Законы создаются, чтобы их нарушать. Как легко сказать это и как трудно сделать. Так мы стремимся упорядочить окружающий мир через создание в нем порой непонятных нам, но подсознательно необходимых систем и групп систем. Некоторые называют это подсознательным стремлением к упорядоченности, другие видят в столь рьяной защите нами законов мироздания путь к отгораживанию от действительности через констатацию статичных аксиом, которые в меньшей степени подвержены внешним влияниям. Я же склонен считать, что подсознательное стремление к закреплению в мире некоторых законов, их фиксация и претворение в жизнь есть первый шаг к борьбе с главной силой нашей вселенной - с магией.
Эдвард Гремм.
Введение в теорию магии. Вступительная статья.
Обрывок книги с этими строками валялся на земле в саду. Геррке поднял вырванную страницу и пробежал глазами между строк. А между строк ему предлагалось посетить сегодня собрание клуба греммистов, которое по заведенной традиции происходило каждый месяц дома у одного из его сокурсников. Геррке посещал подобные собрания регулярно. Так ему удавалось хоть немного выспаться, ибо, когда слово брал председатель клуба Алан, только человек, наделенный убийственно чутким вниманием, мог следить за происходящим.
Основополагающие учебники первокурсники прочитывали за несколько дней (чего только не сделаешь от скуки!). Затем начиналось широкое углубленное дотошное безумно долгое основательное всеохватное и сверхподробное изучение положений теоретического курса, любезно предоставленного академии самим богом богов этой бредовой лженауки Эдвардом Артуром Джеремией Греммом, эсквайром.
Находятся же люди, которым это интересно. Вчитываться в глупые формулы, рисовать знаки, повторять заклинания, будто от этого мир изменится к лучшему. Будто что-то хорошее может произойти от того, что ты, вывернешься наизнанку, крикнешь несколько бредовых фраз из древних текстов и затем начнешь махать руками, точно блаженный. Так ладно древние шаманы, они хоть делали это по какой-то внутренней вере, но описывать все это в целых томах теоретических курсов. Теоретических!!! Даже не сделав этого на практике. Какая же это чушь, как можно в такое верить, как можно всерьез интересоваться тем, что забирает безумное количество времени, но не приносит результата.
Геррке все свободное и несвободное время тратил на стихи. Это было его излюбленное занятие – читать стихи, перечитывать стихи, зачитывать стихи до дыр. Запоминать наизусть целые поэмы, благо прабабка со стороны отца умудрилась оставить «внучеку» кроме нескольких томиков стихов еще и отличную память в наследство.
Вот подождите, закончится первый курс, прекратятся эти глупые и всепожирающие занятия по «греммологии» и тогда он сможет наконец посвятить все свое время стихам. В отцовской библиотеке можно было без труда обнаружить сотни томов всевозможной художки. Среди откровенной похабщины находились и очень милые вещи. Поэмы и песни бардов, новеллы и стихи к музыке – чего там только не было. Одним словом, было бы время. Но время стремительно таяло под палящими лучами солнца теоретической магии Эдварда Великого. Еще бы.
Ведь именно он выпустил знаменитую Антологию Естественного. Настольная книга любого понимающего и знающего человека – так говорил его отец, за что Геррке отца стал уважать как-то меньше. Кому какое дело до того, понимает Геррке или не понимает разницу между «ключевыми понятиями первого порядка и ключевыми понятиями второго порядка». Неужели действительно интересно людям, сколько там уровней понимания естества выделяет «сэр Эдвард» (так ненавистного Геррке человека называл профессор Гвауд, исключительно милый и до безумия тихий препод, который почему-то гордился своим личным знакомством со светилом современности, от чего заслужил у Геррке только сожаление).
Так ладно бы донимали этой бредятиной только в академии. До поступления Геррке три года учился в колледже. Там изучение теорий Гремма ставилось в абсолют, от чего парню хотелось лезть на стенку. Профессор и главный научный сотрудник чертовой прорвы всевозможных заведений, светило умудрялся самолично давать уроки в родном колледже, где он учился лет …дцать назад. Уши, затыкай уши – кричал внутренний голос. Что и делал Геррке, когда было совсем невмоготу.
После долгих мытарств Геррке оказался на кафедре современной литературы. Зав. каф – потрясающий человек, умудряющийся во всем этот дурдоме сохранять спокойствие, был научруком Геррке. Однако доктор Киаран при этом сохранял все то же спокойствие и по отношению к Геррке. Это спокойствие порой легко было принять за полную безучастность.
В общем, трудно было решить, с какой стороны в любую минуту может придти удар. Мир сотрясался в громогласном крике «Гремм», а первокурснику было до того наплевать на небожителя, что он умудрялся откровенно забивать на все, что было связано с именем великого умника. Что вообще любитель поэзии «железных веков» делает в академии, что он там забыл, с какой стати тратит время? Очень долгий гудок. Ждите ответа.
Клуб так, клуб, жаль, не захватил подушку.
В этом не было ничего смешного. Геррке носил в сумке три вещи, томик стихов, карандаш и подушку, маленькую самодельную подушку. Окружающее пространство могло треснуть пополам, сложиться в трубочку или отправляться куда-подальше, но сборник белых стихов одного из поэтов конца прошлого столетия, карандаш с твердым грифелем и подушка с вышивкой - это три столпа его веры.
Главная проблема заключалась совсем в другом - томик, карандаш и подушка – это его жизнь, но оставалось еще некое необходимое и крепко держащее его существование. Можно было до безумия учитываться стихами эпохи Переворота, поэмами Века без Времени, песнями эры Первого Союза, но всем этим нельзя было зарабатывать. Так долдонили ему и отец, и мать. Так говорили многие, будто он сам не видел, что его нерушимые, столпы веры были выстроенные так, что на них просто ничего не стояло. Они не были ни для чего фундаментом. Кому нужен фундамент, на котором никогда не будет построен дом.
Ответ, казалось, вертелся на языке, но тут как-то некстати под ноги подвернулся какой-то булыжник. Геррке споткнулся. Сегодня его сумка была под завязку набита несколькими томами сочинений Гремма. Чем-то ведь надо закрывать от товарищей свою спящую физиономию. Тащить эту тяжесть порядком поднадоело.
Теоретическая магия – лженаука, а Эдвард Гремм – напыщенный идиот. В теоретической магии нет смысла.
Он подкинул сумку в воздух и щелкнул пальцами. Набитый книгами портфель вспыхнул и исчез.
Пускай подождет меня дома у Алана. В теоретической магии нет смысла, другое дело – магия практическая…