Медитация

Левон
Я сидел и медитировал, и на меня снисходило благостное состояние. В этот момент я был готов полюбить и считал, что на самом деле люблю все человечество и все живое на земле. На губах у меня блуждала улыбка Будды, у меня создалось впечатление, что я достиг конечной цели, и нирвана распахивает передо мной свои объятия. И, тут, долго, настойчиво и непрерывно начинает звонить телефон, какой-то несчастный комар или заблудшая муха, пристает ко мне так, словно я их должник по прошлой жизни. Я изо всех сил сохраняю невозмутимость и спокойствие ума, еще плотнее сжимаюсь в комок, чтобы ни в коем случае не упустить величие момента, оставить наслаждение навсегда с собой. Телефон продолжает противно звонить, а комары и мухи жужжать и залезать в самые непотребные места. Лицо цепенеет.
Я напрягаю волю, все мое существо превращается в сгусток, в стремящуюся к священной цели ракету, я пускаю в ход бицепсы, трицепсы, волосяной покров, чтобы удержать вожделенное состояние, которое снизошло на меня после стольких усилий и бесконечных часов медитации. Телефон почему-то начинает звонить уже междугородним звонком, а комары и мухи переходят на вторую космическую скорость. Они идут на таран, не испытывая никакого уважения перед моей неисчерпаемой любовью ко всему человечеству и к ним лично.
Улыбка Будды давно исчезла с моих губ. Вместо нее дружелюбно проступает нежный оскал и белоснежная пена на уголках рта. Через мозг нескончаемым вихрем проносятся одни и те же слова: любовь, спокойствие, радость, нирвана.
Но вдруг, пелена спадает с моих глаз. Я больше не питаю никаких иллюзий относительно своих чувств к человечеству и всему живому на земле. Я готов уничтожить род людской сейчас же, немедленно, стереть в порошок, чтобы даже памяти не осталось, а в первую очередць все коммуникационные сети и их создателя. Все живое, разумеется, должно последовать за ними. Я вскакиваю, и с воплями несусь к телефону, чтобы тут же, немедля, превратить звонящего в жабу, но как только я протягиваю руку к трубке, телефон, издав особенно омерзительную трель, перестает звонить. Разумеется, все надоедливая живность куда-то мигом испаряется. И я снова один, погружаю себя в сладостное предвкушение нерушимой любви ко всему живому.