СКАЗКИ ДУБОВОЙ РОЩИ.
У нас как будто весна. Вчера была метель. Странно. Метель без снега с жутким холодным ветром. Против ветра идти трудно, все время кажется, что в следующую секунду задохнешься. Пару из твоих легких деваться некуда – ты как будто внутри ледяного желе, припудренного осколками снежинок. Городская пыль и духота, только невозможно холодные. Замерзли весенние лужи. Птицы все куда-то подевались. Деревья как каменные, даже не качаются – может, боятся сломаться… И не говорят. Да я бы и не услышала – уши замерзли, кутаюсь в шубу. В трамвае - и в том холодно. За четыре остановки снежная пыль на шубе не успела растаять. В такую весну думается, что эта планета не для нас, не для людей с теплой кровью. Чужды мы этому промозглому пространству, враждебны, и оно старается нас изжить так, как ему доступно, - вот такой весной… Смертельный холод. Никуда от него не деться. Но я сама выбрала это. Быть чужой, враждебной и холодной. Мы же всё выбираем сами.
Цветочные слезы.
Расскажи мне о лете…
Ты помнишь, я спросила утром, увидев росу, – что это?! Почему плачут цветы?! А ты мне сказала, моя добрая бабушка, что так они радуются солнышку. Я удивилась еще больше – разве от радости плачут?! Разве они не знают, что солнышко восходит каждый день, и каждое утро всегда одинаковое. А ты ответила: они не знают – что будет завтра, они радуются, что могут просто увидеть солнышко.
Расскажи мне о лете…
Когда я верила, что цветы плачут.
1. Зеленое сердце
Она была юной румяной девочкой, которая восторгалась солнечными бликами в ручье, и лежа на поляне в дубовой роще, дула на облака. И ей казалось, что облака летят туда, куда хочется ей. Каждый день она приходила в рощу по тропинке, поросшей овсюгом и тимофеевкой. Ей нравилось узнавать травинки, камешки, птиц и лягушек, которых она заметила вчера. Она возвращалась на поляну тридцать дней подряд, чтобы узнавать их. Это было важно. Они ждали ее возвращения. Хранили ей верность. Её подданные. Они ввели её во дворец с крепкими дубовыми колоннами сквозь ивовые арки, и под резными витражами свода объявили своей Принцессой. Любовь и верность, – она впервые смогла оценить этот дар, будучи маленькой девочкой. Она любила своих подданных, и они отвечали ей тем же.
В конце тропинки в зарослях тимофеевки одиноко рос огромный одуванчик. Он так отчаянно цвел, словно торопился насладиться жизнью, пока его не заглушила молодая поросль тимофеевки. Принцессе показалось, что одуванчику слишком тесно и темно, и он тянется к солнышку из последних сил. Она решила помочь. Раздвинула заросли, чтобы ему стало свободнее, но он упал к ее ногам, и из сердцевины цветка на землю выкатилась большая прозрачная капля.
- Нет-нет! Пожалуйста… – услышала она шепот. – Не надо. Они мои друзья. Они помогают мне увидеть…
Тут поднялся ветер, и шепот одинокого одуванчика утонул в многоголосии трав.
- Что увидеть? Что?!
Но его голос был слишком тих, Принцесса больше не могла разобрать ни слова. В этом прекрасном царстве прежде она не знала грусти. Или не замечала? Неужели она была так невнимательна к тем, кто ее любил! Ей непременно захотелось узнать, что же так печалит одинокий одуванчик. Она проводила целые дни в своем царстве и слушала траву. Говорила с деревьями и птицами. С камнями, - гладила их теплые спины, а они рассказывали ей о том, что без нее было плохо. Что никто не знал – зачем они есть на этой земле. А теперь им тоже важно, чтобы она приходила и узнавала их. Называла по именам, которые дала сама. И все-таки они плакали. Каждое утро она находила своих подданных мокрыми от слез. Она всегда думала, что цветы и деревья могут плакать только от радости. Но одинокий одуванчик у дороги теперь не казался ей таким уж счастливым. Когда же она спрашивала своих подданных об одуванчике, они все начинали говорить хором, и голоса их сливались с голосом ветра в единый шум. И тогда Принцесса ничего уже не могла понять. Наконец, она решилась заговорить с кем-то, кто, может быть, так же одинок, как одуванчик в траве. Осторожно она обратилась к рыжей иве на берегу ручья:
- Ива, Сестренка, а почему деревья, трава и цветы каждое утро плачут? Вы радуетесь солнышку?
- Солнышко дает нам жизнь. Но чего стоит жизнь, в которой ты никому не нужен? – Ива обняла ее узкими листочками. - Мы радуемся твоему появлению, Принцесса. Каждый по-своему.
- А ты?
- Я плачу от счастья, потому что моя Принцесса зовет меня Сестренкой, говорит со мной, когда мои родные сестры все на другом берегу, и я не слышу их голосов. А вот лопух у моих корней над ручьем плачет оттого, что…- Ива наклонилась ниже и прошелестела ей на самое ухо, - вырастил для тебя большой лист, а ты его не замечаешь. Он совсем промок от слез. Бедный лопух скоро совсем сгниет от влаги, если раньше его не съедят улитки или не вырвут мальчишки.
- Я обязательно его навещу. Спасибо… А ты не знаешь, почему плачет одуванчик?
- Не знаю. Одуванчики обычно ни с кем не разговаривают.
- Это точно! Они считают себя редкими цветами – вот умора! – просвистела Сойка, присевшая на ветку ивы.
- Откуда ты знаешь?!
- Как же! Ведь они умеют летать! Они лучше других цветов! И так гордятся собой, что не считают нужным общаться ни с кем.
- Разве ты стала бы плакать, если б считала себя лучше других?
- Ах! Никогда не думала, что от собственной гордости можно так растрогаться! Очень смешно! Они сами отгородились ото всех, ну и нам о них знать тоже ни к чему. Даже кузнечики не едят их листья, потому что они горькие.
- Может быть, они горькие от слез? Я видела, что он плачет.
- Тебе, наверное, показалось, эта была обыкновенная росинка. Одуванчики не плачут, Принцесса! Им не о чем плакать, ведь они никого не помнят! Они сами по себе. А вот нам, птицам, нужно кормить птенцов. Заболталась я с вами! – Сойка возмущенно присвистнула и упорхнула.
- Не слушай ее, просто никто не говорит с одуванчиками на их языке, он очень трудный – такой торопливый, что ничего не поймешь.
- И что же делать?
- Попробуй поставить себя на его место.
- Чтобы понять одуванчик, мне надо стать одуванчиком тоже?!
- В каком-то смысле.
- Но ведь это невозможно. Я же человек!
- Мы же с тобой разговариваем.
- А разве я стала ивой?
- В каком-то смысле.
- Ивы такие странные. Все время говорят загадками! – Сойка снова вилась неподалеку.
«А птицы ничего не смыслят в цветах!» – подумала принцесса, но вслух не сказала.
«Да. Их больше интересуют кузнечики», – молча согласилась Ива.
- Спасибо тебе, Сестренка, - Принцесса погладила гладкий рыжий ствол ивы. - Покажи мне, где прячется тот лопух.
Ива качнула ветвями и шепнула:
- Спустись в овраг…
Принцесса спрыгнула в овраг и огляделась. Под самыми корнями в сырой ложбинке она нашла несчастного. Он низко склонился перед Принцессой, и лист его угодил прямо в грязную лужицу. Бедный лопух засмущался из-за своей неуклюжести и свернул все листья в трубочки.
- Ну, что ты, - успокоила она его. – Мне очень нравится твой красивый лист. Покажи.
Она разгладила один из лопушиных листов, стирая грязь, сняла двух улиток и пересадила их подальше от лопуха.
- Он очень мягкий. Ты вырастил его для меня? Он такой большой. Спасибо.
Лопух воспрянул духом и поклонился еще раз, теперь более грациозно.
- Больше ты не будешь плакать?
Он просиял оставшейся росой, и она расслышала:
- Плакать? Может, только от радости, что вы меня заметили… - Он снова протянул ей огромный прохладный лист. Принцесса подставила свою ладошку. И вдруг теплый ветер с поляны качнул застоявшийся в овраге воздух, пробежал по листьям лопуха, перепрыгивая с одного на другой, как по ступеням. И еще один лист прикрыл протянутую ладошку другим листом. Принцесса захотела что-то ответить, но передумала. Ей показалось, что дело было совсем не в листе. Лопух, поколебавшись еще немного, все-таки продолжил:
– Видите ли, я - простой лопух. Я некрасив. Даже цветы мои назвать цветами трудно. Так, сиреневые метелки. Мальчишки срывают мои цветы, не дав им распуститься, потому что мои бутоны – это колючие приставучие шарики и ими можно только весело бросаться – они зацепляются за все, чего касаются. Вот видите, я не могу подарить Вам даже букет, Принцесса – мои бутоны оборваны. Во мне как будто нет никакой пользы, и меня совершенно не за что любить...
- Вот еще польза – букет! Да разве любят за букеты?!
- И господин Крот говорит так же.
- Но послушай, так не может быть, чтобы ее совсем не было.
- Эх!.. Как мне не повезло родиться лопухом!
- Мы все родились для чего-то или для кого-то. Смотри сам – жуки, мухи и кузнечики для того, чтобы их ловили птицы.
- Очень верно замечено, Принцесса! – мимо них пролетела Сойка, догоняя юркого кузнеца.
- Птицы нужны для того, чтобы петь песни, – продолжала Принцесса. - Деревья – чтобы давать и птицам, и зверям дом, и еще много чего. А главное – они дают чистый воздух, плоды и тень всем, кто живет на земле. Наверное, деревья самые нужные на свете, даже нужнее людей… - Принцесса не договорила, она задумалась о чем-то, и продолжать не спешила.
- Кроты – самые нужные, - нарушил паузу лопух. - Они собирают и хранят богатства под землей, вот как господин Крот, который живет над ручьем. Ой!.. Проболтался. Мне даже тайну доверить нельзя – все выболтал! Вот видите, Принцесса, ну какая от меня может быть польза! Я – самый настоящий лопух.
- А я ни разу не встречалась с тем, кто собирает богатства. Интересно какие они…
И как отличить – богатство это или нет, если ты совсем слепой?! Ведь кроты слепые! - удивилась Принцесса.
- Просто он все уже видел. И ему не обязательно ни на что смотреть глазами. Он просто знает – богатство это или нет. Честно говоря я и сам никогда не видел настоящих богатств… Но я могу показать вход в его нору. Только Вы поклянитесь, что ни за что никому на свете не расскажете об этом.
- Слово Принцессы!
- Вот он, сразу за моей спиной.
- И его до сих пор никто не нашел?!
- Каждый раз, когда проходит охотник или мальчишки пробегают в поисках подходящего места для шалостей, я раскидываю свои листья перед домом господина Крота, чтобы никто не заметил вход. Ведь я простой лопух – и на меня никто не обращает внимания. Иногда мальчишки рвут с меня колючки. Это неприятно, иногда больно, когда они начинают крутить меня за стебель, чтобы сорвать сразу целое соцветие бутонов. Я терплю. Подставляю к ним поближе свои колючки, а листья прижимаю к земле, чтобы не видно было нору.
- По-моему очень глупо подставляться за других, – свистнула Сойка, и пойманный кузнечик выпал из ее клюва. Сойка все-таки нагнала отчаянного кузнеца в траве, и вспорхнула, проигнорировав ответ лопуха. Сойке вполне хватало забот о птенцах.
- Пусть лучше озорники обрывают колючки никому не нужного лопуха, чем разоряют чужие норы, - ответил ей вслед лопух, нисколько не обидевшись. Сестренка Ива согласно качнула ветками, прогоняя надоедливую Сойку. Но та была так любопытна, как и все птицы, что решила тут же вернуться, накормив птенцов, и послушать о чем так долго разговаривает Принцесса с самым обыкновенным лопухом. Облетев иву, Сойка присела на другую ветку.
- Когда весной начинает таять снег, ручей, который сейчас похож на узенькую ленту, превращается в самую настоящую реку. Он вон там, смотрите! – Сквозь траву весело поблескивала вода, но казалась уж очень далеко от оврага, шагах в десяти… - Он разливается так сильно, - продолжал лопух, - что каждую весну мне приходится сдерживать его волны, чтобы водой не затопило нору господина Крота.
- Ты очень смелый и сильный! Ты никого и ничего не боишься! И ты настоящий друг для господина Крота, – Принцесса еще не решила, что ответить лопуху, но сердце ей подсказывало, что он и сам уже догадывается о своей пользе. И это было гораздо важнее, чем тысяча слов, которые она готова была сказать ему в утешение
- Я признаюсь Вам, дорогая Принцесса. Да, я никогда ничего не боялся: ни половодья, ни гроз, ни охотников, ни мальчишек, потому что я никогда ни кем по-настоящему не дорожил. В жизни моей на самом деле не было никакого смысла. И никто в этом не виноват. Я отличаюсь от других только тем, что родился и вырос тут. Никто не расстроится, если одним лопухом станет меньше. Поэтому мне не жалко своих листьев и нераспустившихся цветов. Я сам просто так, бездумно, подставлял свои листья весеннему потоку, а колючки мальчишкам, потому что считал, что все равно никому не нужен. Я жил без радости и без огорчений, и вдруг, подумав об этом, очень испугался, когда... – Лопух замер, решаясь на что-то. – Когда увидел Вас, Принцесса, все изменилось в моей жизни. Я видел, как Вы убрали камень и вынули корягу из ручья, чтобы он не затапливал фиалки на берегу и ему легче было бежать. Вы нашли и посадили в гнездо одного из малышей Сойки. Перевернули божью коровку, которая неудачно шлепнулась на спину. Я все это видел. И то, как радовался ручей, и фиалки. И Сойка. И коровка. Когда Вы пришли к нам, я вдруг понял, что значит радоваться и грустить. Я видел, как радуются другие, и понял, почему - Вы любите нас, Принцесса, и что бы Вы ни сделали, Вы делаете, потому что любите. А я… До сих пор я был бесполезным и глупым растением, которое бездарно растрачивает себя, но теперь все будет иначе. Я тоже полюбил Вас, Принцесса. Всем своим зеленым сердцем!
Лопух протянул к Принцессе тот самый огромный лист снова. Ну почему же она не разглядела раньше! Он и впрямь был похож на сердце, с острым уголком и глубоким вырезом. С одной стороны изумрудно-зеленое, а с другой – серебристое от пушка и мягкое.
- Благодаря Вашей любви, я смог понять, что смел, силен и крепок. Что польза моя в том, чтобы помогать другим. И это понимать, оказывается, очень приятно! – серебристый пушок с другой стороны его сердца просиял.
- Как здорово, что твоя польза нашлась! - Принцесса сама очень разволновалась.
- Я благодарен Вам, и буду помнить об этом всю мою жизнь. Но смеет ли надеяться простой лопух, что Вы будете помнить его?
- Конечно! Я буду тебя помнить. И твое зеленое сердце...
Принцесса не задумывалась никогда, почему она рада помогать другим. И вот здесь, в овраге об этом ей рассказал обыкновенный лопух. Разве можно такое забыть! Теперь он казался ей самым необыкновенным. Ветер погладил Принцессу по плечу, напоминая, что у нее еще много дел.
- Ах! Быть счастливым – так просто! – заколыхались лопушиные листья в такт словам. – Помогать другим - этим может быть счастлив любой, даже лопух!
- Я рада за тебя… - растерянно произнесла принцесса. Мысли вновь вернули ее к давно мучившему вопросу.
- Вы о чем-то задумались, - затревожился лопух. – Могу ли я помочь Вам хоть чем-нибудь?
- Не знаешь ли ты, о чем плачет одинокий одуванчик?
Лопух тряхнул листьями, показав, что не знает.
- Ладно. Я зайду к тебе еще. Будь молодцом! И не грусти без меня.
- Обещаю, Принцесса!
Лопух изогнул зеленое сердце, и ей показалось, что он улыбнулся. Она кивнула ему в ответ и побежала вниз по оврагу к ручью.
Добравшись до воды, Принцесса окунула в нее испачканную глиной ладошку и подумала вслух:
- Выходит, никто не знает, отчего плачет одуванчик.
- Спроси его сама, - прозвенел ручеек.
- Я спрашивала. Но не расслышала ответ. И я не знаю, как стать одуванчиком, чтобы его понять. Он скоро отцветет, а я так и не смогу ничем помочь…
- Не нужно слов там, где можно понять сердцем. Ведь у тебя есть сердце?..
- Конечно. Я же человек.
2. Горькое молоко
Она в задумчивости гладила замшевый коровий бок. Апрелька благодарно кивала и все время норовила лизнуть ее в щеку своим большим сильным языком. Тонкие струйки молока со звоном ударялись о стенки жестяного ведра. Бабушка доила Апрельку, а внучке нужно было помочь бабушке донести ведро с молоком до дома. Святая обязанность. Девочка ждала. Струйки были такими тоненькими, и ей казалось, что дойка затянется до вечера. Она может не успеть к своим подданным…
- Ты чего-то совсем притихла? Тебя никто не обидел?
- Нет.
Она смотрела в жестяное дно, которое потихоньку тонуло в белой лужице молока.
- Знаешь, бабуля, а цветы плачут не только от радости…
- А от чего же им еще плакать?
- Вот и не знаю… Мама сказала, что это просто роса.
- Мама просто забыла. Там-то у вас в городе цветы растут?
- Клумбы есть. В палисадниках крыжовник даже растет. Только его есть нельзя. Он чахлый такой. Мама говорит, что он ядовитый… Бабуля, а что, бывает ядовитый крыжовник?
- Не ядовитый он. Городом отравленный. Ты, дочка, его там не ешь, а то не дай бог!..
- И мама так говорит. На нем ягодки появляются – а никому не нужны. Жалко.
- Жалко, что посадили его не там, где надо. Не на своем месте даже трава чахнет.
- Бабуля, а люди тоже от города отравляются? Или только крыжовник?
- И люди тоже.
- И я отравленная?!
- Да нет, - бабушка засмеялась, отпустила Апрелькины сосцы и протянула внучке на четверть заполненное ведерко. Внучка взяла и с удовольствием отхлебнула прямо через жестяной край.
- Ты еще не успела. А молочко парное против всякой отравы помогает. Нравится тебе парное?
- Да, сладенькое. Апрелькой немножко пахнет.
- На то оно и коровье молоко!
- А магазинное несладкое. Ни чем не пахнет. Оно как вода, только белое. И пить от него сильно хочется.
- Потому что оно ненастоящее. А домашнее – живое. У домашнего молока свой вкус. Всегда разный. Что коровка поест, такое и молоко будет.
- А коровы цветы едят?
- Едят. Иван-чай любят и кашки - клевер по-вашему, по-городскому.
- Мне тоже кашки нравятся. На них лежать мягко. А одуванчики?
- Едят, будь они неладны! Только от одуванчиков у коров молоко горькое.
- От всех - от всех одуванчиков?
- От всех, конечно. Вот дед твой все косил их, пока желтые, да толку. Издалека поналетит семян-то, коси – не коси.
- Это пушинки белые? Они очень далеко летают? Даже в другой город могут улететь?!
- А чего им – они ж легкие! Лети – не хочу! У них и корешок у каждого одуванчика – свой. Где за землю зацепился – там и корешок пустил. А отцвел – детишки его сами по себе тоже полетят.
- И не знают – куда?
- А куда ветер подует, туда и полетят.
- Бабуля! Я сейчас…
- Куда ты?
Она сорвалась с места и крикнула уже набегу:
- Я на минутку сбегаю! Мне надо!
- Ох, стрекоза!
Бабуля привстала, положила уставшую руку на Апрелькин бархатный хребет и улыбнулась, глядя вслед непоседе-внучке бегущей в сторону дубовой рощи. Высоко заплетенные пшеничные косички, топорщась в стороны, смешно подпрыгивали и бились о худенькие загорелые плечи, словно подгоняя. И скоро она светлым пятнышком затерялась в серебристых ивах. Там, дальше, начиналась дубовая роща.
- Стрекоза.
3. Отчего плакал одуванчик
Никто не знал, почему плачет одинокий одуванчик. А она теперь знала. Она бежала к нему со всех ног. Она знала, как ему помочь. Только бы успеть, пока ветром не сдуло белые пушинки.
- Милый, милый одуванчик! Я знаю, отчего ты грустишь!
Травы затихли. И ветер неожиданно угомонился. Теперь они могли говорить. Могли слышать друг друга. Только любопытная Сойка кружила над головой Принцессы и одуванчика, делая вид, что гоняется за мухами. Она все пыталась расслышать, о чем говорят Принцесса и одуванчик, но ничего не слышала. Сойка спускалась все ниже, ниже. И все равно не могла уловить ни слова. Ведь они говорили сердцем. А для этого слова не нужны.
- Ты грустишь о своей семье, правда? Твои братья и сестры улетели. И ты не знаешь, куда. Ты хотел увидеть их? – спросила Принцесса.
- Да… – вздохнул одуванчик.
Она протянула к нему руку и на горячую ладошку капнула слезинка.
- Это слезы радости, Принцесса. Неправда, что одуванчики никого не помнят и мечтают только о том, чтобы покинуть родные края. Волею судеб я оказался здесь совсем один, без друзей, без моей семьи. Здесь никто не мог понять меня, я говорил на своем языке, которого здесь не знали, и надо мной только смеялись. И тогда я замолчал… Но я так рад, что вы смогли услышать меня!
- И любой смог бы. Достаточно было послушать свое сердце. Ведь этот язык могут понимать все, у кого оно есть.
- Конечно, Принцесса! – Он вдруг замолчал. Или он собирался с мыслями, а может быть, все еще не мог поверить, и потому никак не осмеливался начать рассказ, не услышав подтверждение, что его действительно слышат и понимают.
- Я готова, - подбодрила его Принцесса. Одуванчик кивнул и торопливо заговорил снова.
- Когда-то нас было так много – целое поле! И все мы были одной большой и дружной семьей. Мама мне говорила, что придет время, и мы разлетимся – кто куда. Что это великое счастье – уметь летать. Редким цветам доступно такое счастье. Я не верил – как же так?! Я больше не увижу её? Не увижу братьев, свою любимую младшую сестренку?! Мама ответила, что каждому великому счастью есть своя цена. Им так легко увлечься! И можно погибнуть, если вовремя не успеешь спуститься на землю, чтобы родиться на ней цветком и дать жизнь другим. И тогда самая меньшая цена нашему счастью будет всего лишь забвение. Но я не хотел никого забывать! Ведь я так люблю их! Мама сказала, что так легче жить. На новом месте. Это неизбежно. И мы с сестренкой договорились, что когда придет время, мы крепко возьмемся за руки и полетим вместе. Потом найдем прекрасную поляну, родимся цветами. И наши дети увидят, что мы сумели сохранить любовь и тепло семьи. И что забвение, это всего лишь удел слабых или тех, кто никогда никого не любил.
Одуванчик умолк и на мгновенье прикрыл листом пушистую белую шапку от набежавшего ветерка, - это Сойка пролетела над ними очень низко, схватив на лету зазевавшегося кузнечика.
- А если судьбе угодно будет разлучить нас, - произнес он печально, - то в память друг о друге мы вырастим по листу, зубчики которых будут подходить друг к другу, как ключ к замку. Вот этот лист…
Он протянул Принцессе странный лист, зубчики которого причудливо загибались кверху. Такого она еще не видела никогда.
- Так и случилось. Налетел ветер, подхватил нас, и мы взлетели к самому небу вдвоем с сестрой. Мы смотрели вниз и видели, как другие цепляются за стебли трав, ветки деревьев. Как им страшно улетать. Ветер разгонял нас в разные стороны, прочь от дома. Но мы с сестренкой так крепко ухватились друг за друга, что ветер, как ни старался, не мог нас разлучить. Он погнал нас далеко, через лес, широкую реку, он как будто мстил нам за то, что мы шли наперекор своей судьбе. Он поднял нас так высоко в небо, что мы видели летящих птиц так же близко, как сейчас я вижу тебя. Потом еще выше. Мы попали в туман. Как будто в другой мир. Все белым-бело вокруг, только очень много влаги. И никого вокруг. Никого кроме нас. На такой высоте мало кого встретишь!.. – он невесело рассмеялся. – Я никогда не слышал об одуванчиках, которые взлетали так высоко, как мы с сестрой. Мы даже забыли о земле. О том, что она нужна нам… Теперь-то я знаю, что мы на свое несчастье попали в облако.
- Вы самые счастливые одуванчики на свете! Пережить такой стремительный и прекрасный полет! До самых облаков!..
- Увы, Принцесса. С самого начала это было лишь стремительное падение… – Одуванчик замолчал на минуту, собираясь с силами, – так много говорить ему еще не приходилось никогда. Тем более рассказывать о своем падении.
- И что было дальше?
- Что?! Что?! – встрепенулась замершая во внимании Сойка. Она не заметила, как из ее клюва выпал пойманный с немалым трудом кузнечик, и даже не обратила внимания на свою потерю. Сойка уже давно слушала историю одуванчика, сидя в траве, позабыв о делах своих насущных. «Истории с неожиданным поворотом иногда бывают очень кстати. Главное - не терять чувство реальности», - сделал вывод кузнечик, но не вслух, хотя кузнечики и очень болтливы. В конце концов, если ты кузнечик и тебе повезло не быть съеденным сегодня, то нечего строить из себя героя, потому что совершенно очевидно, что ничего героического в этом нет. «А свои ценные мысли в таком случае лучше держать при себе, - снова подумал кузнечик, – дольше проживешь». Но он опять ничего никому не сказал, и умудренный опытом, решил уйти молча, не привлекая к себе внимания.
- Наши парашютики намокли в облаке, - продолжал одуванчик, когда кузнечик уже затерялся в траве. - Мы с сестрой полетели вниз. Набравшие влаги наши тела стали слишком тяжелы, держаться становилось все труднее. Я крикнул ей: «Что бы ни случилось, не расцепляй руки!» Вот и земля показалась совсем близко. Она как будто ожила и двигалась нам навстречу. Все быстрее и быстрее. Мне стало страшно. Я зажмурился… Если бы я не струсил тогда и не закрыл глаза, может быть, успел бы разглядеть паутину в высокой траве, чтобы увернуться. Но нет! Я попался. Зацепился за край сети, и мне не хватило сил удержать мою сестренку. Руки наши разжались, и ветер понес ее дальше. Так я остался в высокой траве совсем один. Мне ничего не осталось, как пустить корни здесь, чтобы не погибнуть. И я не знаю, успела ли сестра добраться до земли, чтобы родиться цветком… Я старался вырасти поскорее, старался изо всех сил, чтобы увидеть, - может быть, она где-то рядом. Стебель мой стал слишком худым и длинным, чтобы удерживать цветок, и тогда тимофеевка мне помогла. Она обступила меня со всех сторон, чтобы я оперся на ее крепкие стрелы. Но я все равно ничего не смог разглядеть. Стрел оказалось так много, что они закрыли горизонт. Тогда я решил скорее отцвести, чтобы мои дети хотя бы в полете смогли увидеть своих кузенов и кузин, чтобы они поверили мне, что не одиноки на земле. Что есть и другие одуванчики, которые помнят о своей семье.
- Как грустно! – воскликнула Сойка.
- Это правильно, что цветы не дол-ж-жны летать! – прожужжала над ухом Принцессы большая пчела. Она как раз собирала нектар на соседнем цветке. – Каж-ж-ждому свое место, а цветам - на луж-ж-жайке! Полет нуж-ж-жен тому, у кого крылья! Для них полет – это ж-ж-жизнь. Для других – ж-ж-жестокое разочарование! Уж-ж-жасно!
- Как верно! Какая мудрая пчела! Я даже не буду тебя ловить! – восторженно пропела Сойка, склонив головку набок, провожая взглядом медленный полет нагруженной нектаром пчелы. – Какая мудрая… какая большая пчела… - с сожалением протянула Сойка и вспорхнула в небо снова гоняться за мухами.
- Вот уваж-ж-жили! – недоверчиво проворчала пчела и на всякий случай поспешила убраться в ближайшие заросли шиповника.
- Не плачь. Я помогу тебе! Хочешь, я отнесу тебя к родным?.. – Принцесса протянула руку и погладила резной лист одуванчика.
- Я даже не знаю где моя сестра! У нас не осталось времени, чтобы ее найти. Ты видишь, я совсем сед… Возьми этот лист на память об одуванчике, который не забыл свою семью. Он подержал ее за руку и прежде, чем отпустить, робко спросил:
- Ты будешь помнить обо мне, Принцесса?
- Обещаю. И я найду твою сестру, и расскажу ей, что ты не забыл ее. А всем одуванчикам я расскажу о вашем необыкновенном полете, какое это было счастье подняться так высоко, в самые облака!
- Спасибо, Принцесса. Но самое большое счастье для меня - вовсе не полет, а то, что теперь хотя бы одна девочка на земле знает, отчего одуванчики плачут. А сейчас позволь мне отдохнуть. Я еще должен рассказать детям об их первом и единственном полете.
5. Единственная на свете
Дома ее ждал сюрприз.
- Мама!
Она нырнула в мамины объятия.
- Как здорово, что ты приехала!
- Я соскучилась по своей умнице! Ты же у меня умница? Бабушке помогала, правда?
- Правда.
- Нагостилась уже на свежем воздухе? Я за тобой приехала. Будем собираться. А что это у тебя? Какой чудной!..
Она чуть не забыла! Лист одуванчика обмяк в теплой детской ладошке. Ей никак нельзя уезжать сейчас! Она же обещала.
- Мамочка, а давай завтра поедем. Или еще через денек, а?
- Мне завтра на работу. Я бы рада с тобой остаться, но не смогу взять еще один выходной. И папа по тебе соскучился. А ты разве не хочешь увидеть его поскорее?
- Конечно, хочу! Вот только… я не могу прямо сейчас.
- Ну что за капризки. Ты ведь у меня умница…
- Мне очень нужно, мамочка, всего один денек! – горячо воскликнула девочка, оборвав маму на полуслове и тихим умоляющим голосом добавила, - Ну, пожалуйста! Я обещала... – она осеклась и искоса глянула на бабушку.
Мама удивленно посмотрела на дочку, потом на бабушку. Та пожала плечами и ничего не ответила.
- Что это у вас за секреты? Что обещала? Кому?
Детское личико сразу посерьезнело. Она не знала, как сказать об очень важном деле маме, которая забыла, что цветы могут плакать. Да она и сама уже готова была расплакаться. На помощь пришла бабушка.
- Она в роще чего-то потеряла. Так что ли, милая?
- Потеряла… - Подлая слезинка, уколов глаз, все-таки поползла по разгоряченной щеке.
- Что потеряла-то? Может, новое купим? – мама все еще не понимала важности дела, в которое дочка не могла ее посвятить. – В лесу-то разве теперь найдешь?
Как же ей было объяснить!.. Нет. Она не может так уехать и даже не попрощаться со своими подданными! Ведь они будут ждать ее утром. Ждать! А она не придет. На лопух в овраге наползут улитки, и некому будет их снять. Они съедят зеленое бархатистое сердце. Её сердце! А белые пушинки разлетятся, и бедный одуванчик никогда не узнает, чем окончился полет его любимой сестренки. Их дети никогда не встретятся, а если и встретятся, то не узнают друг друга. Когда-нибудь они даже станут жить по соседству, но совсем, как чужие, находя покой в забвении…Да жива ли она! Успела ли стать цветком!.. Уехать прямо сейчас – значит всех предать. Девочка разрыдалась.
- Ну вот. Никак не думала, что доченька моя вырастет такой капризкой. Что ты потеряла? Что-то важное?
- О-очень!.. О-очень ва-ажное-е!.. – всхлипывала девочка.
- А раньше почему не поискала?
- Не зна-ала!
- Ну ничего, кто-то другой поищет.
- Не-ет! Кроме меня некому!
- Разве ты единственная на свете? На-ка платок. Высморкайся, успокойся и расскажи нам все по порядку. Может, мы с бабушкой поможем... Ох, совсем размокли глазки у моей принцессы! Как же мы увидим теперь, что искать?
- Иска-ать? – девочка всхлипнула, но почти перестала плакать от удивления.
- Мы же одна семья и друг друга любим, значит должны помогать друг другу. Так? – девочка энергично кивнула. - Чем сырость разводить, лучше будем делать что-то полезное. Искать, так искать.
Девочка вдруг совсем перестала плакать и даже открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала.
- Ну, что же так расстроило мою принцессу? Какая потеря?
Тут же щеки малышки налились каким-то бледным румянцем, а заплаканные глаза сверкнули радостной решимостью.
- Мамочка! Ты самая лучшая! – она чмокнула маму в щеку. – Ну что же я за Принцесса! – Она еще раз шмыгнула носом, но платка не взяла. - Принцессам не пристало реветь, - сказала она уже твердым голосом и быстро зашагала к двери. Мама, слегка опешив от такой резкой перемены в настроении дочери, только и смогла сказать:
- Куда ты?
- Делать что-то полезное, – просто ответила девочка и выпорхнула за порог.
- Так и мы… - она порывисто встала, но, сделав несколько шагов, остановилась на пороге и обернулась. - Пойдем, что ли, прогуляемся?.. – проговорила она, то ли спросив, то ли позвав бабушку. Но та только склонила голову набок и ничего не ответила.
- Я скоро! – крикнула девочка уже на бегу - мы успеем! А вы с бабулей пока блинков напеките. На сладком молоке! - она махнула им напоследок повядшим одуваничным листом, и ее загорелые лодыжки часто-часто замелькали в пегой дорожной пыли.
Мама остановилась у распахнутой двери, то ли в недоумении, то ли в нерешительности, замерев в ожидании то ли самого важного воспоминания, то ли чуда…
Солнце еще раздумывало, садиться ли ему, заглядевшись на дрожащие верхушки могучих дубов, и висело над рощей, едва касаясь ее. Невесомый свет, всепроникающий, разлился кругом. Лицо мамы, умытое золотыми лучами, улыбалось, а глаза ее, все смотрели и смотрели сквозь волны слез. И все дома, деревья, огороды и заборы, стога сена, одинокая телега и дорога становились такими большими и подвижными, живыми, словно задышали, и задышала под ними сама земля, и они поплыли, поплыли… Солнечный вечер, набухший пряным запахом травы, был слишком ярок сегодня для взрослых глаз, привыкших к полутонам. Мама, только чуть подавшись вперед, отпрянула снова в тень родительского дома. Вздох и теплые жесткие старческие руки тут же обняли ее за плечи. Когда-то это была и ее дорога, - дрожащая, мягкая от пыли, желтая…
- Мама!..
Она так и осталась стоять на самом краю порога, не смея сделать ни шагу дальше, провожая взглядом летящую в медовый поток зари свою семилетнюю дочь.
По желтой дороге в сторону дубовой рощи, как и много лет назад, бежала девочка. Совсем одна. Единственная на свете.