Сегодня – все как всегда. Маленькая потертая комната в очередном заштатном мотеле посреди этого большого и шумного города. Города, впрочем, также очередного.
Города, мгновенно сменяющие друг друга. Вереницы гостиниц и квартир. Множества с правилами соответствия. Или география безумия.
Уже поздний вечер, свет в моем номере как всегда выключен, лишь отсветы от разноцветной уличной рекламы проникают сквозь полупрозрачную ткань выцветших дешевых штор и пляшут на стенах, словно составные части какого-то сумасшедшего калейдоскопа. Я сижу в глубоком просиженном сотнями постояльцев кресле в углу у журнального столика, на котором на расстоянии протянутой руки - бутылка конъяка, пластиковый стакан и разорванный целлофановый мешок с яблоками – моя излюбленная комбинация счастья.
Конъячные спирты - великая вещь. Вечно натянутые как струна нервы расслабляются, нормализуется заячий пульс, и наступает нирвана: беспокойство и тревожные мысли уходят, как дурной сон, а в душе воцаряется покой – долгожданное, высшее и такое редкое - почти недостижимое - блаженство при моей кошмарной жизни.
У меня праздник, а точнее юбилей. Сегодня исполняется пять лет с начала моего пути – пути бегства. Я не могу назвать свой выбор самым достойным из всех возможных вариантов, но, несмотря ни на что, я все еще жив, а значит, мой выбор верен. Несмотря на то, что моя, подчерпнутая из книг, фальшивая честь бунтует. Все же бегать куда лучше, чем лежать в заколоченном сосновом ящике на глубине полтора-два метра под уровнем земли – при самом оптимистичном раскладе. Но я отлично понимаю, что мой выбор и моя логика могут быть подвергнуты самой уничижительной критике.
Мои преследователи…. Я постоянно думаю о них, но что я в конце концов о них знаю? И видел их всего пару раз, да и то издалека и всего лишь мгновенья - они весьма изобретательны и принимают самые разные обличья и формы, многообразию которых я не перестаю изумляться.
Я никогда не понимал, почему моя – именно моя - жизнь - предмет интереса кого-то еще, что им надо и почему им не хватает их собственной? А может, у них и нет никакой конкретной цели, а, как у охотничьих собак, инстинкт преследования бегущего – выделяющегося из общего фона. Или интересная игра. Или цель всей их жизни. А может, все-таки, чей-то приказ, и все это – лишь часть деятельности гигантской организации. В их неотвратимости и постоянстве – какая-то мистика. Я чувствую, что в их руках – какая-то настроенная на меня поисковая система, но то ли она плохо отрегулирована, то ли неисправна – я – слишком мелкая персона, но пока мне удавалось ускользать, иногда в самый последний момент.
Когда-то все началось со смутного и неясного беспокойства, вызванного ощущением наблюдения со стороны. В какой-то момент мне показалось, что внешний мир стал проявлять к моей персоне чуть больше внимания. Я стал замечать относительно внимательные взгляды каких-то прохожих. Я, заметив это, осматривал свою одежду, гадая, чем мог привлечь внимание. Когда-то в юности, начитавшись книг про шпионов, я стал пытаться запоминать лица и номера автомобилей и искать признаки слежки. И я обнаружил их! Например, каких-то двоих неприметных типов я встретил у собственного подъезда – они делали вид, что кого-то дожидаются, их же - в вагоне метро, и снова – в кафе, где мы болтали с одной моей знакомой. Запомнилась одна и та же темно-синяя Тойота, которая попадалась мне в совершенно разных местах города, была и масса других примеров. Когда чаша переполнилась и я стал бояться включать свет в собственной квартире, я решил, что пора действовать. Собрав то, что было нужно для достаточно мобильного перемещения и синхронно сообщив родственникам и друзьям дезинформирующие направление и цель поездки, я уехал. И сначала все было в порядке. Пока я не понял, что меня вновь обнаружили. Как говорится, охота на меня началась всерьез.
Моя интуиция, блестяще, в самых экстремальных условиях, натренированная за все эти годы, множество раз спасала мне жизнь – и часто вопреки обычной логике и здравому смыслу. Если в воздухе ощущалась приближающаяся опасность, она будила меня посреди ночи, заставляла мгновенно хватать все самое необходимое и гнала непонятными мне, но единственно безопасными маршрутами, нередко предпочитая длинные и изогнутые траектории коротким и понятным. И она включала дополнительные ресурсы организма, если обычные силы были уже на исходе. И месяц назад, когда я уходил ночью из съемной квартиры именно таким образом, я, будучи уже метрах в ста от дома, не смог преодолеть переполненное адреналином любопытство, задержался и, повернувшись, взглянул на свои окна. В них уже горел свет, а за шторами метались какие-то тени. Интуиция – это было теперь вообще все, что у меня было. Вместо родителей, любви, родственников, друзей, просто знакомых – ведь понятно, что ни с кем из них я больше не мог общаться.
Но гонка, кажущаяся вечностью, подходит к концу. Я нашел единственный выход.
Жуткий страх преследования, одиночества, ночи, замкнутых пространств. Страх общения с новыми для меня людьми, ведь кем они могли оказаться… Страх всего. Страх страха. Он слишком утомил меня. Мне иногда кажется, что все это – прохожие на улицах, дома, автомобили - лишь плод моей больной фантазии, порождающей чудовищ. Сложно каждую проклятую ночь проводить у экрана телевизора, с интервалом в две минуты переключая каналы, или сидеть до утра в ночных клубах под монотонный ритм техно, надеясь затеряться в толпе. Влажные ладони. Стекающий по спине холодный пот. Сердце, стучащее в ушах, как метроном. Слух, обострившийся до степени совершенства и улавливающий звук от падения спички на пол в соседней комнате. Запах страха, застилающий ноздри.
И Минуты счастья, когда понимаешь, что только что снова ушел от неминуемой опасности. И противник удивлен, обескуражен и только сейчас пытается наметить какие-то новые планы насчет тебя.
Но все когда-то проходит. В этом мире мне теперь нет места. В нем нет такой точки, где я буду недосягаем. Я понял – чтобы навсегда скрыться от моих преследователей, нужно просто спрятаться, убежать от этой реальности. Или придумать другую. Ту, где просторный дом на берегу теплого океана, и в охристых тонов спальню через открытые окна проникает шум прибоя. Изменчивость мира и калейдоскоп красок слишком больно режут глаза, уставшие от мелькания новых лиц, новых городов.
Те, кто создал этот мир, не могли просто так уйти. Они должны были оставить какую-то дверь незакрытой, какое-то правило, пароль, старинную почти заросшую травой дорогу в лесу, что-то, что может помочь выбраться отсюда к своей мечте. Что-то очень простое и очевидное, и одновременно сложное, как жизнь или смерть.
Я метался по улицам, всматривался в лица, спускался в подвалы и приподнимал прогнившие заплесневелые дощатые настилы, вчитывался в объявления на фонарных столбах, изучал рисунок звезд на небе – я искал везде, но я не нашел этот след.
И мне пришлось захотеть стать невидимым. Поэтому сегодня ночью я стану невидимкой. Это не так сложно, как представляют себе – нужно только по-настоящему захотеть, хотя и техническая сторона несомненно важна. Вечный страх, пропитавший насквозь душу, и вновь порождаемый ею новый страх – вот настоящий повод.
Напротив меня на стене – зеркало. И мне неожиданно становится смешно от того, что я никогда больше не увижу своего отражения.
Я думал, что это непрерывный процесс – как растворение в воздухе.
Я распахнул окна. Холодный штормовой ветер несся с залива под низким свинцовым небом, неся с собой ледяные брызги. Он ворвался в окна, как ураган, расшвыряв жалкие шторы, проник во все углы, и начал уносить куски обивки, мебели, оконных рам.
Он начал хватать и развеивать части моей бренной оболочки. Моей жизни. Оказывается, это так просто.
Последнее, что я помню: как остаток моего «я», словно некий туманный шлейф, сливающийся с ветром и брызгами, стремительно уносился в сторону низких туч, не оставив преследователям ни малейшего шанса.