Досадно в сумасшедшем мире
Мы трезво мыслим лишь тогда
Когда мозги дымят в эфире,
Простившись с жизнью навсегда
(Мой друг, Михаил)
Пусть не будет мысли в потоке мыслей,
Старина Альцгеймер забросит в болото невод,
Ларинголог вынет из уха выстрел,
Небеса разрежет железный провод.
(N.Reber «Принцип Альцгеймера»)
Пролог.
…Женя вновь макнул в, полное мутной, вонючей и ледяной воды, ведро швабру и принялся дальше размазывать по скользкому черному полу подвала ворсистую дурно пахнущую грязь.
Уже второй раз за этот месяц он тут дежурит, но ничего, это значит, что в следующие два он ни разу… даже ногой не ступит сюда. Будут убираться другие больные, а он… что ж, он просто будет смотреть мультики или играть в бильярд с Колей и Федей.
В этой больнице не так и плохо. Всего три недели назад ему исполнилось двадцать шесть, а на его день рождения ему подарили тетрис, новую колоду гадальных карт и большой фруктовый торт, который потом ели всей палатой (и даже медсестер дежурных угощали).
А вот на следующей не…
Закончить мысль Женя не дали. Кто-то выстрелил ему в ухо.
1.
Он медленно приходил в себя. В глазах мелькали искры, страшно болела голова…
Женя перевернулся с боку на спину и осторожно коснулся пальцами правого уха. Дырка была шире, и из нее медленно капала кровь, но рана не болела, а прикосновение пальцев просто не почувствовала. Боль взрывала разум и жгла нервы чуть дальше и глубже, в самой голове.
Женя медленно поднялся на ноги и оперся на швабру. Небольшая лужа алой крови блестела на полу в свете тусклой лампы висящей где-то высоко под потолком.
«Может в меня не попали? А ухо ранил осколок?» – подумал Женя.
Он огляделся вокруг и приметил маленький блестящий предмет, лежащий метрах в семи-восьми от него.
Женя поднял гильзу и, повертев в руках, бросил в темноту, а сам пошел к лестнице, ведущей из подвала. Там, у входа, сидит вахтерша Лидия Савельевна, она должна была видеть, кто прошел за ним сюда.
Но… кому понадобилось стрелять в Женю? Кому в этой огромной психиатрической клинике, в которой содержатся жертвы Взрыва, понадобился он, простой парень, который, как и все остальные здесь, страдает амнезией и каким-то нервно-психическим заболеванием?
Никто не помнит, жертвами чего стали больные. А врачи не говорят им, считая, что это пагубно скажется на их нервах. Когда все закончат курс лечения, им сообщат, что случилось, а пока профессор, Доктор Наук и главврач всей больницы, Иван Николаевич Блинов, велел не упоминать ни при ком катастрофу и называть ее просто Взрывом.
Размышляя над этим и сам же удивляясь собственному спокойствию, Женя взбежал по грязной и темной лестнице наверх, и, пройдя по короткому светлому коридору, завернул за угол, где должна была располагаться будка Лидии Савельевны, толстой шестидесятилетней женщины, беспрестанно курящей и великолепно играющей в шахматы.
«Что за бред?!» – скривился Женя, не поверив своим глазам. Вместо «кандейки» стояла будка, вся обвешанная гирляндами, посередине которой располагалась прорезь для монет и кнопка.
«Узнай свою судьбу всего за три рубля», – гласила цветастая надпись на одной из сторон будки.
Женя усмехнулся и приблизился к ней.
– О, смертный, кинь три рубля и ты узнаешь свое будущее, – странно растягивая слова пропел механический голос, странно похожий на голос Лидии Савельевны.
Он извлек из кармана своей клетчатой рубашки три рубля и закинул их в прорезь.
Послышался щелчок.
– Евгений Потухин… Евгений Потухин… – механический голос странно менялся и затихал, все быстрее выговаривая его имя и фамилию.
– Б-блин, – Женя стукнул по будке кулаком, а потом резко отвернулся и, топая старыми Nike-овскими кроссовками по твердому паркету, зашагал дальше.
Надо найти людей, надо найти персонал и сказать, что в него, Женю, кто-то стрелял…
По бокам мелькали пустые закутки кладовок и пустых комнат, а Евгений, странно злясь, быстрым шагом шел вперед.
Сознание, то четко и быстро просчитывало мысли, то уплывало в сторону, ослабляя зрение и слух; Женя шатался и долго моргал, открывая глаза уже через два-три метра от начала шага.
Он споткнулся о собственную ногу и упал как раз перед лестницей, ведущей к отделению.
Женя медленно перевернулся на спину и отполз к стене, судорожно ловя ртом воздух.
Сознание прояснялось вновь и головная боль уходила куда-то глубже, ослабевая, но не исчезая насовсем.
Напротив него висел небольшой портрет. Широкое, обрамленное черной редкой бородкой лицо, бакенбарды, родинка на левой щеке и простой серебряный крестик на шее.
– Доктор Блинов, – прочитал, прищурившись Женя. – Здрас-сьте, – кивнул он картине и поднялся на ноги. Перед ним была лестница.
2.
Всего пятнадцать ступенек, но как долго он их проходил. Они все ползли и ползли вверх с черепашьей скоростью, никак не желая кончаться. Женя насчитал их более двадцати пяти, но когда обернулся, уже стоя на полу другого этажа, это была все та же старая пятнадцатиступенечная лестница.
Мягкий выцветший ковер привел его к центру отделения. В большой игровой комнате больные в пижамах и трико играли в карты, кости, шахматы, пара стариков с длинными бородами пытались играть в бильярд, а стол для настольного тенниса пустовал. В каком-то отдалении, расположенный над столом для нард, телевизор показывал «В мире животных». Но на выцветшем диване напротив сидел только один зритель, неимоверно толстый, небритый и воняющий мочой Коля в своей неизменной полосатой розово-белой пижаме.
Женя сел рядом и уставился в телевизор.
В экране плясали какие-то мохнатые фиолетовые обезьяны, похожие на ушастых горилл, а потом вдруг изображение ринулось вниз, словно камеру уронили, и постепенно все залил собой электрически-зеленый свет, но потом началась реклама, где семья бобров кушала дерево и запивала какой-то родниковой водой.
– Реклама на канале ОРТ, – прошептал Коля. – Реклама… – тут он увидел Женю. – Граф, пойдемте покурим.
– А?.. Чего? – Женя обернулся к нему, разинув рот.
– Граф Потухин, вы со мной? – официальным тоном осведомился Коля.
– Да, конечно, – кивнул парень, и они, выйдя из игровой, прошли обратно к лестнице.
Коля достал папиросу Беломора и прикурил от зажигалки.
– Граф, что случилось? – выпустив кольцо дыма, спросил он. – У тебя из уха кровь капает.
– Меня застрелили, – ответил Женя. А потом вспомнив, что Коля считает себя Николаем II, царем Империи Российской, находящемся на курорте, прибавил, – Батюшка-царь.
– Да ла-адно, граф, – протянул Коля. – Мы с вами достаточно близкие друзья и старые знакомые, чтобы не называть друг друга по чину.
– Истинно так, – улыбнулся Женя. – Истинно так… Ваша правда.
– А я думал, застреленные умирают…
Они постояли в молчании еще пару минут, и Коля, докурив, спрятал окурок в карман и ушел обратно, сказав:
– Та программа, думаю, снова началась… страсть как люблю зверей, граф. А вы?.. Изволите присоединиться?
– Нет, пока нет, – Женя уже видел как в дали коридора шествует долговязая фигура Феди.
Коля, насвистывая что-то, пошел обратно, а внимание Жени вдруг привлекло движение на лестнице.
Прищурившись, он увидел огромную, размером с кота, толстую серую крысу, идущую на задних лапах, волоча сзади свой лысый розовый хвост.
В передних лапах она держала… окровавленную человеческую кисть.
Пока Женя соображал, что сделать, крыса вдруг сделала еще пару шагов и исчезла, войдя в белую обшарпанную стену.
Парень отшатнулся и чуть не упал, но сухие волосатые и необычайно длинные руки Феди поддержали его.
– Потухин, у тебя кровь из уха капает, – жуя в углу рта фильтр сигареты, проговорил Федя.
– Не новость, – махнул рукой Женя.
Долговязый бородач, продолжая попыхивать сигаретой, оглянулся на коридор и спросил:
– А это… что вообще случилось, Жень?
– Стреляли.
– Э-э-э… постой, – Федя развернул парня, стоявшего к нему боком, лицом к себе. – Э-это в тебя стреляли?
– Да. В подвале. Я думал, через вахтершу узнаю, кто там ходил…
– Через какую вахтершу?! В жизни там вахты не видел…
– Это потому, что ты в жизни подвал не мыл! – усмехнулся Женя.
– …Там только Оракул стоит механический.
– Ора… что?
– Оракул – предсказатель судьбы. Его так Коля называет.
– Он не работает.
– Работает. Я только… это… утром у него был.
– И что услышал?
– Это… что моя жизнь скоро в корне изменится и прекратится внезапно.
– Хрень.
Федя сел на ступеньки лестницы и глубоко вздохнул.
– А кто в тебя стрелял?
– Сказал же, не знаю…
– Я тут подумал… это, как его… я давно размышлял над тем, почему мы здесь находимся.
– И почему же? Ты что-нибудь вспомнил?
– Нет, Потухин, я все так же ничего не помню… как все вокруг… Просто… это, меня тут мрачные мысли посетили.
– И какие же?
– Что нас здесь держат не для того, чтобы мы что-то вспомнили, а наоборот, чтобы не вспомнили.
– Чтобы не вспомнили? Интересная мысль, – Женя почесал затылок. – А… и что ? В меня-то почему стреляли? Я что, что-то вспомнил? Да ни хрена!
– А может Они подумали, что вспомнил? – взгляд маленьких зеленых глазок Феди как-то зловеще сверкнул на Женю, что тот не удержался и нервно засмеялся.
– И я о том же, – тихо закончил бородач и кинул вниз на лестницу свой окурок.
– Н-ну… – Женя почесал подбородок и облокотился о стену.
– Пойду спать, – пробормотал Федя, – а то, это… устал чего-то… Эти… как они… колени гудят.
3.
Женя проследовал до игровой комнаты за Федей, а потом свернул на лестничную площадку и, поднявшись на десять ступенек, очутился в отделении-дворике.
Лестница кончалась сразу под открытым небом. Желтый песок, покрывавший весь дворик, казался золотым под ярким октябрьским солнцем, и многочисленные турники, словно сказочные животные, отбрасывали на него свои причудливые тени.
Слева располагалось высокое серое здание второго корпуса больницы, а справа, метрах в двадцати пяти от первого здания – высокий железный забор, находящийся под огромным напряжением.
За ним виднелся небольшой лесок и дорога, на дальнем конце которой виднелись призрачные очертания огромного бестолкового города Казани.
Женя хорошо помнил, как очень недолгое время жил в Казани на улице Равнореченской в доме номер восемь. Номер снимаемой двухкомнатной квартиры был двести восьмой.
Он прожил там всего… неделю – дней десять. Или он помнил только первую неделю? Помнил убежавший суп, от которого так и не успел потом отмыть всю кухню…
Но далее шла пустота. Память его словно стерли. Временами что-то являлось во снах, какая-то девушка в толстых очках, огромный кот, вид из окна на какое-то озеро…
Сначала было как-то странно и неспокойно, у Жени часто случались истерики, но потом он свыкся с мыслью, что три-четыре месяца из своей жизни потерял и никогда не найдет. Теперь, последние три месяца, он жил здесь нормально. Библиотека, хорошее питание, приятный персонал – это устраивало его.
Но сегодня, с того момента, как он очнулся в подвале после выстрела, его не покидало странное чувство, что что-то вокруг не в порядке, что-то поддельное. Это было чувство, что все вокруг зыбко и иллюзорно. Ощущение нереальности то явственно занимало его мозг, то уходило из мыслей, но потом являлось вновь.
Женя прошел пару десятков шагов и увидел сцену и пустующие ряды скамеек перед ней.
Шестеро толстяков в клоунских костюмах и с размалеванными клоунскими же лицами играли на ней какой-то спектакль, по-видимому, никому не нужный.
Далее дорога, помеченная то тут, то там расставленными синими кирпичами, уводила влево к небольшой одноэтажной постройке, над входом в которую висела вывеска: «Столовая-кафе «ЛастАчка». Только для пациентов».
Он вошел в серую, кажущуюся черной после яркого солнца, тень столовой и тут же увидел обширный зал с десятками чистых белых столиков. Пятнадцать или двадцать человек в пижамах и трико сидели и поглощали пищу, еще семеро стояло с подносами в очереди.
Женя взял поднос и встал восьмым, сразу за худой и маленькой, коротко стриженой женщиной. А впереди огромная машина, напоминающая железный шар со множеством лап-клешней, обслуживала пациентов.
Осьминог, как его успел для себя поименовать Женя, ставил на поднос тарелку с кашей, полбулки хлеба, нечто похожее на котлету, прикрытую маленьким куском омлета, и небольшой графинчик с компотом.
Когда подошла его очередь, Женя не без страха приблизился к Осьминогу и подождал, пока это чудовище поставит ему на поднос его обед.
Затем он сел за столик напротив худого лысого мужчины, всего заросшего щетиной. Чуть поодаль от них сидели две рыжих женщины и что-то весело и громко обсуждали.
– Ни черта, блин, робот, – пробормотал Женя и начал быстро поглощать своей ложкой горячую гречневую кашу.
– Он здесь, думаю, для автоматизации и ускорения обслуживания пациентов и персонала, а так же для облегчения бюджетных требований больницы, – скороговоркой проговорил мужчина напротив и посмотрел на парня.
– Э-э-э… я – Женя, – нашелся тот.
Мужчина протянул через стол свою белую, почти безволосую руку и поздоровался с ним:
– Геннадий. Геннадий-крыса, как зовут меня здесь.
– Женя я, – повторил парень и откинул ложкой кусок омлета, закрывавший мясо. Ч-черт…
Там, свернувшись клубочком, лежала, прикрыв свои глазки, маленькая крыса.
– О-о-о, повезло тебе, – улыбнулся Геннадий.
– Ч-черт… говно… – Женя отодвинул от себя тарелку.
– Ты что, не будешь? – изумился его сосед. – Ну, тогда это… можно за тебя съесть?
– Да, – парень нервно сглотнул и запихнул себе в рот целый кусок хлеба.
Геннадий в это время бережно взял крысу руками и, прикрыв блаженно глаза, укусил. Крыса взвизгнула так резко, громко и высоко, что тот выронил ее из зубов, и бедное животное, оставляя за собой на полу капли крови, умчалось куда-то.
– Блин, такое… упустил… – Геннадий развел руками. – Что уж, а? Бог дал, Бог взял.
Женя попытался отвлечься и капнул поглубже свою гречку.
Внизу, под кашей копошились короткие, жирные белые личинки.
Женя вскрикнул.
– Ну-у-у, ни фига себе, везунчик, – прошептал Крыса и, захватив максимум возможного своей ложкой, отправил личинок вместе с кашей себе в рот.
Он чавкал, пережевывая их, а с подбородка и губ его капала слюна пополам с зеленоватой слизью личинок.
Женя резко встал и отвернулся от него и увидел полного человека в белом халате.
Тот вынул руку с пистолетом из кармана, поднял ее, прицелился и выстрелил.
Женя успел за долю секунды. Он, сметая со своего пути стулья и табуретки, покатился по полу, спасаясь от выстрелов.
Когда он насчитал уже десять залпов, все вдруг затихло.
«Теперь надо поймать его», – подумал Женя. – «Пока он не сменил обойму».
Спокойная уверенность, что у пистолета врага всего десятизарядная обойма, не покидала его.
Женя резко поднялся на ноги, перемахнул через стол и рванулся к своему противнику с огромной скоростью.
Тот выронил обойму, которую собирался зарядить и бросился вверх по лестнице, ведущей на крышу здания.
Женя почти настиг его уже на пятой ступеньке, но не успел ухватиться за полы его халата, оступился и упал.
Тут же вскочил и продолжил погоню.
Крыша была пуста, и теперь Женя смог хорошенько разглядеть этого врага.
Среднего роста, в очках, с заросшим черным «ежиком» и неизменной редкой бородкой и родинкой – это был сам Блинов Иван Николаевич.
– Маэстро, это вы?! – удивленно усмехнулся ему Женя, неумолимо приближаясь к нему, хлюпая дырявыми кроссовками по огромным лужам, согретым лучами солнца.
– Иди сюда! – гаркнул парень, но тут металлический скрежет послышался позади него, у входа.
По лестнице поднимался, вращая своими бесчисленными конечностями Осьминог.
Женя обернулся обратно и понял, что упустил Блинова.
Робот наступал, все приближаясь, а парень пятился назад, к концу крыши.
«Надо спрыгнуть, там всего метра три», – подумал Женя и рванулся к границе.
Он еще успел затормозить и упасть на холодный и твердый бетон, тем самым удержавшись от падения с крыши.
Под крышей на высоте десятка этажей проезжали странные белые автомобили и ходили какие-то прозрачные люди.
Шаги Осьминога послышались совсем рядом, и Женя попытался подняться, упершись руками в пол, но рука его странным образом провалилась куда-то внутрь огромной лужи, блестящей на солнце где-то слева.
Парень быстро вскочил и сиганул в эту лужу, уповая на то, чтобы пройти сквозь нее целиком и не расшибить себе об бетон лоб.
Какое-то мгновение он был в воде, а потом, задыхаясь и кашляя, вынырнул из вонючей и грязной ванны в прачечной-душевой своего отделения.
4.
Он выбрался из холодной и скользкой ванны и, поскользнувшись на луже воды, растянулся на полу.
Голова вновь начала трещать, и он провалялся минут двадцать, приходя в себя. Футболка его вся промокла, а правое ее плечо насквозь пропиталось кровью из уха.
Звуки, которые он сначала принял за звон в ушах, повторились и стали почетче.
Это была тяжелая поступь чего-то или кого-то со шпорами или когтями на ногах и низкое утробное рычание, словно голос огромной собаки.
Женя тихо прокрался к двери и осторожно приоткрыл ее.
Увиденное заставило его закрыть дверь и отшатнуться к армейскому строю душевых кабинок.
По серому грязному коридору бродили три льва, а недорастерзанное тело санитара валялось, словно забытая огромным ребенком тряпочная кукла, в луже крови.
Парень огляделся – только грязные, в пятнах и подтеках дерьма, стены и душевые кабинки.
В соседнем помещении, из которого он и вышел, стояло пять ванн с замоченным в них спальным бельем и пара огромных ящиков, похожих на мусорные, с грудами грязных тряпок.
В последней комнате, вход в которую располагался сразу за этими ящиками (Женя случайно заметил его), оказались ряды писсуаров и унитазов.
А на огромной стене коричневым, ядреным говном была нарисована Мона Лиза. Столь точная и большая картина написанная столь оригинальной техникой (по отпечаткам ладоней стало ясно, что руками ее и рисовали) вызвала у Жени нервный и страшный смех. Он громко, фальцетом смеялся, держась за живот, как минимум минут пять, а потом просто бестолково сел на пол.
Человека, который чуть не пообедал крысами и червяками, чуть не был застрелен собственным главврачом и растерзан роботом-официантом имеет право разрядиться, увидев столь оригинальное проявление любительского изобразительно искусства.
Женя вздохнул и свесил голову вниз в бессильном опустошении… и тут же вскочил. По двум причинам: во-первых, где-то в соседней комнате послышался хищный рык льва, а во-вторых, он, Женя, сидел на решетчатом люке, закрывающем путь куда-то вниз.
«Главное – успеть!»
Женя откинул люк в сторону и ринулся в узкую дыру провала.
Он застрял. И без того узкие его плечи не проходили ни вниз, ни, теперь, и вверх.
Он повернул голову и увидел, что в проход протискивается огромное тело злобно рычащего льва.
Женя стал дергаться, силясь протиснуться, и вот, когда огромный прыжок льва почти настиг его, вдруг треснула и обрушилась перегородка, держащая его плечо.
Парень упал на жесткую землю какого-то подземного перехода, больно ушибшись плечом и затылком.
В этом лазе можно было передвигаться только на четвереньках куда-то вперед, где горел странный тусклый желтый огонек.
Он прополз эти пять-шесть метров, задыхаясь от серой пыли, которую поднял своим падением.
– О-опс, что это там? – гаркнул кто-то впереди, в кустах, когда Женя вывалился в кусты.
Трава была какая-то жесткая и сухая, а чьи-то легкие шаги все приближались.
– Это что? – спросил кто-то над ним.
– Дурак ты, Фраххар, это ж тут самая известная личность. А ну, Фраххар и Спек, поднимите его.
Женю поставили на ноги и привалили к стволу дерева.
Зрение медленно возвращалось к нему, и вскоре он увидел трех карликов рядом с ним.
Двое были в простых коричневых куртках, но с короткими мечами на поясах, а еще один был в красивом фиолетовом камзоле и полосатых сине-желтых штанах, а на голове имел нечто напоминающее помятую кастрюлю, заляпанную синим гелем для ручек.
Рядом с Женей, не претендующим на звание высокого (или даже среднего роста), эти карлики вообще смотрелись малышами. Метр, не более.
«Да, по сравнению с моим метром шестьдесят пять, они…» – ему не дали додумать. Карлик в богатых одеждах протянул ему руку:
– Ну, привет, Евгений. Я – Ухонос.
– Что… Здрасьте, – он робко пожал протянутую руку.
– Я – король этого небольшого подземного города карликов, Литтлтауна, Ухонос I. А ты – …
– Женя Потухин… А откуда вы знаете меня? Я, например, впервые вижу и вас, досточтимый Ухонос, и ваш город.
– Это отдельный разговор. Предлагаю прогуляться со мной и моей охраной по городу и обсудить все.
– Давайте.
Они вышли на дорогу, и тут на плечо Жене сел небольшой черный ворон.
– Я Хугин, ворон Одина. Помнишь меня?
– Я читал, как ты сопровождал принца Корвина в книге Роджера Желязны…
– Да, именно.
– …Она называлась еще… «Хроники Амбера», да?
– Да, вы здесь все хроники, – засмеялась птица. И Женя, не мудрствуя лукаво, саданул ворону в клюв кулаком.
– И правильно, – кивнул ему Ухонос. – Завелось тут… отродье. Нет бы чирикать, летать, народ веселить… Дурная птица. Летает да философствует.
– Ухонос, скажите, так откуда вы меня знаете?
– Вас разрекламировал мне доктор Блинов. Да-да, Блинов, – кивнул карлик на вопросительный взгляд Жени. – Блинов, мой старый знакомый, искал вас, Евгений. И, видно было, не для того, чтобы подарить копию вашей больничной выписки.
– А что он сказал?.. Говорил?
– Тыкал мне в нос вашу фотографию, говорил, коли явится Евгений Потухин, скажите мне. И все не верил, что нету вас у нас. Так один раз попытался меня ударить, ну, его естественно вывели из подземелья и под страхом смерти запретили сюда являться. Уже месяц его нет.
Они шагали по пустынной мощеной дороге, а по бокам ее стояли небольшие, в пару метров, домики, кажущиеся не настоящими, а лишь декорациями к какой-то сказке.
Однако дым, шедший из труб, и маленькие лица карликов в окнах свидетельствовали о том, что такие домики используются здесь как раз по назначению.
– А вы не знаете, зачем я ему? – спросил Женя.
– Нет, – покачал головой Ухонос. – Не знаю. А он разве б сказал?
Вдруг послышался грохот и крики карликов, и навстречу шествующей процессии покатилась волна бегущих.
Охранники тут же выхватили мечи и встали по бокам от Ухоноса и Жени.
Из темноты на улицу выехал огромный экскаватор, в кабине которого четко прорисовывалась грузная фигура Блинова.
Двигая своими большими гусеницами, эта махина быстро приближалась к ним.
– Бежим! – крикнул Ухонос и с необычайной скоростью рванул назад, за толпой.
А Женя, почему-то остановившись, смотрел, как великолепный железный ковш сбивает одного из охранников, в то время как второй лихо запрыгивает на гусеницу, а оттуда вместе с мечом забирается в кабину.
Блинов выстрелил в несчастного три раза, и тело карлика повалилось вниз.
Только сейчас Женя обернулся и побежал, но огромный ковш с размаху ударил его по голове и парень полетел к стене одного из домов…
5.
Женя очнулся.
Белый потолок, датчики, странной паутиной покрывающие все его тело.
Все хорошо… Весь этот бред… ему приснился… Слава Богу…
Дверь скрипнула и вошел в белоснежном халате доктор Блинов.
– Ну что, Потухин, вы пришли в себя? – спросил он.
– Да-а, пришел… – пробормотал Женя. – Доктор, а где я? Что случилось?
– О-ох, Евгений-Евгений, – доктор вознес очи горе и картинно вздохнул. – Вы очень сильно буйствовали ночью, будучи в бреду. Санитары еле успокоили вас.
– Правда? – Женя пристально наблюдал за Блиновым, который сейчас, отвернувшись от него, гремел на железном столе каким-то металлическим инструментарием.
– А… Евгений, вы не помните, что случилось ночью, что заставило вас буйствовать? Может вам что-то снилось?
– Вы.
– Что значит «вы»? «Вы» – то есть «я»? Я – это я, Иван Блинов, ваш лечащий врач.
– Нет, вы не поняли… – Женя привстал на кушетке.
– Лежите, лежите, – пробормотал Блинов. И Женя лег обратно.
– Вы мне снились…
– Неужели? И что я делал?
– Вы пытались убить меня, – хихикнул парень, и услышав в ответ веселый смешок врача, с улыбкой продолжил. – Сначала вы в меня стреляли, потом еще раз, затем, когда я почти схватил вас, вы натравили на меня робота-осьминога, но я скрылся от вас и попал в подземный город карлика Ухоноса, но вы нагнали меня и там.
– Потухин, а вы не сочиняете? У вас такая богатая фантазия, – посмеиваясь спросил Блинов.
– Нет доктор, не сочиняю. Это было так реалистично,– сейчас, когда голова была ясна, тело спокойно отдыхало, и в небольшое окошко под потолком светили лучи яркого солнца, все произошедшее с ним казалось просто ночным кошмаром, параноидальным бредом.
– Ладно… Тогда настала пора инъекций, – обернулся к нему доктор, держа в одетых в перчатки, руках большой шприц.
Что-то теплое сползло по виску и капнуло на подушку. Кровь! А за правой рукой Блинова на небольшом хирургическом столике стояла лишь одна бутылка Tiret-а, средства для удаления засоров в трубах.
Женя вскочил с кушетки и бросился на Блинова, мастерски выбив из его рук шприц.
– Ну, сволочь, что теперь?! – рявкнул он ему в лицо.
– Ничего, Потухин, – послышался сзади глумливый смех Блинова, а Женя вдруг понял, что держит за руки молодую медсестру Таню, испуганно глядящую на него.
Парень выпустил медсестру и обернулся.
Дуло пистолета Блинова смотрело ему в грудь, а сам доктор злобно ухмылялся ему, не обращая внимания на зеленого попугая, сидящего на его левом плече.
Выстрел.
Женя только успел заметить, как его собственная тень прыгает наперерез пуле и падает и падает, истекая кровью
– Бли-инов, сука! – заорал Женя, видя, как доктор скрывается от него за дверью.
– Пиастр-ры! Пиастр-ры! – кричал, кружащий под потолком, попугай.
Парень выскочил из комнаты, но доктора и след простыл. Только странно рычала пожарная сирена, и помещение заливал желтый свет аварийных лампочек.
Он посмотрел на пол и понял, что не отбрасывает тени.
Женя вернулся обратно и увидел свою тень, мертво раскинувшую в стороны руки и ноги.
Попугай куда-то улетел, а… а его же, Жени, отражение в зеркале вдруг кровожадно ему улыбнулось и вышло в отраженную дверь.
Евгений осторожно приблизился к зеркалу и протянул вперед руку – пальцы без труда миновали преграду и оказались «по ту сторону».
Вдруг из все той же двери в зеркале с неимоверной скоростью выпрыгнуло его отражение.
Но оно не успело на долю секунды, Женя выдернул обратно свои пальцы.
«Отраженный Женя» что-то беззвучно закричал и забарабанил кулаками по стеклу.
Парень выбежал из палаты и понесся вперед по коридору, ведущему к его отделению.
…Туда-сюда бегали больные и истошно верещали.
– Бомба! Бомба! В здании бомба! – заорал в лицо Жене старый Яков и продолжил беспорядочно носиться взад-вперед.
В игровой комнате было пусто, и только трое продолжали спокойно играть в бильярд: Коля, Федя и лысый клоун, один из тех, кто участвовал в спектакле рядом с памятной столовой «ЛастАчка».
– Что случилось? – спросил Женя и сел в кресло рядом с шахматным столиком.
– В здании бомба, граф, – медленно проговорил Коля.
– Весь персонал куда-то исчез и все выходы наружу закрыты, – скрипучим голосом добавил клоун.
– Выяснил? – спросил Федя, загнав очередной шар в лунку.
– Что выяснил?
– Ну… это… кто в тебя стрелял.
– Это Блинов, наш главврач.
– И вы рехнулись, достопочтенный граф? А я-то думал, что вы здесь самый нормальный из нас.
– А почему бы и нет, Николай? – осведомился вдруг клоун. – В этом безумном мире возможно все.
– А где… этот… как, блин, его? Блинов-то сам где сейчас?
– Смылся, падла.
– Так ты поищи его… Например… это… в кабинете его.
– Спасибо, – кивнул Женя. – А где кабинет-то?
– По коридору – налево – №18, рядом с мусорными ящиками, – подсказал клоун.
Евгений выхватил из рук Феди кий и ринулся вон из комнаты.
…Дверь была незаперта, и он влетел в кабинет без проблем.
Рядом с книжной полкой и письменным столом располагался ход вниз с блестящей железной лестницей. Парень решительно прыгнул в эту дыру и уцепился за поручни; быстро сбежал вниз и оказался в подвале.
Белый халат Блинова выдал его даже в кромешной тьме.
Иван Николаевич суетливо вертелся у дальнего угла и не сразу заметил Женю.
– Бли-и-инов! – крик перерос в рык, и парень ринулся к доктору, держа наготове свой кий.
Выстрел пробил ему лоб и снес полголовы, но Женя настиг Блинова и всадил ему в глаз свое оружие.
Из пухлой руки мертвого доктора вывалился ключ, и только теперь Женя заметил, что в этом углу находится совсем неприметная дверь.
Он открыл замок и шагнул навстречу холодному ветру и слепящему свету заходящего солнца. Вокруг было чистое поле, а позади, за его спиной здание больницы.
Далеко впереди, словно призрак, колыхалось очертание города Казани.
– Наконец кончилось все это безумие, на-ко-нец, – улыбнувшись, вздохнул Женя и, заслоняясь от света рукой, быстро зашагал вперед, к закату, не замечая даже, что из обоих его ушей ручьями льется кровь, а с правой стороны из пробитой черепной коробки вытекает и вываливается мозг.
За его спиной вдруг послышался грохот, и ядерный гриб вырос там, где всего лишь пару мгновений назад стояло здание больницы.
Эпилог.
– …Черт, мы и его потеряли, – сквозь зубы процедил хирург, а в микрофон сказал: «Пациент Евгений Потухин не перенес лоботомии и умер…»
– Клавдия Никифоровна, – позвал хирург медсестру. – Так, Блинова, иди сообщи ребятам из морга, пусть заберут этого...
– Сейчас, доктор Ухоносов, – белоснежной улыбкой одарила его молодая медсестра и вышла за дверь. В коридоре с веселым визгом носились большие и мохнатые фиолетовые обезьяны…
КОНЕЦ
28/10/04 – 30/10/04
PS. Особое спасибо дорогому другу Михаилу за перепечатку, редакцию, эпиграф к этому произведению и конструктивную критику в мой адрес