С придорожных заборов и гаражей скалило гнилые зубы граффити. Сквозь муть вагонного окна и настенные фантазии выглядели блекло. Смятенье людей, выразивших в причудливых изображениях собственное отношение к действительности, передалось и Андрею. Только когда поезд по чьей-то прихоти вдруг снова принялся нагонять упущенное, а очертания затейливой вязи стали расплываться, он бросил бесполезное занятие и с силой затянул веревку на горле огромного вещевого мешка.
Через считанные минуты состав замер на перроне Курского вокзала. Засуетился и потянулся к выходу из вагона народ.
— Не бздо, Манюня, прорвемся, — убедительно сфальшивил Андрей.
— Бери вещи. Поезд ждать не будет, — рассудительно отреагировала Манюня, которую на самом деле звали Ларисой и, которая с боем заставила мужа взять ее с собой в Москву на поиски лучшей доли. Теперь этот город, без остатка растворяющий в себе огромную массу надежд, становился и их пристанищем.
Андрей, цепляясь сумками за боковые полки, с трудом протискиваясь сквозь узкий коридор, вышел из вагона.
«Таксе! Таксе! Кому таксе? Казанский, Ярославский, Белорусский вокзалы. Недорого", — назойливо и монотонно звучало со всех сторон.
И вот ведь какая штука сразу бросилась в глаза: здешние «бомбилы» ни внешне, ни по своим повадкам не отличались от тех, кого он только вчера оставил на привокзальной площади в ожидании случайных пассажиров. Единая каста извозчиков орудовала на просторах бывшей родины, наделенных землистым цветом лица и способностью беззастенчиво врать относительно высокого уровня и низкой цены обслуживания.
Андрей поинтересовался у одного из них, долговязого парня, во что может вылиться поездка. Пока услышанную сумму он в уме переводил на родную валюту и готовился сообщить, что такая трата им не по карману, тот распрямился и проявил готовность к конструктивному диалогу. Всем своим видом таксист показывал, что здесь только с ним можно договориться.
— Постой, братан, чего платишь? — хватая Андрея за рукав, приставал сутулый. — Прямо сейчас садимся и едем. Туда дешевле все равно никто не повезет.
Пройдя за навьюченной парочкой еще немного и, окончательно уяснив, что пассажиры пренебрегли услугой, парень бросил Андрею вслед:
— Ты бы хоть телку свою пожалел, жлоб.
Андрей попытался, было, ответить, но жена вовремя остановила:
— Не трогай ты его. Хвора людына.
Неуклюже передвигаясь, с остановками в подземных лабиринтах вокзала они добрались до входа в метро. У эскалатора, словно в замедленной киносъемке, сотни голов мерно раскачивались из стороны в сторону, продвигались вперед и, как сигареты перед самой фасовкой на табачной фабрике, сбивались в тугую массу, чтобы потом упаковать себя в пачки-вагоны.
Мощный конвейер подхватил вновь испеченных гостей столицы и втиснул в свободную ячейку. Спускаясь под землю, Андрей обратил внимание на то, каким сосредоточенным стало Ларисино лицо, как цепко держали ее пальцы убегающие вниз резиновые поручни. Несколько раз она оглядывалась назад в надежде увидеть дневной свет, но нависавшие сзади люди плотно прикрывали щели, через которые, казалось, даже воздух пробивался с трудом. Свою растерянность она пыталась спрятать за застывшей улыбкой.
Выкроить для себя место в вагоне удалось только благодаря расположившейся на отдых бомжующей старухе, оградившей свое лежбище стопками из сложенных картонных коробок. Андрей и Лариса, воодушевленные возможностью поставить свой скарб рядом, не сразу оценили обстановку и плюхнулись на места, которые принципиально игнорировали другие пассажиры.
Лишь двух подростков спящая бродяжка ничуть не раздражала. Нарочито зажав носы, они то и дело обменивались шутками и громко радовались неожиданному соседству, как это делают дети, наблюдающие в зоопарке за поведением потешных зверьков. При этом они постоянно находились в движении, переламывались пополам от хохота, и не замечали, что сами становятся раздражающим фактором для стоящих рядом попутчиков.
— Давай её с химичкой познакомим.
— Пусть на пару воняют.
— Сульфат аммония-а-ха-ха...
Остановиться им уже не было никакой мочи. Вариации сыпались одна за другой, пока конвейер не отбраковал балбесов, в силу своего возраста сохранявших счастливое свойство не видеть за житейским эпизодом трагедию.
* * *
Вход во внутрь здания перегораживали турникет и приставленный к нему в помощь охранник. Оба механически отсекли Ларису с вещами, но пропустили Андрея, тут же понесшегося по коридорам в поисках благодетеля, обещавшего одним махом решить любую проблему.
Секретарша, близоруко взглянувшая на вошедшего в приемную взъерошенного человека, кинулась на перехват, когда тот, едва оглядевшись, направился к табличке с инициалами владельца фирмы. Она первой схватилась за дверную ручку, прикрыв собственным телом кабинет начальника.
— Владимир Иванович занят, — зашикала она на нежданного посетителя.
Андрей отступил и, примирительно улыбаясь, поинтересовался:
— Надолго он?
— Не знаю. Вы, вообще, по какому вопросу? Прётесь, как к себе домой.
— Так, Володя, — он кивнул в сторону кабинета, — сам меня сюда позвал.
Непроизвольно возникшее желание извиниться и максимально сгладить негативное отношение к себе испарилось, как только секретарша решила публично усомниться в достоверности слов фамильярного гостя.
— Во-первых, совесть надо иметь. А, во-вторых, тут нет никакого Володи.
— Для кого-то нет, а для кого-то и есть, — упрямо процедил Андрей. — Я здесь подожду.
Владимира Ивановича Андрею повезло знать лично. Одно время тот со всем своим выводком повадился проводить «бабье лето» в их краях. Тогда спрос на состоятельного гостя в уютном приморском городке подскакивал до ажиотажного. Семейство серьезно пополняло бюджет не менее двух десятков аборигенов, вынужденных формировать зимний достаток в погожие летние деньки.
Андрей находился в первой линии приближенных благодаря случаю, который сделал его отношения с московским транжирой почти дружескими. В год, когда Володя только осваивался среди кипарисов, Андрюха помог приезжему простофиле отбить у заезжих менял часть валютного запаса, приготовленного для обмена в закоулках вещевого рынка. В последующие приезды эту щепетильную и очень ответственную миссию доверялось выполнять только Андрею.
Но не это придавало уверенности ожидающему встречу южному гостю. Не с пустыми руками пожаловал он к своему старому знакомому. Помнилось, как на очередных шашлыках Володя завел разговор о местном вине, которое считалось редким и, как выяснилось, почитаемым среди ценителей.
«И не залпом его нужно пить, как бормотуху, — наставлял тогда гость, — а мелкими глотками. Сказочное вино. А какой букет, послевкусие!».
Не преминул просветитель сообщить и о побочном, но незаменимом для каждого мужика эффекте, производимом десертным продуктом. Иллюстрируя, Владимир Иванович с задором обхватил запястье собственной руки и, хохотнув, зафиксировал выставленный кулачок перед носами внимавших ему собутыльников.
Полезный раритет, до поры упрятанный в живописный полиэтиленовый пакет, булькал на коленях у Андрея, напоминая о себе при каждом движении.
* * *
Долгожданный Володя появился из недр кабинета, сопровождая покорно следовавшую впереди престарелую и избыточно инкрустированную каменьями посетительницу. Лицо ее выражало недоуменный восторг, так явно проявляющийся обычно у простоватой публики после удачной манипуляции иллюзиониста.
— Не волнуйтесь вы так. Приедут обмерщики. Клянусь, к концу той недели все полностью установим. Не волнуйтесь... — еще и еще повторял Владимир Иванович, пересекая просторную приемную.
На обратном пути директор увидел Андрея, кивнул ему и, соблюдая законы офисного гостеприимства, поинтересовался:
— Что будем? Чай? Кофе?
Дав секретарю команду на два чая, директор повел воспрявшего духом Андрея в кабинет.
Эффектного жеста с вручением бутылки у южанина не получилось. Владимир Иванович еще в приемной заметил фирменный пакет и опередил события:
— Что это у тебя? — На ходу поинтересовался он.
— Да, вот тут…
И как только Андрей, продолжая мямлить, неуклюже вытащил еще и подобающую коробку, она тут же поменяла хозяина.
— А-а-а! Славное, славное винишко. Хотя, ты знаешь, сейчас все на текиле помешались, — продолжил разговор директор и сунул подарок под стол. — Лично я — не понимаю. Соль — лимон. По мне, если честно, то лучше водочку. На худой конец и это сойдет, — кивнул он себе под ноги.
Затем, без всякой связи с происходящим и, чтобы поставить крест на подарочной теме, которую Андрей был непрочь поэксплуатировать, Владимир Иванович спросил:
— Как там Стасик? Все ворует помаленьку?
— Риэлтором заделался. Привет тебе передавал.
Ивановичу не понравилось, что в его собственном кабинете к нему обращаются на «ты», но стерпел и продолжил расспрос:
— Бросил кабак?
— Да нет, совмещает. На чаевые сейчас не проживешь.
— У нас здесь тоже не сахар, — попытался обобщить директор.
Через пару минут Андрей понял, что появился не в самое подходящее для фирмы время. Владимир Иванович откровенно и подробно делился «незадачами». При этом он, как бы впадая в транс, раскачивался в кресле, сверля глазами потолок, но изредка бросал на Андрея короткие взгляды, фиксируя реакцию.
Наконец, добрался и до сути.
— Напомни, на чем мы там с тобой остановились?
Андрей воспроизвел оговоренные условия, но, когда речь зашла о цифрах, Владимир Иванович скривился, как от зубной боли, и печально покачал головой.
— Ситуёвина дерьмовая сейчас. Реально. Такие деньги платить не смогу, — и назвал сумму, которая была почти вдвое меньше. — Вот такие дела. Прости, чувак. Думай.
Обида и сразу же появившаяся за ней злость больно столкнулись внутри Андрея. Он побагровел, а взбухшие на шее жилы готовы были лопнуть от напряжения, пущенного по голосовым связкам.
— Думать тебе надо было, чувак, когда ты меня с места срывал. Что случилось за эти две недели? Куда все делось? Ты бы лучше вспомнил что мне пел, когда тебе харю начистили менялы. Забыл, как я отмывал тебе разбитую рожу? Забыл? А я помню: «Андрюша, приедешь в Москву, все тебе сделаю», — кривляясь и коверкая слова, продолжил монолог Андрей. — Ну, вот я приехал. И что? Иди сюда — стой там?
— Ладно, ладно, — начал вяло отступать Владимир Иванович.
— Что ладно? Дурак, что повелся и поверил тебе, — не унимался Андрей. — И раньше надо было, как Стас, обдирать тебя, как липку, и не париться.
Напоминание о том, что его беззастенчиво доил халдей из занюханного ресторана «Юнга», а еще больше, что он должник сидящего перед ним голодранца, поколебало самообладание Владимира Ивановича.
— Слушай, давай без наезда. Решу с тобой, раз приехал.
— Не только со мной.
— Не понял.
— С женой я здесь... она внизу... вещи стережет.
Упоминание о жене теперь уже Владимира Ивановича вывело из равновесия.
— А тещу с собой не догадался взять?
Через двойные двери секретарша вновь услышала нелицеприятные характеристики каждого из мужчин, один из которых, по её глубокому убеждению, не мог иметь с другим ничего общего.
* * *
Андрей возвратился к Ларисе мрачным. Буркнул:
— Пошли.
— Все плохо? — забеспокоилась она.
— Нормально. За город едем. Дачи будем строить.
Ему не хотелось на ходу пересказывать разговор, а тем более сочинять рассказ о теплом приеме.
— Бутылку-то сразу взял? — по-бабски поинтересовалась Лариса.
— Взял. Лучше бы сами выпили.
— Я б тебе выпила. Куковали бы сейчас здесь под дверью. Далеко ехать-то?
Андрей только пожал плечами.
Через пару часов, преодолевая пробки, видавшая виды "Газель" вывезла их за пределы Москвы. За окном машины все чаще стали попадаться удивительные по архитектуре и размерам сооружения. В городе их тоже хватало, но это были приватные строения, демонстрировавшие ни столько личную фантазию владельцев, сколько тяжесть их кошелька и психического состояния.
За глухими заборами возвышались бастионы, дворянские гнезда, крепостные башни, рассчитанные на длительную осаду. С колоннами, мансардами, эркерами, балконами, балясинами и башнями; ажурные и строгие, светлые и мрачные они то нагло заявляли о себе, то стыдливо выглядывали из-за заборов. Каждый из них хотел обратить на себя внимание, но лишь единицы заслуживали доброго слова.
— У нас такого днем с огнем не сыщешь, — поделился своими наблюдениями Андрей, обращаясь к водителю.
— Ага, здесь поездишь, еще не то увидишь, — охотно подхватил тот. — Люди конкретно чудят...
С этого момента Ларисе только то и оставалось, что переводить недоверчивый взгляд с затылка вступившего в разговор шофера на Андрея, чтобы понять — разыгрывает их оказавшийся болтливым хозяин «Газели» или говорит правду:
— …а у одних вот было всего десять соток. В доме — четыре этажа, одиннадцать комнат. Прикинь. А их всего двое: муж и жена. Так они все деревья на участке срубили, и гараж влепили на три лайбы. Нормальные люди? …К ним, между прочим, стройматериалы на машинах с мигалками возили…
— У нас, у мэра, — попытался, было, вставить свои пять копеек Андрей, но так и не смог развить собственную тему.
Молчать пришлось до конца пути, пока машина не уперлась в ворота, за которыми находился объект, куда водитель, и, как выяснилось по дороге, по совместительству еще и снабженец, должен был доставить порученную ему пару.
Строительство дачи шло в лесном поселке, где сосны и ели прятали ажурные домики с застекленными мансардами, большинство из которых были деревянными и одноэтажными. Но острый глаз уже мог заметить, что в нынешнем состоянии здешним местам долго не протянуть, а сам этот милый уголок обречен. По узкому проселку колеса машин вовсю раскатывали куски глины, перемешивая ее с ветками и битым кирпичом.
За отстроенным высоким забором двумя клыками-колоннами упирался в землю особняк, вполне подходивший под описание домов-монстров из услышанных по дороге баек.
В полумраке первого этажа, в окружении собственных сумок Андрей и Лариса вновь почувствовали себя пассажирами метро, вышедшими на неизвестной станции. И если бы в этот момент они вдруг услышали за своими спинами голос диктора: "Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны", то не удивились бы.
— Это ты, что ли, со своим самоваром к нам? — Не обращая внимания на Ларису, спросил круглолицый плотный мужик, с редкой, как у новорожденного, растительностью на голове и маленьким носом, выглядевшим сучком под густой хвоей бровей.
— Валерий Афанасьевич, — представился боровичок. — Снабженец говорит, что пополнение привез. Ну что? Будем располагаться?
Он был постарше Андрея лет на десять и сразу дал понять, что все здесь решается только с его благословения. В доказательство тому Афанасьевич самолично определил место для супружеской пары и дал команду сварганить лежанки, от вида которых у Ларисы ёкнуло внутри, словно ей показали продукцию гробовщика, предназначенную лично для нее.
— Только не очень кувыркайтесь здесь, а то не ровен час… — но завершать начатую фразу бригадир не стал. Вместо этого развернулся и, удаляясь, почти приказал:
— Проставиться бы надо. Внизу посидим.
Хлопотать Ларисе пришлось недолго. Того, что привезли с собой и докупили в магазине по дороге, хватило, чтобы накормить оголодавших строителей, готовых порадоваться любому, тем боле даровому, куску.
Посидев немного, она вскоре бросила мужиков, разместившихся у камина, которому еще не пришло время одаривать теплом.
Незавершенный вид печки, делал дом еще более холодным, похожим на склеп, отчего Ларису опять охватил страх, уже испытанный ею в метро. Убежать из зала её заставляла еще и боязнь расплакаться в присутствии чужих людей. Не хотела, чтобы мужики, которых вместе с Валерием Афанасьевичем на объекте было трое, подтрунивали потом над ней и над Андреем.
Спрятавшись в отведенном закутке, она уже не слышала ни возбужденных голосов мужчин, втянувших Андрея в дискуссии об олигархах и гастарбайтерах, внутренней и внешней политике, о подскочившей таксе за нарушение миграционных правил. Не слышала она и матерных комментариев по ходу эротического боевика, поставленного на сон грядущий в хлебнувшую горя японскую видеодвойку.
— Спи-ит, — устало и от того особенно нежно прошептал Андрей. Присев на край лежанки, он потянулся к книге, которую жена, уснув, держала полуоткрытой на подушке.
То была Библия. Лариса иногда читала ее, и всегда делала это наедине с собой. Когда её неожиданно заставали за этим занятием, она тотчас закрывала книгу, оставляя ладонь между страниц, и вновь открывала, как только назойливые глаза исчезали. О своих взаимоотношениях с Богом она никогда никому не говорила. Она вообще не высказывалась о том, что считала сокровенным, и, прежде всего, это касалось ее религиозных убеждений, мыслей о вере.
Сейчас же Андрей пожелал узнать — какую библейскую мудрость скрывает тонкая рука Ларисы. Стараясь осторожно освободить книгу, он на секунду потерял равновесие и неожиданно захлопнул ее. Досадная оплошность не охладила любопытства. Наоборот, ему с большей силой захотелось вернуть ускользнувшее мгновение, угадав именно то место в Библии, где еще могло храниться тепло Ларисиной ладони.
"От Марка", — прочитал Андрей вверху страницы и слегка оробел, словно ему в эту минуту предстояло произнести слова страшной клятвы. Он не сразу смог приступить к чтению. Текст не давался. Как будто сама книга раздумывала: стоит ли ей доверять свои знания этому человеку? Даже когда он начал осваивать строку за строкой, а глаза, спотыкаясь о мудреные слова и названия, бежали все дальше, Андрей не мог сказать, что понимает прочитанное.
"И отправившись оттуда, пришел в пределы Тирские и Сидонские; и вошед в дом, не хотел, чтобы кто узнал; но не мог утаиться..." — листая страницы, переходил от главы к главе Андрей.
Временами ему казалось, что все то, о чем он сейчас читал, встречалось им в других книгах или было известно от людей. Многое было ему знакомо, что-то он даже сам не уставал повторять, не подозревая, что цитирует Библию. Появилось чувство, что святое писание каким-то неведомым ему образом уже давно сопровождает его, предостерегая или придавая уверенности.
Андрей отложил книгу, посмотрел на спящую жену и тихо-тихо прошептал:
— Ничего, Манюнь. Прорвемся, Бог даст.