…дураки остались в дураках,
Сломанная клетка, кучка пепла,
А журавлик снова в небесах.
(не верю, что не узнали,… но мы обязательно доживем…)
Там нет королей, там не правят герой. Не оттуда родом слова «гордость» и «беспринципность», не там, где себе в грудь бьют гордецы, где благородные принимают яд, а коварные бьют кинжалом из-за угла.
Ты идешь по морозному вечернему городу. Пальцы стынут, мерзнут уши, о том, что твои ноги вообще двигаются, ты узнаешь лишь по скрипу снега. Но, подходя к повороту, тебе грезится, будто ветер несет чей-то голос «Ave, centurionis...», а так хочется ответить «Ave, Cesaris...». Не отвечай, иначе не успеешь повернуть, как тяжелый панцирь твой испытает удар чьего-то остророго копья.
Поверни и поправь шапку. Солнце не греет, сердце не стучит. Ты живешь…
Умение творить шедевры – награда? Черт его знает…
Ну, а извечные попытки творить – это страх… нет, никому нет дела до того, как ты хочешь провести это безвозвратное время (а разве оно вообще бывает возвратным?). Никто не скажет тебе – вперед, малыш, мы рядом… какой ты, к черту, малыш! Нет больше сил справляться с режимом девятнадцать на пять. Нет больше сил спасать себя, пытаться спасать других и читать, читать, читать…
А там за отпечатанной гранью… благородный король побеждает врага, коварный злодей приказывает отравить своих друзей, серебристый дракон бьет хвостом по глади озера, ветер.… О, если бы вы знали, сколько всего связанно у меня с этими безудержными полетами. Я готов часами стоять на продувающем ветру. Я обожаю сильный, охватывающий тебя без остатка ветер. Стихию, что ласкает солнце и гладит волны. То Мои Солнца и Мои Волны. Это я лечу вместе с ним, это я обнимаю продрогшего человека, желая ему лишь счастья, лишь веры, лишь надежды. Я – это Он и Он – это я. Но я боюсь и я устал… меня несет ветер, но лететь сам я никогда не пробовал. Меня травят вместе с королями, но я никогда не вызывал не у кого хоть сколько-нибудь сильной ненависти. Я стою в строю вместе с тысячами таких же я, а впереди колышутся волны копий, но сам, ваш покорный слуга, никогда не держал в руках столь противоречивого предмета, как боевое оружие (не знаю в счет ли многочисленные разы случайного касания одной потрясающе убийственной игрушки, которой вооружают стражей нашего правопорядка). И любят, и грозятся, и мстят, и вдохновляют,… но то на бумаге. Порой я сам отправляю всех их на смерть, сам дарую жизнь или, приглашенный Хозяином какой-нибудь очередной мистерии, наблюдаю из партера все новые и новые сцены многочисленных реализаций демиургического дара…
Но это Страх…
А знаете, что я считаю храбростью. Умение сказать то, что ты думаешь…
Там, где храбрость, нет королей, там, где люди – нет героев… Нет. Сверхсложный ребус, составленный в попытке превратить мысли в слова, который так хочется разгадать, ради лишь одного мига, одного взгляда и осознания, что тебя понимают, и ты кого-то понимаешь…
Три, два, один… несколько призывных гудков домофона… Вопрос. Ответ.
Ветер не хочет отпускать, он хочет еще покатать меня среди холмов, он хочет показать мне вершины соборов, хочет пронести меня под опускающимися на головы басилевсов диадемами…
Да мало ли чего еще хочет Ветер,… но храбрость бумажных листов сильнее моего нежного Брата.
Я хочу туда, где нет королей…