во Францию мы полетим пить шардоне. А пока обойдёмся гранатовым цветом воооон там на горизонте. А теперь заткнись и иди за мной, - сказал Митя, когда они с Федькой подошли ко входу в метро.
Знакомый запах ностальгии. Месяц тут не был, а уже ностальгия. Только это была другая ностальгия. Животрепещущая и подкатывающая под лодыжки, застывающая в горле и покалывающая в глаза картинками, не меняющимися, разве что реклама не стоит на месте, двигается прогресс, и меняются листочки с объявлениями. Звуки. Движения. Выражения лиц. Такая же скорость на спидометре, который там, внутри, на том же месте. Двери отодвигаются так же тяжело, и поток тёплого воздуха вздымает волосы к потолку. И они – Митька и Фёдор – такие же, в кедах, вытертых улицами джинсах, звенящими горстками только что купленных жетонов, но не для того, чтобы прилежно засунуть их в рот автомату. Перррепрыгиваем! Оппаньки! Эй, тёть Глаша, зови скорей милицию, наш поезд уходит! Осторожно, двери закрываются, следующая ста…
- Вот что Федька. Забудь про дурь. Нет никакой дури. Понимаешь? Я давно директор… А, в общем, уже не директор. Короче, я умею быть серьёзным, когда это надо и быть таким же раздолбаем, как ты, как ты и я семь лет назад. Только, братан, не сочти меня за идиота. Послушай, который день подряд я просыпаюсь с ощущением того, что меня кто-то ждёт. Не просто ждёт, а ищет…
- Ты что, денег кому-то должен?
- Не перебивай. И вообще, забудь про деньги. Не в них сила. Ну, ты помнишь фильмы из детства, конечно. Так вот. Это продолжается неделю… Месяц? Может, и месяц. Может, год. Может, всю жизнь, а я просто не замечал. Может, это началось даже раньше. Я не знаю. Может быть, раньше я даже мог это потрогать или услышать, или почувствовать, или съесть на завтрак, или получить в кассе кинотеатра вместе с билетом в кино, протянутым мне шершавой, как газетная бумага, рукой кассирши, которую я даже в глаза не видел. Видишь? Надпись. «Не прислонятся». Она же тут всегда эта надпись, как и семь лет назад, как и двадцать лет тому. Как и тогда, когда на свет появился ты. Или я, какая разница. Я каждый день по сорок минут ехал в таком же вагоне, была эта же надпись и, возможно, она что-то хотела подсказать, куда-то направить, как и вагон, в котором я ехал, в котором мы едем сейчас, как вон та старуха с авоськой, как вон та красотка, у которой сейчас каблук отвалится, как её этот каблук, как звук, который ты услышишь, когда эта дверь откроется. Метро. Переходы. Дождь. Капли дождя. Запах этого дождя. Твой упавший взгляд в сторону фонаря. Надпись на твоей футболке. Вот эти твои часы. Моя сумка. То, что ты сейчас приехал в город, а я попросил тебя меня подождать. Чужая надпись на асфальте. Пошлые царапины на стенах туалетов. Всё, понимаешь, всё это, каждая частица мира, того, который я сегодня увидел, ощутил, когда открыл глаза, когда я их ещё не открыл, когда я даже не закрывал их ещё, всё мне пыталось и пытается что-то подсказать, куда-то меня пододвинуть. Вот ты. Ты когда-нибудь волновался о том, что твоя мать волнуется? Ну, например, когда мы с тобой уезжали на три дня на рыбалку и задерживались ещё на день. Ведь тебя мать ждала уже вчера к обеду, а ты, балбес, явился только сегодня вечером. Вот когда ты преодолевал уже последнюю часть обратного пути, ты не думал о том, что тебя ведь ждут, что ты нужен, что просто с ума сходят от того, что тебя нет, что твоё отсутствие – это медленный поворот ручки, перекрывающей доступ кислорода? Я же знаю, что ты тогда уже сам начинал спешить, ругая себя за то, что забыл, что время не любит стоять на месте, что оно не умеет этого делать. А нам всегда его хотелось остановить. Его все всегда хотят остановить, не задумываясь над тем, что, может быть, стоило бы самому остановиться, затаить дыхание, прислушаться и услышать…, - когда Митя это сказал, Федька остановился. Перед глазами переливался из одного невидимого сосуда в другой гранатового цвета закат. Над заливом пролетали редкие чайки. Тени были такими длинными и отчётливыми, что, казалось, окутали землю собой по всей длине её окружности, - вот ты, друг, постой и прислушайся. Ты слышишь Жюстин? Ты слышишь, как ей дыхание парит над этой планетой, как её ступни касаются холодного пола и она хочет, чтобы этим холодом был ты, парень с глубоким взглядом, человек, в груди которого бьётся то, что заставляет биться её сердце, а не ты, русский журналист, ничерта не знающий французского и припёршийся невесть зачем в её город, сухо шныряющий в поисках пищи для соей работёнки по улицам, которыми она дышит, которые её одежда, её голос, её внутренности и её внутренний мир одновременно. Когда ты это услышишь, ты поймёшь, где она, что она, поймёшь, почему те парни указывали пальцем в небо, почему она исчезла, где и как её искать. Вот здесь я тебя и оставлю. Видишь воооон тот парус? – Митя пальцем ткнул в белый треугольник на горизонте, зажатый между цветом рубина и морской волной, - думай не о том, что там внутри, что там, на его палубе, а думай о том, что в этих парусах. Удачи, друг. Через две недели, кстати, мы едем... Ты забыл? Всё, давай, заходи. Рад был тебя видеть, дружище!


«…Мне хочется быть сном
Плывущим сквозь облака
Ломающим явь на щепки часов
И обломки дней
Мне хочется быть сном
В котором я буду сильней…»
Дельфин