Мы стоим в самой гуще толпы серых и затравленных людей, раздраженных и несвежих уже утром, тесно набившихся в электричку, катящуюся от пригородов и окраин к центру Города. Внешне мы – такие же, как они, ведь ничто не должно выдавать нас.
Но между нами есть разница: они спешат на свою работу, их же медленно убивающую, мы же стремимся к звездам и фактически мы уже мчимся по взлетной полосе, стремительно набирая скорость. Что ж, у каждого – свой путь.
И нам не нужны титановые гробы с кучей ракетного топлива, скафандры и все такое – как у этих чудаков из Звездного городка – чтобы с немыслимой скоростью лететь к создателям всей Вселенной. Так, небольшое, совсем небольшое снаряжение и такое же небольшое условие, а можно сказать правило.
Да они-то собственно никуда и не летят – так, пробуют. И какие же жалкие эти пробы. И такое ощущение, что они не приближаются, а отдаляются от цели. Была у них, например, новенькая международная космическая станция – этакий летающий памятник дружбе народов, сейчас же она латанная-перелатанная, скоро вообще развалится на части, и жить на ней – действительно подвиг, правда, бессмысленный. Не то что бы денег - даже в размере мирового золотого запаса - энергии целой звезды им не хватит, чтобы долететь всего лишь до соседней системы. Сколько было таких идей – использовать энергию Солнца на полет к Альфа-Центавре. И никакие подвиги не помогут. А что они знают, например, про гравитационные или магнитные барьеры в космосе, которые могут внести существенные поправки в подобные путешествия. И им все так же мешает проклятый предел скорости света, который сами же и придумали. И все это лишь теоретически. Так что собирать вещи, чтобы лететь искать инопланетян, богов, или кого-то там еще им пока не приходится. И они, строя планы на основе обычной человеческой логики, не поняли самого главного – они конструируют все это, чтобы долететь ЖИВЫМИ, с руками, ногами и так далее. Даже не самим, но хоть потомкам, выросшим на хлорелле и уже ставшими похожими на эту самую хлореллу. Но вот это-то как раз и невозможно.
Во Вселенной не может быть несчастья или несвободы. И там нет жизни в нашем понимании. Вселенная – это бескрайнее зимнее поле, где дуют пронизывающие ледяные ветры, а в ушах стоит инфразвук, как будто кто-то медленно и тихо перебирает клавиши органа. А холод, вечная ночь и бесконечность насквозь пропитывают душу. В ней очень легко потеряться, забыв, откуда пришел и куда идешь, и кто ты такой вообще. Но - вспомним мифы ацтеков - все же существует система ориентиров на пути к Богу. Небесная дорога к нему – это Млечный путь.
Мы исчезаем в яркой вспышке света, переплетеньях искореженного металла и бесформенных обломках бетона, и практически всегда - среди раздавленных и искромсанных тел. Но так надо – это и есть главное правило: билет в Вечность должен быть оплачен и необходимая энергия сконцентрирована.
Только не следует отождествлять нас с этими бородатыми исламскими террористами – это совершенно разные вещи. Мы только маскируемся под них – у нас просто нет другого выхода. Иначе мы рискуем нашей тайной, в которую посвящены немногие. Их цели – месть, война, убийства и их исламский рай, куда они самозабвенно стремятся, прикрывая руками перед взрывами и смертью те места, которыми собираются всласть попользоваться там. Наша же цель – путь к другим вершинам и горизонтам, несоизмеримым прежним - жизненным - стремлениям.
Наше внутреннее «я» должно запомнить путь и ориентиры, чтобы после биологической смерти мы не сбились с пути и не рассеялись в бесконечности. Для этого наши наставники вводят в нас под гипнозом нужные сведения и производят тестирование. Как и мы, они не знают, что там, в конце нашего пути, они лишь строят догадки, но им известны, если так можно выразиться, координаты траектории, которые передаются от поколения к поколению, от одного цикла цивилизации к другому, и являются нашей главной тайной.
И сегодня наконец наша группа готова к старту. Несколько килограммов пластита с детонатором – весь мой багаж. Осталась всего пара минут и пора прощаться с этим миром – хорош он или плох – сейчас уже неважно. И еще – мне хочется - неважно, через сколько тысячелетий – в какой угодно форме – хотя бы еще один раз побывать здесь и, может быть, что-то вспомнить.