Маркиза Помпадура

Моей любимой подруге и вдохновительнице Руслане фон Андерсен посвящаю.
Анна Королева

МАРКИЗА ПОМПАДУРА

«Канальство!».
Света в квартире не было. Еще и это! Красивая картина, которую она лелеяла всю дорогу из аэропорта, - она бросает чемодан в прихожей, сбрасывает туфли, бросается поперек кровати и рыдает, рыдает…, - растаяла в темноте. Рыдания на время отменяются. Придется, запинаясь, чертыхаясь, щелкая зажигалкой, для начала найти свечку. Если она вообще есть… «Что это дамочка у нас такие грустные? Никак любовник бросил?» - «Да, дядечка таксист, не в бровь, а в глаз. Но вот лезть в душу сапогами, да еще за свои деньги я не позволю».
…Едва впорхув в холл отеля, она поймала его взгляд. Длинный, темный, мягкий… Магнит. Он казался выше своих собеседников за счет гордой аристократической осанки. Это несмотря на их официальные костюмы и его легкомысленную гавайскую рубашку. «А сумочка из аэропорта – соломенная, с красной розой – очень даже смотрится с моим цветастым сарафаном». Почему-то ей захотелось проверить, есть ли у него родинка на правой щеке. Она придумала ее для графа Жюльена два года назад. Коня и шпагу – вылитый граф!..
Свечка есть, уже проще. А что там автоответчик?
«Доченька… Ой, я и забыла о твоем Крите. Перезвони, как вернешься». – Это мама, «облако в штанах», живет в своем мире – цветов, кошек и воспоминаний. Да, мамусик, обязательно…
«Илона!» - Сколько повторять: Иоланта, а не Илона! – «…Если ты приехала, позвони мне, пожалуйста. Я уже соскучился». – Это «друг». Недавний, но надежный, как каррарский мрамор, и скучный, как асфальт. Потенциальный муж. Поскучаешь еще денек.
«Елка! Тебя что, нету? С книгой поторопись, тут уже копытом бьют. Звони!» - Это Алька, альтер-эго, почти сестра.
«Иоланта Львовна, это из издательства «Виагриус» беспокоят. Срок сдачи рукописи истекает десятого октябрям».
Послезавтра! О – о! Придется рев, посвященный вероломству мужчин и убитой надежде на счастье на сегодня отменить вообще, перевоплотившись на время в Жорж Санд. Но сначала – «звонок другу».
Год назад объявилась Алька, бывшая лучшая школьная подруга, экс-дуэнья по совместительству. Ярко-рыжая (на этот раз), сменившая работу, любовника и место жительства, она вызывала здоровую зависть и желание следовать примеру. Тогда и произошел этот разговор:
- Все грызешь гранит?
- Не грызу, но заставляю спиногрызов. Без видимого результата. -
Иоланта преподавала тогда в спецшколе химию.
- Не устала? Давай к нам. Я в дамском издательстве секретарем, мой там редактором трудится. Обеспечиваем барышням интеллектуальный досуг.
- А я кем? Как ты?
- Да нет, штат набран, все свои… А вот если напишешь роман про любовь, будешь «в шоколаде».
- Смеешься, что ли? Я ничего, кроме сочинений в школе…
- Зато все пятерки. И чего на химфак потянуло?
- Давняя мечта взорвать школу. Шутка.
- А письма твои всем колхозом читали… – Алька училась в Питере на актерском.
- Я, вообще-то, тебе писала…
- …сопереживали, одна даже ревела. Берись, не Боги горшки… если что, ребята подправят. Нам такое приносят – мухи дохнут! И ничего, проскакивает.
К ее удивлению, подправлять почти ничего не пришлось. А «фотка» на обороте смотрелась отлично: прямо Изабель Аджани только носик подлиннее. Вторая книжка тоже написалась сама собой. Иоланта увлеклась, почти не вылезала из-за «машины». (А после второго романа она ушла из школы, к облегчению незамужних коллег. Все же серпентарий «отдыхает» по сравнению с бабским коллективом.) А сейчас надо срочно сдавать третью, а желания писать нет. Потому что… Он оказался вруном, ловеласом, скотиной… Далее – по списку. Попала в ситуацию: первое серьезное чувство настигло начинающую писательшу на пороге тридцатилетия на пошлом курорте. Нет, курорт-то как раз обычный, а вот ситуация – пошлая, как в ее романах.
«Сама накаркала», - продолжала злиться Елка, листая записную книжку в поисках Алькиного мобильника. Домашний молчал.
«Нет, ну разве Он не ловелас? - «Ах, Иоланта, я тоже люблю творчество Чайковского, как ваш уважаемый батюшка, ведь это он столь изысканно назвал свою дочь?»… Изысканный ты наш. Не фиг жениться было.»
Елка понимала, что городит чушь: гулять на сторону – стиль большинства мужчин, но она с детства ненавидела вранье.
«Вот папа себе таких гадостей не позволял. Он вообще кроме своего оркестра, мамы и дочки в жизни никого не замечал. Святой человек (Царствие ему небесное), в отличие от Некоторых.
А, вот он, телефон «верного друга Альки»!..
- Алло, Елка, ты? Ревешь, что ли?
- Ага…
- Мужик?
- Угу…
- С Крита? Ну, ясно. Приехать?
- Нет, работать надо. Срок послезавтра, а свет отрубили, и ни одной мысли.
- Так. Излагай быстро, а то у меня еще Жозефина не гуляна. – Это белая пуделиха, названная в честь главной героини Елкиного романа, и подаренная Елкой же.
- Он… Он такой классный. Доктор. Красивый, вежливый… цветы… брюнет, остроумный, холостой… Я, может, его всю жизнь ждала. Такие только в книгах…
- Ага. В твоих. Ну, и чего наш «прынц» натворил?
- А-а-а… Он женат… А врал…
- Ясно-понятно-банально. Зовут нас как?
- Миша. Могу по буквам: Мерзавец, Идиот, Шкура, Авантюрист.
- Мишель, значит? Так. Звони в ДЕЗ.
- Зачем?
- Чтоб свет дали, балда! И меняешь имя героя на «Мишель».
- Зачем?
- Что ты заладила?! Слушай мысль. Убьешь двух зайцев: допишешь «нетленку» и отомстишь.
- Как?
- Придумай. Сломай ему ногу, к примеру.
- Ага. Все. Ты – «гений, Ваше Величество»! Звоню в ДЕЗ. Целую.
- Эй, а как ты узнала, что – женат?
- Потом. Спасибо.
…Елка вернулась в свой номер.
- Здрасьте. – Она слегка опешила от вида «графа», уютно расположившегося за ее журнальным столиком с кучей бумаг. Он был чертовски хорош в белом махровом халате. С мокрыми темными волосами. «Это что, нынче так знакомятся?»
- Простите, но у меня утром уже убирались. Не знал, что здесь есть русские горничные. – Он обаятельно улыбнулся.
Елка, убегая в сауну, номер не закрывала. 2004 – это она помнила. А вот «а» или  «b»? Кажется, «а».
- Благодарю за «горничную». Если вам так понравился мой номер, могу поменяться. – Елка обиделась.
- С чего вы взяли, что он – ваш? И доклад этот ваш? Просто все номера на этаже одинаковые. Есть идея заглянуть в соседний. - Он легко поднялся и открыл перед нею дверь, обдав запахом свежести. «Что за парфюм?» - Иоланта почувствовала себя полной дурой. Соседняя дверь распахнулась.
- Ну вот, и сумочка ваша здесь. Ничего, девушка, бывает. Кстати, меня зовут Михаил. Детский врач. Из Москвы.
- Иоланта. Писательница. Оттуда же. Это уж вы извините, что так получилось.
Елка стыдливо прикрыла дверь своего убежища. «Вот дурища!.. А сумочку мою запомнил…»
…Свет включился сам собой. «Как в театре. Ну, значит сам Бог велел.» Мстительно включив орудие производства, Елка отправилась на кухню в поисках кофе. Еды, конечно, нет. В мечтах о рыданиях (держалась всю дорогу) она, конечно, проскочила все магазины, забыв о выключенном холодильнике.
«Ты не находишь, что это – знак судьбы: впервые приехать из Москвы на Крит, чтобы здесь встретить свою «половинку?» - Казалось, Он был искренен. Как же мы романтичны и тонки! Прямо умираю от умиления. А «половинка»-то твоя дома, с двумя детьми мается! Ну, ладно, получишь ты у меня…

«Тетушка Эугения, маркиза де Марш, приехавшая утешить овдовевшую сестру, мать Жозефины, представляла собой помесь гигантской жабы в рюшечках с начальником Парижской жандармерии. Уморив четверых мужей, она пришла к твердому выводу о порочной сущности всей мужской половины человечества по причине неискоренимой кобелиности их натуры. Ошибка природы, недоразумение Господне. Кроме, разве что, отдельных представителей духовенства. Старая маркиза была уверена, что все четыре покойника пали жертвами ее неземной красоты, а в итоге – воли Всевышнего, а вовсе не позарились на ее титул и деньги. Что с их стороны было крайне легкомысленно. Эугения любила Жозефину, так как своих «ангелочков» Господь ей не дал…»

«Вот тебе, чтобы «карась не дремал». Побегай, герой-любовничек, на свиданки с такой охраной!..»
Настрочив в таком духе пару страниц, Елка все же решила позвонить маме:
- Я дома, мамуль… Пишу. Как ты?
- Я была сегодня на чудной выставке, фарфор, стекло, я выбрала две фигурки, кошечки – само очарование… Тебе необходимо на них взглянуть… Одна…
Можно не слушать минуты две.
- Мама, ты обедала?
- Что? Да, мы заходили с Изольдой в ресторан…
Какое-нибудь кафе.
- …там такие чудные пирожные… они такие, знаешь… Помню, в пятьдесят девятом году…
Можно не слушать еще две минуты.
- Мама, я все поняла…
- А как твой новый роман? Мы с девочками с нетерпением ждем… Кстати, у меня, кажется, кончаются деньги. А эта твоя Жозефина – просто прелесть! А Жюльен – мечта любой женщины!
- Он уже Мишель, и – хорошая скотина.
- Порядочные девушки не должны так выражаться, Иоланта.
- Зато теперь у Жозефины есть тетя. Мне пора за работу. Ты поосторожней с тратами, гонорар будет через неделю.
- Хорошо, детка. Отдыхай, тебе необходим отдых. Целую тебя.
- Я уже отдохнула.
- Да? Как съездила? Как море?
- Отлично. Я позвоню.
В этом вся мама. Не здесь и не сейчас. Большое прекрасное дитя. Но жить с ней – с ее «девочками» и кошками во всех видах – не реально.

«Жозефина тщетно прождала Мишеля у окна весь вечер, вздыхая и тревожно вглядываясь в густеющую темноту парка. В результате тетушка, напуганная ее бледностью, уложила девушку в постель раньше обычного и, что всего хуже, осталась с «бедной крошкой», дабы поддержать ее в болезни. На невинное создание целых два часа выливался поток маркизиных воспоминаний и предостережений о мужском вероломстве. Лишь утром Жозефина узнала о том, что граф Мишель опоздал по причине падения с лошади во время охоты на дикого кабана. Он пробрался в сад, как только смог отделаться от лекарей. Но поздно: Эугения уже прочно заняла свой пост подле племянницы…»
«Тетка – молоток! А ты, братишка, помайся под окном и послушай про себя правду. Может, даже на сучок какой в темноте напорешься. Ну, не глазом, хоть чем-нибуд. То-то красавец к утру получится!..»
Поиздевавшись в том же духе над бедным графом де Прованс (тоже мне, майонез несчастьный!) и не позволив ему видеться со светом «очей его» еще две недели по причине воспалившихся укусов дикого кабана, Елка решила все же взять тайм-аут до середины дня. И «израненная душа, взыскующая возмездия», и «бренное тело» требовали короткого отдыха.
«Молодец, Алька, голова! А я бы, дура, и себя извела, и сроки сорвала», - думала, засыпая, «неуловимая мстительница». А неуловимая она потому, что никто ее не ловит. Как в анекдоте. Все. Спать.
Во сне виделся всякий бред: рыжая Алька высекала из каррарского мрамора фигурки кошек; жаба-Эугения правила текст на компьютере, приговаривая: «Порядочная девушка не должна так выражаться»; возлюбленный Михаил печально ел майонез из банки, утираясь кружевной манжетой; на фотографии смуглая красавица обнимала его, а они вместе – двух одинаковых черноглазых девчонок…
Проснулась от голода и телефонной трели.
«На фиг вас, мне здоровье дороже», - ответила Елка телефону цитатой из Высоцкого. – Знаю, знаю, кто это: Петюня. Не хочу. И замуж больше не хочу. И помру старой девой. И «Ауди» мне твоя не нужна, свою куплю. А будешь надоедать – и тебя в романе выпишу…»
Елка уже завязывала кроссовки для похода за хлебом насущным. Даже краситься не стала.
«Нет, куплю себе «Альфа-Ромео». Красную. Брюнеткам красное к лицу.»
В ожидании лифта Елка продолжала строить козни против злополучного Мишеля: «А может его паралич разобьет? Нет, это скучно. Пусть его лучше оса укусит. В язык. К примеру, вышел он с утра на террасу, и с бодуна решил добить остаток рейнского после вчерашнего. А в бутылке – вредные насекомые…»
Двери лифта раздвинулись подобно челюстям дракона. «О, только не это!..» Как минимум раз в неделю Елка была вынуждена терпеть присутствие в тесной кабине одновременно двух лохматых колли в сопровождении местной Шапокляк – тети Вали с десятого этажа. Сочетание ехидного любопытства и иезуитской осведомленности о закулисной жизни всего подъезда с клочьями шерсти на одежде начисто лишало веры в человечество. Вот и сейчас: «Иоланточка, заходите. В тесноте, да не в обиде. Вы уж моих простите, ни секунды покоя, порода такая. Ну, как там на острове Любви?». И так далее…
Из подъезда вышла вся в шерсти и подозрениях в неискренности. День был солнечным, но ветреным. Холодрыга. С Елкиного седьмого этажа октябрь выглядел как старый добрый август. Ему удалось обвести вокруг пальца голодную девушку: она выскочила в мир в легкой ветровке поверх новокупленной кокетливой маечки. Но «возвращаться – плохая примета».
«Ладно, пусть замерзну, но за все мои несчастья сейчас оторвусь по кулинарии».
Увы, магазин был недоступен «по техническим».
«Наверное, это – карма, и против нее не попрешь», - Гребенщиков был прав. Есть еще у метро круглосуточный. Далеко, но не смертельно. Заодно придумаем еще пару гадостей для милого графа. Кабаны и осы – это хорошо. Теперь семейный конфуз организуем. Отец – пьянь, сестра – проститутка… Жаль, происхождение не позволяет».
Елка так увлеклась казнью французского дворянина, что влезла правой кроссовкой в знаменитую лужу у перекрестка. С этой достопримечательностью местные власти боролись лет двадцать, но лужа всегда побеждала. И теперь Иоланта стояла по щиколотку в ледяной воде. А вот кроссовки, между прочим, дорогие, память о втором гонораре. Чертова лужа!..
…- Девушка, колись! – Они лежали на белом песке. – Держи банан. Какие у тебя недостатки?
- Ты о чем? Я состою из сплошных достоинств: не пью, не курю, не имею мобильника. Боюсь СВЧ. Мне просто хронически не везет. – Она лениво повернулась на спину.
- Я хочу все о тебе знать. Кайся быстро.
- Ну… я очень ленива.
- Ну! В этом каждый с удовольствием признается. Любимый грех миллионов трудящихся.
- Ты тоже, что ли? Ладно, я не приспособленная, плакса, готовить не умею…
- Научим. Это все? А истерики?
- О. Нет! Мне мамы хватило.
- Ты начинаешь мне нравиться!
- Смотри, не увлекайся. Это я на отдыхе, а у тебя симпозиум и вечерний доклад.
- Так ты еще и секретарь? Может, тебя приватизировать? – Как же ей нравились эти насмешливые чертики в его глазах!..
…Напоминая самой себе главную героиню фильма «Челюсти», Елка, в собачьей шерсти, с мокрой ногой, ворвалась в магазин. С трудом сдерживая желание разметать очередь в кассу, она нахватала кучу продуктов. Денег на все не хватило – часть еды пришлось выложить у кассы. Еще одно, блин, унижение. Очередь пялилась. Кассирша – тоже.
«Все, с меня хватит! Домой, домой!» - Елка пыхтела под тяжестью сумок. Приблизившись к родному подъезду, она едва не застонала: «Еще тебя мне не хватало для полного счастья!..» - из новенькой черной «Ауди» неуклюже выбирался Петюня. В правой руке он держал черный же «дипломат», в левой – букет белых роз. Он смахивал на белого медведя, втиснутого в строгий черный костюм.
С Петюней (Петром, а для подчиненных – Петром Ивановичем Беловым) Елку познакомила Алька полгода назад на презентации второй книги. Убеждала:
- Хватит уже в твоем возрасте вести иллюзорную жизнь! Давай сведу тебя с кандидатом в мужья. И даже не спорь. Вице-президент банка, партнер нашего издательства. Три штуки баксов в месяц, не курит, не пьет, положительный, как сальдо…
Елка еще тогда возразила:
- Подозрительный тип. А расслабляется он как?
- А он не напрягается. Так что посерьезней, пожалуйста.
- Сама-то что теряешься?
- Мне моего хватает. Петюня – прелесть, раритет, сейчас таких не делают. Будешь за ним как за каменной стеной. Имя само за себя говорит.
- Страшный, небось, и старый?
- Вот и нет. Тридцать три года, живая гигантская модель пупса, созревшая для семейной жизни. Ну, не Шварценеггер – это да. А зачем тебе красавец? Чтобы по девкам бегал? Короче: наряжаешься «под классику», а-ля Жаклин Кеннеди, косметики – минимум, воплощение респектабельности. Духи тебе дам свои: ему нравятся «Фиджи» и умные брюнетки. Еще любит шахматы и бильярд, у них в банке это модно.
Елка банкиру понравилась, они стали встречаться. Да уж, «классика» - не то слово. Рестораны, театры, закрытые просмотры в Доме Кино; через два месяца – «дорогая», на день рожденья – ноутбук, всякий раз – розы, всегда – красные. И бесконечное полусладкое шампанское, от которого пухнет голова. А еще – торт «Прага», ненавидимый с детства, «черный хлеб с маслом». Но Петюне этого не объяснишь: положено – и баста! И никаких «отношений» до свадьбы. Только поцелуй в щечку при встрече и прощании. Девятнадцатый век. «Тоска, бояре!..» Но Иоланта уже почти смирилась с мыслью о браке с вице-президентом. Алька права: от добра добра не ищут. Если бы не Крит… Петюня – ходячий «человек-контракт», с жизнью, расписанной на годы вперед и подчиненной одной цели: успешной карьере в банке. Он планировал жениться в тридцать три, и тут подвернулась Елка. Яркая, обаятельная и острая на язык, она хорошо оттеняла его на корпоративных встречах. Начальство «невесту» одобрило, - вернее, Петюнин вкус. Жены начальства справлялись у Петра Ивановича о новых книгах Иоланты Львовны. Ее писательство явилось удачным пикантным дополнением к его блеклому имиджу. Петюне даже в голову не приходило, что «дорогая» может хотя бы посмотреть в сторону другого мужчины, не то, чтобы – влюбиться. По себе людей не судят. Впрочем, Петюня не знал и этого.
- Салют! – Елка остановилась.– Что, помер кто-то? – Она кивнула на его черный костюм. - Чем обязана?
- Здравствуй. Хорошо выглядишь. Ты не отвечала на звонки. Решил сделать сюрприз. Давай поднимемся к тебе, поговорим, если ты не против. – Петюня протянул ей букет и подхватил сумки. – Позволь. Тяжести – не женское дело.
Петюне проще позволить, чем объяснить, что он совсем некстати.
«Пятнадцать минут, и выгоняю. Съем бутерброд, и за работу. Зажился граф на этом свете. И почему это розы сегодня белые?..» - думала Елка, поднимаясь в лифте. А воспоминания о недавних событиях навязчиво лезли в голову…
…- Елка, Елочка. – Он обнимал ее за плечи, глядя на сумасшедший закат. – Что за имя у тебя несуразное? Придется тебя каждый год наряжать. Хочешь, я угадаю твой любимый цвет? Или чем ты болела в детстве?
- Ага, хочу.
- Красный. Болела ты краснухой (это хорошо) и свинкой. Была ты толстой и обидчивой, чуть что – в рев.
- Откуда знаешь?
- От верблюда.
- Миша, я хотела тебя спросить…
- Нет, уже не женат. Довольна?
- Очень…
…Избавившись в прихожей от противной мокрой обуви, Елка ринулась к компьютеру:
- Петя, пять минут подождешь? А то я забуду.
Он что-то отвечал, но она, не слыша, набирала:
«…Ранним июльским утром Жозефина с Эугенией совершали прогулку по имению. Влюбленная девушка выбрала маршрут поближе к графским владениям в надежде на долгожданную встречу с прекрасным Мишелем. Конечно, юная красавица не смогла удержать при себе своей главной сердечной тайны, и открылась перед «милой» тетушкой. Старая маркиза переполошилась. Ей страсть как хотелось разоблачить еще одну «каналью в штанах», и тем спасти от гибели своего «обожаемого белокурого ангелочка». Девочка еще так чиста и наивна! Удача на этот раз улыбнулась «старой перечнице»: граф, страдая от боли в распухшем, не помещающемся в рот языке, решил сократить дорогу в Льеж (к тамошнему эскулапу) через соседские владения, и тут же нарвался на двух прелестных родственниц, что-то увлеченно обсуждающих. (Само собой, его персону, а кого же еще?) Путь назад был отрезан – они уже приближались. Одна – само достоинство, другая – само радостное ликование.
- Чудесное утро, граф! Позвольте представить вам, тетушка, графа Мишеля де Прованс. Граф, моя тетя: Маркиза де Марш.
- Рада знакомству, граф. Жюльен де Прованс – не ваш родственник? Десять лет назад в Версале…
- Нэ, нэ ной…
- Милая, ты не говорила, что он – немой, - прошипела старуха в ухо племяннице.
- Я ничего не понимаю, - растерялась девушка. – Мишель, вам нездоровится?
Дабы не компрометировать себя больше речью, граф решил прибегнуть к языку жестов. Его попытки изобразить ос, отведавших рейнского, больше всего напоминали кривляние городского сумасшедшего на воскресной ярмарке. В сочетании с гарцующим скакуном герой-любовник вызывал оторопь. Дамы были перепуганы насмерть.
- Такое горе в столь еще молодом возрасте! – Даже «старая жаба» прониклась серьезностью ситуации. – И что, он богат?
Дворянин отнес испуг на лицах благородных женщин на счет своего здоровья, и с удвоенной силой принялся изображать месть пьяных насекомых.
- Душа моя! – Тетка заботливо обняла бедную Жозефину. – Решено, осенью везу тебя в Париж. Видать, ты совсем одичала в этой провинции, если этот паяц мнится тебе идеалом.»
Вернувшись на кухню, Елка спросила, лихорадочно сооружая трехэтажный бутерброд:
- Красные розы в Москве кончились?
- Нет. Просто сегодня особенный день.
Елка не обратила внимания на торжественный тон «милого друга», расположившегося посередине ее небольшой кухни. Теперь банкир напоминал белого слона в посудной лавке, безопасного до тех пор, пока сидит на шаткой табуретке. (Кстати, мебель пора поменять.) Такой небольшой слоненок с залысинами и в золотых очках. И без хобота. Но с дипломатом и дорогим мобильником. Она была занята исключительно поглощением кулинарного «шедевра»: хлеб, масло, сыр, колбаса, кетчуп, салат…
…Уже час они с Мишей сидели в ресторане гостиницы. Иоланта немного осмелела:
- Миша, а ты с детства мечтал стать врачом? – Елка уже отхлебывала «Мартини», как компот. Она давно скинула тесные туфли под столом.
- Да нет. Просто у нас династия. Но мне это дело по душе. – Он серьезно посмотрел ей в лицо. – А ты всегда мечтала писать книги?
- Не – а! Это Алькин проект. – Она глупо хихикнула. – Удачный, как все, что она делает. Алька – голова. Этот граф из последней книжки ужасно похож на тебя, даже родинка на щеке…
«О, Боже, что я несу? Теперь он уже точно убедился в моей дебильности! Пора домой…»
- Я отлучусь на пять секунд? – Не дожидаясь ответа, она, уронив пару стульев, с позором уползла в свой номер. «Правду говорят: не умеешь пить, пей молоко. Хотя оно тоже не решает проблем»…
… - Петя, а ты не голоден? Хочешь, и тебе бутербродик сделаю? – смилостивилась Елка после «первого подхода к снаряду».
- Нет, спасибо. Разве что кофе. Я уже пообедал в ресторане.
Петюня любил итальянскую кухню, что не замедлило сказаться на его комплекции.
- А-а, «люблю я макароны»? – съязвила Елка. – Смотри, с огнем играешь. Ну, ладно, что там за сюрприз? Извини, времени в обрез: завтра книжку сдавать.
- Дорогая… - Петр встал и откашлялся. Кухня уменьшилась вдвое. – Прости, у меня нет опыта в таких делах. Я много думал, и вот… - Он протянул черную кожаную папку. – Просмотри. Если захочешь что-то добавить, я не буду против. Да, чуть не забыл, это тоже тебе…
Маленькая ювелирная коробочка…
«Та-ак. Сватовство банкира. Третья часть Марлезонского балета. В папке, конечно, брачный контракт, а в коробочке – кольцо с бриллиантом. Уже не интересно. Что говорят в таких случаях? «Останемся друзьями»?…, «я должна подумать»?…, «я тебя недостойна»?…, «я не смогу составить твоего счастья»?… Чушь какая-то. Думай, Елка, думай. Нельзя человека обижать: все же полгода на тебя потратил.» Она нарочито заинтересованно листала содержимое папки в надежде потянуть время. Петюня начал угрожающее движение по кухне. Видимо, оно означало волнение:
- Сегодня вечером нас ждут мои родители. К семи часам. Думаю, тебе стоит предупредить твою маму о нашем завтрашнем визите к ней. В субботу – ЗАГС. В воскресенье – помолвка в узком кругу. Полагаю, «Пекин» подойдет. Свадьбу отметим там же. К тому же, там есть гостиница. Ты можешь пригласить Алевтину с ее другом. С моей стороны будут шеф с женой. На свадьбу я подарю тебе «Тойоту». Красную, как ты любишь. Я уже договорился в салоне. И о водительских курсах тоже. Моя жена не должна ездить в метро. Жить будем у меня на Пресне. Твою квартиру сдадим, пока строится наш загородный дом. К рождению первенца он будет уже готов. Шеф советует поселиться рядом с ним в Малаховке. Если хочешь, продолжай свою писательскую карьеру, я не возражаю. «Медовый месяц» мы проведем на Цейлоне.
- Я не пью цейлонский чай, - нерешительно встряла Елка.
- Хорошо, дорогая. Островов много, решим, не вопрос. Венчаться будем в Елоховке, сразу после регистрации. Ночуем там же, в «Пекине», утром улетаем. Надо не забыть камеру и акваланг.
…Турка с недопитым кофе полетела на пол.
«Оказывается, он умеет сверкать глазами и руками размахивать. Вот что значит мечта всей жизни! Но я-то тут при чем?»
Теперь Петюня напоминал розового слона, порхающего над земляничной поляной. Мясистые уши банкира были похожи на свиные отбивные средних размеров.
«Что только не привидится в стрессе бедной девушке! Блин, что делать-то?»
- Слушай, Петь, - тихо начала Елка, - ты бы сел, что ли. А то у меня от тебя в глазах рябит. Не находишь, что ты слишком громоздок для моей скромной кухни? – Елка будто на что-то решилась.
- Хорошо, сяду. Могу дать тебе три дня на доработку контракта.
- Не надо, Петь…
- Да есть еще время. Не спеши, обдумай каждый пункт…
- Не надо трех дней. Не надо контракта. И свадьбы тоже. Ты даже не спросил, как я отдохнула.
- А чего спрашивать? «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья». У тебя плохое настроение из-за книги? Могу партнерам позвонить, продлят срок сдачи на неделю.
- Не надо. Я полюбила другого человека.
Петюня сердито посмотрел из-под очков:
- Чушь. Нельзя за неделю полюбить человека. Тем более, в твоем возрасте. Это блажь, но я готов ее простить.
- Не трудись. Я не хочу замуж. И вообще…
- Могу продолжить: «я тебя не люблю». Ну, и что? А кто кого любит-то? И кого волнуют эти розовые сопли из сериалов и книжонок подобных твоим? Надо жить как люди, и все. Мы подходим друг другу, я предлагаю тебе внятные условия, чего еще надо?
- Ничего не надо.
- Иоланта, а как в старые времена? Некоторые знакомились только на свадьбе! Эти вопросы решали родители, и никаких дурацких разводов. Стерпится – слюбится. Тебе тридцать лет, а не пятнадцать.
- Так. Все. Прости, Петя. Ты – хороший человек, но тебе пора идти. А мне – работать.
- Когда-нибудь эмоции тебя погубят. – Он тяжело поднялся. – Я не считаю наш разговор оконченным.
- Не забудь свои вещи. – Елка кивнула на папку и колечко.
Петюня вздохнул, но кольцо забрал. Контракт оставил. «И с этим рассталась…»
… - Ты улетаешь рано утром, а мне еще три дня докладывать. Предлагаю финальный аккорд.
- Ужин в ресторане?
- Да, и не только.
Вот оно! Любимое бордовое платье пригодилось. «Порядок. - Оценив в зеркале роскошную вороную гриву, высокую грудь и свою ладную фигурку, Елка отправилась на рандеву. – Только счастливый блеск из глаз убрать, и дурацкую улыбку. И посдержаннее, девушка.»
- Елочка, я через две минуты!..
Под шум воды она созерцала фото в рамке, выуженное из его сумки под кроватью: его обнимает смуглая красавица, а они оба – двух черноглазых девчонок… Где она болталась остаток ночи, одному богу известно. Прочь, прочь отсюда!…
«Ну и черт с тобой, - думала Елка, устраиваясь за компьютером. – Мужик с воза… Мне главное – графа поизящнее угробить и выкинуть вас всех из головы. Надоели. А может, Альке звякнуть? Про Петюню поделиться. Нет, она ругаться будет, это – ее протеже. Ладно, потом. Что там у на с в далекой Франции?..»
«- Пресвятая дева Мария! – убивался Мишель по пути в Льеж. – Что подумала обо мне эта святая чистая душа, моя незабвенная Жозефина? Смогу ли когда-нибудь оправдаться перед ней?
- Пресвятая дева Мария! – Плакала  Жозефина на кружевном плече старой маркизы. – Тетя! За что небеса так несправедливы к нам? Или это какое-нибудь древнее проклятие? Что мне делать? Мое сердце принадлежит ему! Неужели моя участь – монастырь?..»
«Это мысль», - она задумалась…
…- Миш, а я когда увлекусь, пишу «корова» через «а». Миша!
- Да, да, да…
- Ты не слушаешь.
Он держал ее лицо в своих теплых ладонях:
- Это все неважно. Елка! Ты обаятельна как удав! Прости, что я так долго тебя искал. Но я же нашел…
…Звонок в дверь взорвал тишину, как набат. «Звонок надо бы сменить, так и «кондрат» хватить может…» - Она распахнула дверь, по детской привычке не глядя в глазок. На пороге стоял Он.
- Я смотрю, это твоя фирменная «фишка»: смываться из эпицентра событий.
- А как ты меня…
- Визитка. Я войду? – Он быстро окинул взглядом помещение. – Так из-за чего сыр-бор? Из-за этого, что ли? – «Граф» достал из сумки злополучное фото в рамке. - Из-за твоей стремительности я, кстати, доклад задвинул. Ты решила, что это моя семья?
- Допустим. – Елка уже взяла себя в руки.
- А ты ничего странного не заметила? Мы же с Машкой похожи, как две горошины в стручке. Я ведь рассказывал тебе о сестре, мы вместе с тобой покупали подарки племяшкам. У меня кроме них никого нет.
- А я?
- А ты?..
Тут прозвучал спасительный телефонный звонок.
- Але! Ну, что, ногу сломала?
- Только намочила, Алька. Жалко кроссовку.
- Ты о чем? – спросила Алька. – Я о графском здоровье беспокоюсь.
- Да нормально все с ним. Сидит передо мной живой, здоровый.
Миша тем временем пролистывал роман на экране монитора. Лицо его выражало веселое изумление.
- Елка, ты же, вроде, не пьешь. Кто там сидит? Может, приехать? – всполошилась Алька.
- Сидит? Граф. И ты сиди. Все хорошо.
- Что, Мишель объявился?!
- Ага.
- Во блин! Класс. Все, умолкаю. Звони.
Омерзительно громко тикал будильник. Миша повернулся к застывшей Елке:
- Да уж, изувековечила ты меня на славу. Особенно хорошо это: «убитая горем Жозефина третий день страстно молилась у постели умирающего возлюбленного». Ты хоть молиться-то умеешь?
- Я перепишу финал.
- Давай вместе. Чем бедняга страдает?
- У него токсический шок, родимчик, цирроз печени и опухоль мозга. А также…
- Понял. Будем лечить…

                апрель 2004