Помаранчевым революционерам очень понравилась байка, которую я впервые рассказал на Крещатике, в известном палаточном городке, история о том, как Северинец однажды повел народ на захват мрачного оплота режима - здание КГБ в Минске и что из этого получилось.
Сам Павел Северинец, Дмитрий Дашкевич, Слон, Слава Сивчик участвовали в тех событиях, правда, жаль все это я рассказывал не в присутствии Павла, он искренне любит свою страну и долго в ней отсутствовать не любит. Возможно потому, что боится, вдруг Лукашенко будет играть в хоккей и забъется насмерть, а Павла в этот момент в стране не будет и страна останется без Лукашенко и Северинец, скажут: "был непонятно где". Ну, а Слава Сивчик вместе с Высоцким и грузинскими товарищами ввобще всю эту помаранчевую историю начали. Может тактика такая была - иностранцы, надолго не посадят, поэтому напротив филармонии первые палатки ставили Славины "бойцы".
Вообще, Сивчик один из тех редких известных в Беларуси людей, которые с самоиронией относятся к своей роли во всей оппозиционной кухне, за что плебс, типа меня очень его за это уважает. Так, вот, вернусь-ка я к тому рассказу.
Как известно, 17 октября 2004 года состоялись парламентские выборы, что с 2001 года было первым более-менее серьезным испытанием для власти, ненавистной не только для внутренней организованной оппозиции, но и для некоторых отдельных представителей народа. Конечно, этим «отдельным представителям» обычно очень трудно сформулировать что-то о мотивах своего негодования, поэтому политический обозреватель «Советской Белоруссии» Раковская, некоторое время бывшая гласом Петкевич (пресс-секретарь Лукашенко) и самого Лукашенко иногда называла меня коротко: «диссидент». Обычно разговор на политические темы этим заканчивался, и мы пытались разговаривать на другие темы. Со временем Раковская все больше стала относиться к своей работе с моей точки зрения непозволительно критично, начала называть себя «железным солдатом» и в конце концов уехала к Григорьеву в посольство в Москве. Впрочем, рассказ не о том.
Числа 12 октября мы встретились с двумя организованными оппозиционерами, которых мои аполитичные друзья обозвали Лениным и Дзержинским, первого за внешнее сходство и загадочность, а второго за беспринципность и жуткую худоб. Мы встретились возле академии президентских кадров на Карла Маркса, где разместился один из выборных участков, Ленин попозировал мне перед камерой, вбрасывая свой «голос» (лист бумаги) в обычную урну. Вечером, перепуганный Дзержинский позвонил мне и взволнованным голосом сообщил мне, что их собираются арестовать. Они что-то там делали с литовским центром Гэллапа, суть чего понять было тяжело. То ли у них уже был «слив» «плановых» результатов, заказанных аналитиками Лукашенко, то ли центр Гэллапа уже имел такие результаты, спланированные аналитиками с «удивительной» точностью. Конечно, никто не мог ничего внятно сказать об источнике информации, которая приходила по разным округам нелепыми кусочками. Похоже, готовилась сенсация, оставалось принять решение о том, кто ее озвучит.
Поздно ночью Ленин и Дзержинский приехали ко мне на дачу, и у нас получился шабаш заговорщиков. Больше всего возбудился гостивший у меня режиссер К., которому не хватало занятных сюжетов, и было похоже, что если бы у него была камера, он тут же кинулся снимать кино про современных революционеров.
На самом деле по моему непросвещенному мнению было очень странно полагаться на такую сенсацию, как знание результатов выборов за несколько дней до окончания выборов. Было понятно, что по самой технологии проведения выборов в Беларуси, которые проводятся целую неделю и для власти просто грех не воспользоваться возможностью для манипулирования голосами избирателей. Я в тот момент работал в «Белорусском видеоцентре». В начале недели всех работников предприятия собрали на выступление одного из заместителей министра культуры, который давал понять, что режим прихода на работу и ухода будет свободный, товарищей призывали проголосовать пораньше. Тоже происходило на всех государственных предприятиях и в воинских частях.
Проблема такой «сенсации» заключалась в том, что озвучивание точного распределения голосов вызвало бы корректировку со стороны власти, и они могли впоследствии объявить о дезинформации. Тем ни менее, в офисе объединенной гражданской партии председатель партии Лебедько и главный белорусский коммунист Калякин решились объявить о результатах.
Излишне говорить, что результаты не совпали. Также излишне говорить, что они не совпали совсем незначительно.
В день выборов 17 октября состоялось заседание возмущенной оппозиции в офисе БНФ, где сначала выключили телефон, а позже и свет. Заявление о фальсификациях и подтасовках теперь на себя уже взял Войтович, который сказал об имеющихся результатах, когда еще официального заявления Центризбиркома не было. Калякин попробовал выдавить слезу из собравшихся фактом «выкидывания» его джипа на бордюр, спровоцированным, по его мнению, его заявлением в офисе ОГП. Бумагу с полными данными из помещения БНФ по факсу отправить так и не удалось, телефон молчал. Впрочем, мудреное заявление оппозиции было малопонятным.
Короче, 18 октября в 18-00 стихийно возник первый митинг возмущенного фальсификациями на выборах народа, во главе которого оказались совсем юные представители оппозиции Северинец, Высоцкий и лидер одной из партий Статкевич. Они выступили в мегафон и повели народ к зданию КГБ.
Обычно, хорошо снабженные информацией, через стукачей в рядах оппозиции, власти высылают на митинги и мало-мальски значимые мероприятия хорошо вооруженных ОМОНовцев. Более того, практика увозить зачинщиков прямо в самом начале мероприятия позволяла минской милиции исправно защищать уличное пространство. Неизвестно почему, но 18 октября милиции не было.
К 19 часам митинг на площади Независимости перерос в возмущенною двухтысячную толпу, которая требовала от власти сатисфакции. Не знаю, чья это была идея, но народ последовал к зданию КГБ.
Первая часть "народа" прошла мимо «Магдональдса» по верхней части проезжей части и сравнительно быстро оказалась возле КГБ. В порыве революционного возмущения все происходило очень быстро и к определенному моменту второй половине народа зажигательности не хватило, поэтому они дошли до книжного магазина на пересечении Коммунистической и Скорины и ... остановились на светофоре.
Остановились. И стоят. Минуту стоят, две, пять.
Уже и ГАИшник, который регулирует движение на дороге машет, мол, проходите дорогие товарищи революционеры, а они на красный свет посмотрят, посмотрят, глаза опускают и стоят дальше. Итальянский вариант «ограбления по-»: Марио идет грабить банк!
А ситуация развивалась стремительно. Патриотически настроенные работники КГБ (недаром оппозиция столько водки с ними выпила за 10 лет!) увидев гнев народа и соответственно оперативно доложив об этом главному кэгэбэшнику Ерину увидев начало колонны во главе с Северинцем поняли, что НАЧАЛОСЬ ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
И быстро сформированным вооруженным отрядом во главе с начальником КГБ Ериным арестовали Сухоренко, как злобного сторонника режима, которого связали, закрыли в кабинете без коньяка. В то время находившийся во внутренней тюрьме (американке) Маринич совсем не понял что происходит, когда его вывели в основное здание и оставили в одном из кабинетов. Не знал он, что его приготовили как пряник повстанцам, чтобы "Народная воля" на завтра написала, что группа патриотов в КГБ, все эти годы саботировавшая работу этого страшного ведомства, на самом то деле совсем не страшное, а даже очень пушистое...
Короче, Северинец и первая часть народа пробралась к высоким центральным воротам здания, сделанным лично председателем белорусского НКВД Цанавой (было у него такое хобби!), активисты начали расклеивать по периметру здания и на колоннах здания листовки и вдруг...
Ворота открылись, вышли повстанцы из КГБ, а с ними счастливый Ерин с докладом.
Только глядят повстанцы-кэгэбэшники по сторонам, а первая часть возмущенного народа потянулась, уплотнилась, и оказалось, что совсем мало людей. Никто не поверит, что такая горстка людей взяла неприступное здание, которое покруче дома Павлова в Сталинграде будет. Конечно, ядерной бомбы у КГБ нет, но пару дней удерживать здание до подхода отборных псов дивизии Павлюченко вполне возможно.
Глаза у Ерина забегали, речь начала сбиваться и он даже как-то неуклюже дернулся к Паше пообниматься. Паша был в недоумении, тоже полез обниматься к Ерину, короче они ушли как два друга и было похоже, что запасам коньяку Сухоренко скоро придет конец. Правда, вскорости пришел конец карьере Ерина, Сухарь не любит, когда пьют его коньяк без него.
Говорят большая дверь КГБ открывалась настежь всего два раза, когда в Минск в 1950 году приезжал Сталин и, вот, тогда в октябре 2004 года.
Ушли повстанцы в кожаных куртках внутрь здания, оставив народу ощущение прикосновения к чистым рукам, горячему сердцу и ясной голове; видимо, они все неправильно поняли: тысячи народа, которые бегут захватывать КГБ правда! Но…
Все остальные возле светофора. Только им не видно массы восставшего народа.
А жаль. Все так круто начиналось.
Потом, на следующий день подтянулась организованная оппозиция: камера РТР, ОРТ, Би-Би-Си и CNN. Несколько специальных людей изображали „бегущих в возмущении”. Остальные доганяли, городская власть в спартанском лице начальника ОМОНа сполна служила в покаянии за похмелье от победы 18 октября. Лебедке досталось больше всех, возможно когда-то ему поставят памятник „Бегающий мальчик”.
С тех пор прошло несколько месяцев и когда в Украине началась «помаранчевая», Марина Богданович ярко вдруг оживленно отозвалась на события в Киеве. К тому времени возле цирка Бондарчук, видимо, совсем не подозревая подвоха, поставила две искусственные пальмы цвета революции в Украине. Оставалось к ним лишь подвесить яйца или зеленые бананы. 26 декабря в парке напротив Цирка должна была появилась инсталляция неизвестного художника, под названием "пешеходный переход". Сзади прошлое, впереди будущее, он все время горит красным. Минчане подходят смотрят и уходят обратно. Только хулиганы и увлеченные затяжными поцелуями парочки продолжают проскакивать в будущее. Туда, где речка Свислочь принимает доклад командующего подводным флотом Беларуси Лукашенко и уносит остатки металла и военно-промышленого психоза на Юг.
Пора на Юг, однако.