Я увидела его в первый раз на школьной линейке, когда в первый раз пришла в школу. Нам было по семь лет, если точнее, мне было на пол года больше.
Светло-русые волосы, серые глаза, стрижка под «ёжик», тёмно-синяя форма с эмблемой на груди – таким он навсегда и остался в моей памяти.
Я же для своих семи с половиной лет была достаточно высокой и худощавой девочкой. Имела абсолютно тот же самый типаж, что и у Серого – это мы с Сашкой его так называли любя. Такие же волосы, с той лишь разницей, что они у меня были длинные и заплетены в две тугие косички, на каждой из которой красовалось по огромному белому банту. Такие же серые глаза, которые менялись в зависимости от погоды и настроения, от серого цвета к голубому, обрамлённые белёсыми ресницами.
Подружились мы почти что сразу. Тогда я ещё была почти мальчишкой по характеру, без кокетства и жеманства.
Первых два учебных года в классе он сидел передо мной и постоянно ко мне поворачивался, за что Серёге часто учительница, а она у нас тогда была одна, часто делала замечания. В конце концов, ей это надоело и на третьем году обучения, она таки посадила нас вместе.
Он дёргал меня за косички и писал мне записки, т.к. на уроках нельзя было разговаривать, и училка много раз угрожала тем, что она нас таки рассадит, что впрочем, и случилось после. Серый без зазрения совести списывал у меня все диктанты, а я у него математику, что и послужило водворением его на прежнее место. Сейчас я думаю, что неплохой был бартер. У него было плохо с русским, у меня с математикой.
Всё наше свободное время вне уроков мы проводили тоже вместе. Вместе шли домой, так как нам было по пути, обедали, быстренько делали уроки, после чего он уже ждал меня у двери моей квартиры. В школе нас дразнили – жених и невеста, но я не помню, чтобы мы с ним на это как-то болезненно реагировали.
«Подумаешь, дураки!» - думала я.
В третьем классе и появился третий в нашей компании. Это был Сашка – наш одноклассник.
Он был другой – более открытый, чем Серёга, более жизнерадостный, незлопамятный. Серёга же был упрямый как осёл, да к тому же ещё и вспыльчивый. Чуть что не так, он хлопал дверью, нервничал и кричал. С возрастом это только усугубилось. Его несдержанность позже стала граничить с рукоприкладством – мне позже рассказывала это его девушка, с которой он встречался.
Сашка был брюнетом с зелёными глазами, ниже нас с Серым ростом, но его обаяние восполняло этот недостаток. А в девять лет для меня это было ох как важно.
Что мы с ними только не делали, где нас только не носило – и скворечники делали, и порох взрывали, и собак бездомных кормили, и на горке железнодорожных путей катались, втихаря от родителей.
Мы жили в Подмосковье рядом с самой крупной железнодорожной разгрузочной станцией, кругом рельсы и запах шпал. Когда их нагревало солнце, они пахли особенно сильно. У каждого взрослого есть свой запах и звук из детства, мой запах – запах шпал и звук стыковки вагонов на станции.
***
Помню, как-то мы попросили своих пап, чтобы они вырезали нам от кусков оставшегося от ремонта линолеума по прямоугольному листу, так чтобы можно было бы на него сесть и впереди держаться руками. Оделись потеплее – была зима, и рванули в лес.
Цель была такова – покататься на огромной горке на кусках линолеума. Кто проделывал это хоть раз, знает, какая скользящая поверхность у линолеума, и какую бешеную скорость он набирает в конце. Зрелище и сам процесс не для слабонервных. Мне тоже было страшно, но я никогда это не показывала им. Не хотела выглядеть трусом в их глазах, и уж больше всего на свете не хотелось, чтобы они списывали это на то, что я девчонка.
Чтобы дойти до намеченной цели, нужно было пройти через лес, перейти железнодорожные пути, потом через дачи и мы на месте. Путь был не маленький, но нас это не пугало – мы же были вместе и абсолютная уверенность, что раз мы вместе, то ничего плохого точно не может случится, просто по определению, потому что мы вместе.
Сама горка была вовсе не горка, а скат с большой железнодорожной насыпи. Мы садились там на свои самодельные «ледянки» и катились вниз, когда по одному, а когда паровозиком теряя друг друга по пути следования.
Усталые и измученные приходили домой. А учились мы тогда во вторую смену, так как школа была всего одна на весь наш железнодорожный посёлок, а детей было много, и не смотря на две смены было почти по тридцать человек в каждом классе.
Родителей, как правило, в этот момент дома не было – они были на работе, что было нам очень даже на руку. За это время мы успевали отодрать налипшие комочки, иногда даже «булыжники» с наших шерстяных штанов и высушить на батарее одежду, как будто ничего и не было, тем самым, избегая наказания. Если бы предки узнали, где мы были, они, наверное, нас убили бы.
***
Ещё случай был, пренеприятный, который мог стоить Сашке жизни. Возможно, тогда просто ещё не настало ЕГО время. Было лето. Мы как всегда втроём пошли гулять и от нечего делать качались на качелях. Я уже не помню, у кого из них мелькнула эта безумная мысль делать «солнышко».
«Солнышко» на качелях – это, для тех, кто не знает, раскачиваются качели очень сильно так, чтобы, достигая наивысшей точки, они переворачивались вместе с тем, кто находится на них.
Сашка вызвался для эксперимента. Для того чтобы он не упал, мы решили его подстраховать. А сделали мы это, вот каким образом – мы привязали верёвками к качелям его ноги – пожалуй, это тогда его и спасло.
Мы отошли в сторону, и он стал раскачиваться сильнее и сильнее…. Как так получилось, я не знаю, но когда качели были уже наверху Сашка отпустил руки, а может они сами у него соскочили, и на всей набранной скорости лицом ударился об землю, но так как ноги были привязаны он не упал, а так и оставался волочиться по земле и болтаться с привязанными ногами.
У нас с Серым был шок. Мы остановили качели. У Сашки всё лицо было в крови, но он держался. Я сейчас просто удивляюсь, как он тогда сознание не потерял. Несколько передних зубов выпало ещё там. Серёга повёл его, хромающего, домой.
Я бежала домой вприпрыжку с одной лишь мыслью, как бы родители не узнали об этом. Весь вечер я молчала и так ничего и не сказала домашним про то, что случилось. Они узнали об этом позже, даже не подозревая, что я в тот день была с ребятами, они меня не выдали.
Сашка после этого провалялся месяц в больнице, ему собирали по кускам челюсть, потом дома ещё около месяца он носил корсет, чтобы срослись кости, помимо этого у него ещё была сломана нога. Мы с Серёгой его часто навещали, писали всякие гадости и матерные слова на его загипсованной ноге. Смеялись над ним, что он вынужден, есть всё только протёртое. Говорить он не мог.
Мне было стыдно, что я испугалась и не сказала родителям, что я тогда была с ними, перед ребятами было стыдно, до сих пор осадок, хотя мне уже почти тридцатник, неприятное ощущение, что я - предатель осталось до сих пор.
***
Ещё был случай. Мы ехали в лифте, толкали друг друга…. Дотолкались! Застряли между этажами. Нажимаем на вызов диспетчера – кнопка сломана, а нам в школу через час, а ещё нужно каждому домой сбегать портфель собрать и переодеться. Делать нечего, решили ребята руками двери раздвинуть и вылезти. Конструкция лифта позволяла это сделать. На моё удивление им это удалось.
Они долго решали, когда же девочка, то есть я, должна выходить, а в данном случае вылезать из лифта, первой или последней. Ребята решили проявить галантность и знание этикета именно в тот момент – до сих пор смешно. Сошлись на том, что Сашка пойдёт первым, подаст мне сверху руку, а Серёга меня подсадит.
С особой теплотой вспоминаю тот случай в лифте.
***
Помню, стреляли из самодельного ружья липкими пульками друг в друга. Пульки были сделаны из стройматериала, предварительно украденного со стройки.
Это было больно, но весело. А веселее всего было после, когда мама выстригала мне из моих длинных волос эти пульки. Я была похожа на девочку-дурочку больную лишаём.
***
А ещё от нечего делать мы наливали в шарики воды, завязывали их ниткой и бросали с девятого этажа в прохожих. Впрочем, это могли быть и яйца, и тухлые помидоры, хуже всего было кидать картошку – она не так красиво разбивалась. Когда рассерженные прохожие нас замечали и ломились в подъезд, мы со скоростью реактивного самолёта бежали к Серому на четвёртый этаж, закрывали за собой дверь на все засовы и боялись даже дышать, всё время казалось, что нас услышат.
***
Ещё мы любили взрывать. Делалась дюбелем дырка в асфальте, счищалась сера со спичек, чем больше, тем лучше, сами понимаете, и сверху вставлялся дюбель, и потом кидался на дюбель кирпич. Бабахало, просто супер!
***
Ещё помню, была осень, курили мы с Серым в лесу пожухлые сухие листья. Он поджигал, а я закуривала. Потом до нас дошло, что это не катит, эффекта никакого и хорошо бы достать настоящие сигареты. Это была «Ява» - белая мягкая коробочка с красной надписью. Курили не в затяг, кашляли, но всё равно курили, желание быть взрослыми пересиливало тот неприятный осадок, который оставался во рту.
***
В четвёртом классе мы втроём были всё реже и реже. В основном встречались с Серёгой – появился обоюдный сексуальный интерес. Часто зависали дома или у меня или у него – шли в ход руки и мои и его, было интересно и нечто похожее на возбуждение уже присутствовало. Всё происходило в процессе игры, всё намеренней были его касания и всё яростней моё желание, чтобы это происходило всё чаще и чаще.
А потом он заинтересовался другой девочкой из класса, у которой были более развитые формы (грудь, бёдра). А у меня ничего, совсем! Худая была и длинная, как глист.
Заигрывал у меня на глазах. Ух! Как я ревновала. Ведь он четыре года был только мой, мой и больше ничей. Сильнее той ревности, будучи даже взрослой я потом не испытывала.
Мы стали отдаляться всё больше и больше. Обида засела во мне. Занозой предательство – я так это тогда восприняла.
В отместку я влюбилась в его знакомого мальчика, который жил в его подъезде и был на год старше нас, а может быть, это была защитная реакция моей ещё неокрепшей психики. На одной из перемен я показала его Серёге, сказала, что он мне очень нравится – мы учились тогда в пятом классе.
Через день на перемене меня поймал Серёга и сказал, тоном, не терпящим возражений: «Я с ним поговорил. Сегодня после уроков мы ждём тебя на крыльце возле школы»
Я не была готова к такому повороту событий, и можно было провалиться со стыда, уже не говоря о том, что я просто трусила. Конечно же, я не могла допустить такого знакомства с моим кумиром. После уроков пришлось целый час сидеть в туалете, так как ничего лучше я придумать не смогла.
На следующий день мне влетело от Серёги, что я не пришла на стрелку, ругался, подкалывал, но я всё вытерпела – он ревновал.
Но этот случай никак не повлиял на наши отношения, и мы отдалились совсем – став просто одноклассниками.
Послесловие.
Жизнь наша сложилась по-разному. Точнее их дальнейшая жизнь никак не сложилась.
Я закончила девять классов и поступила в Московский колледж, удачно сдав экзамены. Серёга тоже не пошёл в десятый класс, выбрав для себя ПТУ, а Сашка остался доучиваться в школе.
Были проводы в армию его двоюродного брата. Они выпили и уехали на машине в неизвестном направлении. Вернулись все…, все кроме Сашки. Последний раз, когда его видели живым – это когда он садился в какую-то машину. Никто точно описать ничего не смог, хотя народу было много. Сашка пропал.
Три месяца его искали по моргам и больницам. Завели уголовное дело, но нить терялась – никто ничего знал, никто ничего не видел. Сашкина мать посерела и сильно постарела.
Его нашли только через три месяца в окрестностях нашего посёлка…, в болоте с камнем на шее уже почти разложившимся. Вероятно, кто-то из своих… Дело повисло за недостаточностью улик.
Вот так не стало Сашки. Хоронили его в закрытом гробу всем посёлком. Когда его одноклассники, в том числе и Серёга, проносили гроб мимо школы, директор дал последний звонок для него – это такой обычай. Школа в это день не работала. Тепловозы издавали длинный гудок – знак траура.
Я в этот день училась, отпрашиваться с лекций не стала. Никак не могла принять тот факт, что его, такого молодого, моего ровесника, больше нет и теперь нужно говорить о нём в прошедшем времени - был, жил, любил…
Серёга нёс гроб своего лучшего друга. Он тогда ещё не знал, что переживёт его всего лишь на три года. Серый разбился на мотоцикле, и его также несли в закрытом гробу одноклассники.
А я живу. Живу, но помню...