Ученики дали ей прозвище Ласточка. Невысокая, худенькая, темноглазая, с длинной толстой косой, она напоминала эту маленькую стремительную, весёлую птицу. Она никогда не могла усидеть на месте, странствовала по всей стране: Владивосток, Сухуми, Орджоникидзе, Камчатка, Крым, Майкоп, Туапсе. Путешествия, события, новые люди, любимая работа…
Такой была моя бабушка в юности. Она и сейчас почти такая же, только немного пополнела и волосы стрижёт коротко.
Вот уже девять лет она живёт в Петропавловске-Камчатском. Я приехала к ней в гости на всё лето. 1990 год, Перестройка. Закрываются предприятия, сокращаются рабочие места. Но нет худа без добра: лишившись работы, я получила возможность осуществить свою мечту о путешествии на Камчатку, благо деньги ещё не успели обесцениться до состояния технической бумаги.
Мы с бабушкой идём по площади, где, напоминая об уходящих временах социализма, высится памятник Ленину. Майский день не по-северному тёплый и ясный. Ильич уверенно глядит в ему одному видимую даль, куда не пожелали следовать за ним потомки. По обочинам улиц высятся большие серые глыбы слежавшегося, перемешанного с песком снега. Растают они только в июне. Низкие берёзы на сопках ещё не оделись в пушистую зелень, а всё равно уже весна. Сорок пятая весна со Дня Победы.
Сорок пять лет… Мне кажется, что это очень много - целая жизнь. Самой-то мне всего двадцать шесть, но я чувствую себя очень взрослой, даже немолодой. А Ласточка помнит тот, первый, день Победы…
- По этим сопкам во время войны били японские орудия, - мимоходом замечает она.
Мне трудно представить это. Кажется, что красота здешней природы исключает самую мысль о разрушении, смерти. Нигде я не видела такого яркого солнца, такого волшебного сочетания красок. Город, протянувшийся вдоль Авачинской бухты, охраняют молчаливые вулканы. Их ледяные конусы вздымаются над сопками, даже в пасмурные дни сияя ослепительной белизной.
Сорок пятую годовщину Победы в Петропавловске-Камчатском отметили без особой торжественности. Не до ветеранов сейчас. У Перестройки свои «герои». Но люди помнят войну…
***
Летом тысяча девятьсот тридцать девятого года в селе Тигиль Корякского национального округа Камчатской области появилась молодая семейная пара, только что окончившая педагогический институт в Орджоникидзе и направленная по распределению на Камчатку. Андрей - преподаватель английского языка, знаток иностранной классики. Лена - учитель русского языка и литературы, поклонница Александра Грина и Джека Лондона. И сюда, на Камчатку, за ней прилетело её институтское прозвище Ласточка.
В селе Тигиль, где предстояло работать молодым выпускникам пединститута, было два областных учебных заведения: педагогическое училище и только что открывшаяся школа-интернат. Преподавание в них шло на русском языке, но учились, в основном, местные - коряки, нэмэланы, чукчи. Учеников в интернат собирали по всей Камчатке. Учителя ездили по становищам кочевников-оленеводов, агитируя родителей отправлять детей в областной центр. Родители охотно соглашались. Дети нуждались в образовании, а интернат был для них единственной возможностью не только получить знания, но и поправить здоровье, и перезимовать в тепле под надзором заботливого персонала, пока семьи кочуют в тундре с оленьими стадами.
Непривычные к городской жизни дети с трудом мирились с такими странностями чужой цивилизации, как умывание с мылом. Душистое земляничное мыло они пробовали на вкус, и воспитатели терпеливо объясняли, для чего существуют эти симпатичные, приятно пахнущие розовые брусочки. Малыши боялись спать на кроватях. В чумах-то нет подобных сооружений. Тёплые пушистые шкуры, расстеленные на полу, оберегают от холода. А тут - белая, как снег, постель, неизвестно зачем водружённая на этакую высотищу! Страшно…
Дождавшись, когда воспитатели выйдут из спальни, дети сбрасывали постели на пол, ложились, заворачивались в одеяла и спокойно засыпали. Но матрасы - не шкуры и плохо предохраняют от холода. Администрация интерната нашла выход из положения: оленеводов попросили привезти шкуры, которые стелили в спальнях на пол, а поверх клали матрасы.
Дисциплина в школе была идеальная: русских учителей и врачей боготворили, да и было за что. В эти суровые края ехали энтузиасты и работали не за страх, а за совесть. Никакие деньги не могли оправдать тяготы жизни в селе, где лето длится не дольше месяца, а зимой светает к полудню и темнеет в два - три часа дня.
С середины июня по сентябрь на Камчатку с материка судами доставляли товары и продукты. Жители закупали всё впрок. В домах были погреба и подвалы, где запасы хранились в ящиках и расходовались очень экономно, поскольку зимой море вдоль побережья замерзало, и транспортные суда переставали ходить.
***
Село Тигиль, областной центр… Одноэтажные дома, построенные по типу семейных общежитий. У Андрея и Лены своя комната, маленький подвальчик для продуктов. За стеной живёт семья врачей: он - немец, она - русская, две маленькие дочери. В крохотной комнатушке помещается кровать, стол, пара стульев и узенький топчан, на котором девочки спят валетом. Когда мать уходит на ночное дежурство, слышно, как отец «воюет» с малышками, пытаясь посадить их на горшки. Горшок у каждой свой, и если папа в темноте случайно перепутает, где - чей, поднимается крик: немецкие девочки любят порядок.
Слушая крики девчонок в соседней комнате, Лена и Андрей смеются. Неискушённым в горшечных премудростях молодожёнам невдомёк, как эти крохи узнают свою собственность при свете холодных камчатских звёзд.
Электричества в домах нет. Горят керосиновые лампы. Свечи - редкость.
В лунные ночи дико и заунывно воют привязанные к кольям во дворах ездовые собаки. В селе ни одной кошки - не приживаются они здесь. Ездовые лайки крупные, почти как волки, некоторые из них действительно в родстве с волками. Свирепые звери, не признающие никого, кроме своего хозяина - каюра. Только он кормит их, и только ему они позволяют подходить, ласково трепать их по мохнатым загривкам.
Сороковой год. Война с Финляндией. Радио - единственный постоянный источник информации. Газеты в Тигиль привозят из Петропавловска-Камчатского, с опозданием в несколько дней, письма с материка идут месяцами. Тревожное время. На пороге другая, более страшная война.
Сорок первый…
Войну ждали, её приближение ощущалось, как ощущается близкое извержение вулкана - по неуловимым признакам опасности, по лёгкому дрожанию земли под ногами, по необъяснимому беспокойству, охватывающему при виде клубящихся вокруг склона паров. Но первый огненный взрыв всегда неожидан.
В первые дни войны Андрея и немногих преподавателей-мужчин отправили в Усть-Тигиль, где им предстояло дожидаться транспорта, идущего на материк, но японцы установили блокаду Камчатки. Ни одно транспортное судно не могло подойти к её берегам. Мужчины были вынуждены вернуться в Тигиль.
Не вражеские налёты, не обстрелы, а голод грозил жителям полуострова в надвигающуюся суровую зиму. В Петропавловске-Камчатском на складах ещё сохранялось достаточно продуктов, чтобы население могло кое-как перезимовать. В Тигиле обстановка была хуже. Продукты и медикаменты теперь переправлялись с материка самолётами. За неимением аэродрома лётчики сбрасывали грузы прямо в тундру. Местные жители вставали на лыжи, запрягали собак и шли за драгоценными товарами. Честность - удивительная черта северных народов. Краж не было, никто не пытался утаить найденный груз. Всё свозилось в село и делилось поровну. За короткое лето удалось запастись ягодами и грибами. Осенью стало труднее. Охотники-коряки приносили дичь, ловили рыбу и делились с русскими.
Лютой была зима с сорок первого на сорок второй год. Тогда над Тигилём пылало северное сияние. Чёрное небо рвали сполохи холодного огня.
После работы в школе-интернате молодые учителя читали лекции в воинской части, расположенной довольно далеко. За неимением другого транспорта, ездили на лёгких санях - нартах, запряжённых собаками. Настоящая северная романтика!
Ласточку в части любили. Она преподавала с удовольствием, лекции её запоминались, да и её предмет - литература - сам по себе интересовал молодых воинов. Книги были единственным развлечением в недолгие свободные от службы часы.
В тот зимний вечер Лене предстояло рассказывать солдатам, многие из которых едва успели окончить 6 - 7 классов, о раннем творчестве Пушкина. Вёз её в часть весёлый пожилой коряк. Он погонял упряжку, что-то напевая на своём языке.
Огоньки села растворились в темноте, и звёзды стали ярче. Хруст снега под лапами собак, скрип полозьев, протяжная песня каюра да шум ветра, обжигающего лицо, были единственными звуками, нарушавшими покой тундры. До воинской части оставалось немного, когда собаки забеспокоились, ускорили шаг, начали поскуливать, ворчать с подвывом. Им ответил далёкий вой. Волки. Морозными зимами они сбивались в огромные стаи и бродили по тундре, нападая на людей даже на окраинах посёлков.
Собаки рванулись без окрика хозяина и помчались вперёд, как бешеные. Обернувшись к Лене, каюр прокричал:
- Держись крепче! Если упадёшь, я не смогу их остановить.
Ласточка обеими руками вцепилась в края нарт, тёплые рукавицы мешали ей, но снять их было невозможно не только из-за мороза: нарты швыряло, как лодку на волнах.
Волки настигали. Они бежали молча, их зелёные глаза посверкивали в темноте всё ближе. Но впереди уже светились огни воинской части. Собаки мчались к ним. Часовые заметили приближающуюся диким аллюром упряжку и смутные тени позади неё. Со смотровой площадки прогремели выстрелы. Волки поотстали, но два или три продолжали погоню почти до самой ограды части. Упряжка ворвалась в открытые ворота. Через двор к нартам бежали солдаты. Ласточка попыталась встать, но не смогла разжать одеревеневшие от холода и напряжения пальцы. Военный врач, за годы службы на Камчатке привыкший ко всякому, оживил её руки умелым массажем. Выпить спирта пациентка отказалась: ей предстояло читать лекцию.
«Какая лекция?! - рассмеялся врач. - Вам согреться надо и отдохнуть».
Но упрямая молодая учительница настаивала на своём: она не отменит занятие.
Час спустя она, как ни в чём не бывало, вошла в актовый зал, где её ждали все, кто был свободен от дежурства…
***
Новый 1942 год Лена и Андрей встречали при свете керосинки в нетопленой комнате, зато на столе было чудесное угощение - конфеты. Это Андрей нашёл в погребе оставшийся с доблокадных времён ящик с карамелью. Верхний слой погрызли мыши, не побрезговав даже цветными бумажками, но на дне конфеты были целы.
Прилетавший в конце декабря самолёт сбросил в тундру контейнер с крупой и консервами: новогодний подарок с материка.
Сводки с фронтов не располагали к праздничному настроению. Наши продолжали отступать, правда, Москву не сдали. Сражался окружённый врагами Ленинград. А здесь, на востоке, у границ Советского Союза стояла в полной боевой готовности Квантунская армия, ожидая сигнала к нападению. Гитлер требовал от восточных союзников немедленного вступления в войну, но осторожные японцы не спешили. Они безжалостно топили наши суда, сбивали самолёты, но пока не решались на интервенцию: сыграло свою роль поражение немцев под Москвой.
В феврале 1942 года у Лены и Андрея родилась дочь Галя. К этому времени запасы подошли к концу. Питались одной рыбой, и запах её присутствовал в материнском молоке. Ребёнок отказывался брать грудь, плакал. Соседи и знакомые помогали, чем могли: приносили заготовленные впрок ягоды, сушёные фрукты. Лена делала отвары и пила. Сахара не было. Горьковато-кислая морошка, залитая кипятком, не лезла в горло. Лена открывала любимые книги Грина и погружалась в мир, далёкий от войны. Так, читая, незаметно, глоток за глотком, выпивала отвар.
В конце лета 1943 года у маленькой Гали появилась сестрёнка Нина.
Вскоре с материка пришло печальное известие: под Сталинградом погиб старший брат Лены Георгий.
Сталинградская битва и пленение армии фон Паулюса решили судьбу камчадалов: Япония не вступила в войну. Тем не менее, блокада продолжалась. Помощь бедствующему населению Камчатки оказывали Соединённые Штаты Америки. Американские самолёты доставляли на полуостров контейнеры с продуктами, медикаментами, одеждой. Новорожденная Нина получила свой первый в жизни подарок: маленькие носочки ручной вязки. В них была вложена записка на английском языке - добрые пожелания русскому малышу.
Но не только голодом, лишениями, страхом и горем запомнились Ласточке военные годы. Даже в самых тяжёлых условиях бывает что-то, о чём через много лет вспоминаешь с улыбкой. Были и долгие светлые летние дни, когда освободившаяся от снега под тёплым камчатским солнцем тундра чудесно расцветала. Возвращались оленьи стада. Оленеводы приезжали в интернат забрать детей на летние каникулы. И это были самые настоящие каникулы: с играми, праздниками, новыми встречами.
Рядом с двором учительского дома, где жили Лена и Андрей, сидел на приколе громадный пёс по кличке Серый - вожак ездовой упряжки. Исполненный достоинства зверь, знающий себе цену. Говорили, что его отцом был волк, а матерью - одна из лучших ездовых лаек в Тигиле. Никто, кроме хозяина, не отваживался подойти к Серому. Он никогда не лаял, но если кто-то из обитателей учительского дома приближался, Серый молча приподнимал голову и показывал клыки. Лена боялась за дочек и не отпускала их одних во двор. Но однажды, завозившись на кухне, она не заметила, как Нина, которая только недавно научилась ходить и, конечно, была одержима духом исследований, выскользнула из дому. Лена хватилась её сразу, выбежала во двор и в ужасе замерла: Нина копошилась возле Серого, пытаясь забраться ему на спину, а он осторожно стряхивал её и облизывал ей личико, перепачканное в манной каше. Наверное, принял её за щенка, а со щенка какой спрос. Камчатские лайки умны.
***
1944 год прошёл в напряжённом ожидании. Вера в Победу была велика. С первого дня войны, до того момента, когда над далёким Рейхстагом взметнулось алое знамя, люди жили этой верой, и ничто не могло её поколебать.
Весть о капитуляции Германии облетела весь мир, но для Камчатки война ещё не окончилась.
В начале лета 1945 года Лену и Андрея перевели в Петропавловск-Камчатский. Выжить с маленькими детьми в городе было, конечно, легче, чем в затерянном в бескрайней тундре селе Тигиль. До Петропавловска предстояло добираться морем, а японцы держали под прицелом всё побережье.
В Усть-Тигиле небольшая группа пассажиров погрузилась на баржу. Матрос, перевозивший людей с берега, изменился в лице, увидев молодую женщину с двумя малышами.
- Соблюдать полную тишину, - предупредил он.
Шли глубокой ночью на вёслах, не зажигая огней, не включая двигателя. Несколькими днями раньше из Усть-Тигиля в Петропавловск-Камчатский пришла баржа, обстрелянная японцами: развороченные борта, на палубе - кровавое месиво. Никто из пассажиров не выжил…
***
Блокаду Камчатки сняли только в августе 1945 года после разгрома Японии.
Великая война завершилась.
Жёлтый «Икарус» неторопливо следует своим обычным маршрутом по проспекту Победы. Из окна автобуса мы с Ласточкой смотрим на низкие длинные здания, растянувшиеся на фоне сопок. Дома в Петропавловске-Камчатском строятся с учётом повышенной сейсмичности. Шесть этажей - это уже много. Три многоэтажки стоят рядом, как близнецы. На торце первой сверху вниз большими буквами написано: «Свобода», второй - «Равенство», третьей - «Братство».