Глава первая
А что такое Сибирь, ну кто-нибудь из вас знает каково жить здесь, вдали от центра.
Ну, нет, не от Москвы или там Нью-Йорка, а именно вдали от твоего психологического центра, к которому ты едешь во всех этих автобусах, летишь иногда в этих блестящих самолетах.… Ну, может кто-либо представить, что такое пустое пространство, наполненное одним и тем же. Вот едешь по Италии и там через каждый километр новые впечатления, архитектурные постройки напоминают о разных эпохах…
А что в Сибири, степи, тайга, солончаки, невысокие и какие-то ненастоящие горы, городишки, ничем не отличающиеся друг от друга. Между Парижем и Миланом пару часов езды на машине, а разница в настроении, культуре, которая обитает на их улочках, живет в их домах, библиотеках, клубах огромная. Это разные миры. А в Сибири!?
Между Свердловском и какой-либо байкальской деревней километры дорог, миллионы шпал транссибирской магистрали. А разницы никакой. Везде одни и те же люди с одним и тем же настроением, которые создают представление о мире из новостей
центрального московского канала. Вот я еду так на автобусе из Академгородка, что является гордостью Сибиряков, а никто
в Москве или там Калининграде и не знает об этом…ну, о том, что есть такое место, о том, что есть я и том, что это место я могу любить, ну или вообще кто-то может…любить. А еще у Сибири нет истории. Вот у греков есть мифы, философы, такие мудрые и вызывающие уважение. А у нас целина, уголь, нефть и больше ничего. Ну, как это можно любить. Как можно любить то место, в которое ссылали декабристов в далеком 1825 году. Вот выходишь на улицу и представляешь, как они замерзшие, уставшие и голодные шли где-нибудь здесь вслед за повозкой, а их погоняли сзади наглые, но не менее уставшие жандармы, ну такие… с черными усиками. А теперь здесь стоят заводы, библиотеки, машины по новеньким асфальтированным дорожкам везут всяких профессоров, инженеров или там бизнесменов к дорогим ресторанам, «Макдональдсам» или на какие-либо дурацкие конференции.
И вот этого всего много, ну, аргументов не испытывать любви к этому месту. Но ведь бывает, ну, когда вот встретишь на курорте какого-нибудь человека, а потом выяснится, что он тоже из Сибири… Вот стоите вы такие возле пляжа, наблюдаете за тем, как отдыхают другие, а они, ну, то есть другие, все эти немцы, голландцы, мальтийцы…они какие-то вялые, неинтересные. А наши мужики резвятся, прыгают, горланят песни.
Вот от этого, становится хорошо. От осознания того, что никто так не умеет радоваться жизни…Этому можно научится только в такой тоске, которая гудит где-то между проводов, что тянутся вдоль транссибирской магистрали и бегут вдоль сибирских рек,
Енисея, Оби, Индигарки…
Я ехал в автобусе. Ну и что здесь такого, спросите вы. Даже не знаю, почему я пишу об этом. Но тогда для меня это было очень важно. Ну, то, что ехал в дурацком автобусе, а мне этого совсем не хотелось. Одним словом, быть в таком настроении и быть, то есть думать и чувствовать… именно в этом обшарпанном тарантасе, который теряется в котловане мегаполиса, глотая глазами пассажиров неоновые огни.
Вот ты так едешь, за окном такие аллейки, на которых так приятно гулять…после дождя, фонари такие виноватые, подмигивают тебе…именно тебе в этом огромном усталом городе, все пассажиры скучные, обыкновенные. Но это, это в гигантском бездушном городе …это еще ерунда. Главное, что этого всего ты сейчас не хочешь, не будешь хотеть завтра, тебе это не надо и никогда не было необходимо, никогда…
А автобус, он уже вывернул на шоссе, название которого говорить не имеет никакого смысла. Ведь ни для меня, ни для этих пассажиров, ни даже для шофера в этот момент оно не имеет никого значения. Это шоссе без названия...
Вот водитель уже переключил скорости, пассажиры открыли газеты, в которых живут сонные провинциальные новости, настроились на долгую дорогу, а я …ну, что я, я все думал и пялился …причем так тупо, в это стекло, ну окошко автобуса, о котором не знает никто из людей, живущих где-либо в Испании или Турции. А о чем я думал, не могу вспомнить. То есть это значит, что меня не было. А как можно любить этот автобус, а соответственно и страну, которая его сделала, если тебя в ней нет. Нет, конечно, есть люди,…но ведь к ним не подойти, не поговорить за жизнь, как на рыбалке. Именно поэтому автобус везет меня вдаль, листая шоссе перед взором водителя…
А вокруг тайга, ну, такая евразийская бездна. Деревья, деревья, деревья на север до Енисея или там до Северного моря, которое есть на картах во всех школьных учебниках.
Если ехать на юг будут степи. Если путешествовать на восток…Охотское море. Если мчать на запад, то нашим глазам предстанут Екатеринбург и Саратов, Москва и Рига, Калининград, Лондон, Гринвич, Дублин. А дальше будет море. И придется сесть в лодку и плыть. Вокруг будет вода, а я буду сидеть с удочкой и загорать в шезлонге, читая «Newsweek», интересно вот сразу же из Сибири в море…ну, чтобы солнце, парус весь такой…я сделаю его из своей рубашки, что может быть лучше?
А знаете, в нашем городе много таких людей. И всех везут такие автобусы, автобусы, которых нет, автобусы, о которых не слышал никто на тех золотых солнечных курортах, где ходят такие люди в панамках и сандалиях. Представляете, по песку ходят в панамках и сандалиях…
Но городу на это наплевать. Он, как сумасшедший, делает машины на этих заводах, а потом учит держать баранку шоферов, достает из деревень молоденьких выпускниц, которые только что окончили школу и некуда не поступили, и изображает из них кондукторов. А какие из них кондукторы. Это просто выпускницы, которые вот так рвались в город…и вот они все в нем. Они все здесь живут и у них у всех есть свои номера телефонов.
А еще Сибирь это миф, ну, вы сами знаете, миф с медведями, морозами и людьми, которые ходят даже летом в шапках ушанках.
Миф, который создали все эти европейцы, американцы, живущие там…ну за бугром, на западном полушарии этой старенькой обшарпанной карты, что висела на школьной доске.
И поэтому, очень забавно наблюдать за туристами, которые, приезжая, например, в Новосибирск или там Кемерово видят, что
в этой точке на карте тоже бывает лето и есть магазины, а в них миллионы различных вещей на все цвета и вкусы.
Они так удивляются, морщат лоб и думают о том, не подать ли им в суд на туристическое бюро, подсунувшее ненастоящую Сибирь. Но потом передумывают, ходят так (изображает) и озираются по сторонам. «И вот это Сибирь?» - говорят они с таким смешным ударением на последнем слоге. Да, это она и никто не знает: зачем нужен этот коллаж из миллионов вещей, которые смешались в этом котловане, окруженном тайгой. Никто.
А еще в детстве у меня была совсем другая Сибирь, ее можно было любить, ну, так откровенно и безвозмездно, не прося ничего взамен
за свою любовь. Помню в детстве мы шли с дедушкой по заснеженной улице, было всего пять или шесть часов, но была зима, и поэтому все небо было в звездах. Было холодно, с губ шел пар, но, несмотря на это я чувствовал себя очень хорошо. Как Кай в конце зимней истории, которая закончилась счастливо, ведь все были
спасены. О Герде я тогда еще не думал. Город был очень уютным и ничего не имел общего с моим мегаполисом, в котором я сейчас живу. Это был город, который собрал в себе все лучшее, что было в той стране, ну, еще в Советском Союзе. На елке, возвышающейся в центре зимнего парка, горела звезда. И именно от этого, от сочетания рождественской сказки и порывов детского патриотизма рождалось неземное чувство единения со всем миром.
Но потом все изменилось, как-то быстро и неестественно, во время распада СССР у нас не работал телевизор и я не мог смотреть новости. Все я узнавал из сплетен, которые мяли на своих языках
бабушки у скамеек, дети людей, у которых все работало, мужики с вечным домино, на стоящем во дворе столе. Они говорили о какой-то революции. И я представлял красных конников на лошадях, которые бегают далеко в Москве. А потом я узнал, что был расстрел Белого дома. Для меня это собственно тогда значило лишь то, что детство кончилось…Вот так шло, шло, шло и кончилось… Помню, я шел с тренировки по плаванию вместе с приятелями и у нас завязался спор о том кто лучше: Рудской или Ельцин. В общем, они для нас были просто дядьками из новостей. Один с усами, другой без. Но наши родители разделяли разные точки зрения, соответственно это поставило по разные стороны лагеря. Прогулка наша закончилась дракой, после которой мама моего приятеля звонила моим родителям и жаловалась на меня, называя хулиганом.
С тех пор прошло много времени, дедушка умер, а Сибирь нанесла на себя макияж из «Макдональдсов». Наполнила дороги импортными машинами. Построила сотни и тысячи супермаркетов, забив их всякой всячиной из-за нехватки которой, отчасти, и развалился Советской Союз, оставивший мне одни светлые воспоминания. В лексике появились сотни совсем новых слов, которые сначала как иммигранты стеснительно плясали на губах прохожих. Но затем они освоились и стали походить больше на оккупантов, бравурно гуляющих по многочисленным аллеям города. На Советский Союз смотрели теперь как на динозавра из учебников истории, большого, неуклюжего, и главное, хищного.
Для молодежи настало время МТВ и Кока-колы, мультиплексов и
Интернета, которые ракетами прошили всю планету. Пространство в какой-то момент стало непростительно маленьким, настолько крохотным, что планету просто стало жалко, она ни чем не отличалась от теннисного шарика в руке нашего президента.
Не осталось неоткрытых островов, остались лишь неоткрытые двери клубов и неснятые женские блузки. Космос был покорен, и поэтому мы все бросились покорять женские сердца и смаковать их губы в комплексе с винами и шампанским. И в этом Сибирь ничем не отличалась от какого-нибудь там Лас-Вегаса или Буэнос-Айреса.
Индустрия развлечений работала настолько хорошо, что при наличии определенных средств можно было разыграть сценарий какого-либо голливудского кино, повторив его сцены, на которые так падки девушки.
«А где здесь Сибирь?» - Спросите вы. А в том-то и дело, что ее нет.
На ее территории когда-то возникли заповедники, которые все разрастались, становились больше, свободней и Сибири не стало.
О ней вспоминают только зимой, когда снег начинает мешать получать удовольствие от жизни.
Сибирь для меня превратилась в один глобальный мегаполис, окруженный тайгой и связанный со всякими Европами и Америками самолетными рейсами и сетями Интернета. Та Сибирь с
Рельсами и промежуточными станциями, лесосплавами и пароходами, что ходят вверх по Енисею, осталась где-то далеко. Я ее не чувствовал.
«А где патриотизм?» - спросите вы. Да везде, но он какой-то особенный, напоминающий мокрого щенка, которого не пускают во время дождя в дом, который он очень любит. Вот такой, люди, патриотизм… Нет, я в детстве не понимал, как можно любить все эти скудные пейзажи, что тянутся вдоль рельс, когда ты едешь на поезде в каком-нибудь прицепном вагоне. Вот русский человек должен просто обожать все это…все это однообразие… А я что,
значит не русский. Хотя иногда, когда поезд останавливался, ну, случайно из-за какой-либо поломки, посреди этого пейзажа было очень приятно выйти, вздохнуть полной грудью, посмотреть так с прищуром на эти былинные дали и вспомнить картину Левитана. Вдохнуть этот запах нескошенной сочной травы, который может быть только здесь, в этой точке, которую потом не найдешь никогда. Хотелось бежать, быстро до одури через высокую траву и видеть эту бесконечность. Интересно, но в этот момент я почему-то вспоминал рисунки из букваря, которые были призваны разжигать в детских сердцах патриотизм. А, кстати, в букварях в первые годы моей учебы еще были рисунки Ленина и Юрия Гагарина, и мне это нравилось. Спасибо им всем за наше счастливое детство, ну, тем, кто делал эти книги. Спасибо Сибири за то, что она иногда им соответствовала: все эти стога сена, косогоры, разливы рек, небо, в котором начинает буянить дождь, чистый воздух, ощущение бесконечности всего…
А еще, мне кажется, у Сибири нет нового образа. Он взят и скопирован с других городов и стран. Настоящая Сибирь осталась там, в прошлом, которое в лаптях ходит по долинам, оврагам и бескрайним далям коллективной памяти. Но с ней еще можно столкнуться. Помню, в детстве мы на машине приехали в какую-то деревню, расположенную возле косогора, который круто обрывался куда-то вниз, бросая взгляды в бесконечную даль. Вдали росли пожелтевшие деревья, и притом, такие, какими их изображали наши русские мастера. Сочные и родные, до такой степени, что их хотелось обнять. Вот именно в этот момент я ощутил какую-то сопричастность ко всему происходящему, ко всем этим книгам, Пушкину, Гоголю, Бунину, ко всем этим картинам, я почувствовал то, что было в душах миллионов людей, которые жили до меня.
И от этого стало как-то теплее. Я почувствовал, что я тоже включен в эту вселенную. Ночью над деревней горела луна, немного сбоку, кивая головой над ивами. Стрекотали кузнечики, а ноздри раздувались от ощущения настоящего деревенского воздуха, который хотелось глотать взахлеб, чтобы привести хоть немного в город… В этот вечер я совпал с окружающим миром, не с конкретным городом или селом, а со всем…
А как редко это случается,… как не часто мы чувствуем, что мы едины с этим мегаполисом, страной, и, в конце концов, с космически огромным миром вещей. Вот именно для этого мы покупаем столько всякой ерунды, чтобы найти в ней себя.
У кого-то мир сужается до пространства ограниченного кузовом его любимого обшарпанного автомобиля, у другого до размеров офиса, у меня же сейчас мир – это только я. Хотя, вряд ли я могу сказать, где я кончаюсь. Вот мои волосы это я или уже нет. Если я, то почему я так спокойно смотрю на то, как набриолиненный и накрахмаленный парикмахер с улыбкой отрезает мои локоны и кидает их на стол.
А если не я, то почему мной является мои ногти или там аппендицит. Не знаю…
Где я, нет, ну, конечно, я узнаю себя в зеркале. Но все равно, это не дает мне ощущения себя. Меня нет…
А еще я помню, что когда-то мой город казался мне большим. Ну, таким бесконечным полем, на котором выстроились сами по себе дома, выросли парки, заасфальтировались дороги, откуда не возьмись, появились музеи, аттракционы, модные магазины. Но, я точно не помню в какой день, мне в нем стало невыносимо душно.
Исчезло ощущение свободы, которое раньше давал город, и именно это сплющило его до размеров теннисного корта…не больше…
Город не больше теннисного корта.
Но потом прошло время, в моих глазах появились новые люди, а соответственно и новые маршруты, записные книжки набухли новехонькими номерами сотовых телефонов, в графике дня выпочковались занятия, о которых я раньше только мечтал. И именно в этот момент город снова наполнился свежим воздухом и раздулся, как воздушный шар от гелия, ощущение свободы захлестнуло и перевернуло все верх дном, мегаполис стал радовать
миллионами вещей и впечатлений…
А еще Сибирь, это исчезнувшее ощущение того, что все главное происходит где-то там, далеко. Дело в том, что понятие «далеко» теперь почти что не существует, оно измеряется в деньгах которые ты платишь во время покупки билета. Все, что раньше могло произойти только в Москве или Киеве теперь случается и у нас. Мировые звезды обязательно заглядывают в наш мегаполис, чтобы сломать свои стереотипы о приветливые улыбки сибиряков, гуляющих по проспекту в панамках и сандалиях. Теперь у нас, кстати, и «Вудсток» свой будет. Банкноты пивоваренной кампании соберут на нашем аэродроме лучшие группы нашей необъятной родины. Одним словом, глобализация, ее шаги слышатся и на наших сибирских аллеях. Но где-то там за чертою города есть другая земля, terra incognita для детей города, избалованных его серпантиновыми поцелуями. Там до сих пор уживаются перестройка, видимо надолго затянувшаяся в тех краях, колхозно-стахановское прошлое в кирзовых сапогах и старообрядческая тоска и языческая Русь в лаптях, которая живет в этих древних деревнях. Наша страна – это страна не расстояний, а эпох, которые до сих пор уживаются на одном месте. В Академгородке чуть не Силиконовая долина, но отъедь на несколько километров дальше создастся впечатление, что Владимир Ильич Ленин со своей Электрификацией никогда здесь не бывал…
А еще, Сибирь – это сочетание вот такой добродушной суровости с культурой, которая есть и которую просто так не выкинешь…
Сибиряки на столичных смотрят, как на мажоров, и это понятно, как ни смотреть на Москву свысока. Они там с жиру бесятся, а у нас таланты, куда ни ткни!
Вот именно в этой самой Сибири и началась эта дивная история.
Самолет должен был прилететь ровно в двенадцать часов, махнуть крылом встречающим и так уверенно и самовлюбленно сесть на посадочную полосу. Но этого не случилось. Лайнер опоздал и вокзал еще долго ждал его прибытия, кутая скуку и раздражение в саквояжи. Трап подали и люди, вернувшиеся загорелыми с курорта, пошли навстречу городу. В объятья родных, знакомых, друзей, вперед к мегаполису. Они были удивлены, еще несколько часов назад они плескались на южном пляже, были такие воздушные змеи, фотоаппараты, вспышки, а теперь этого ничего нет …осень, тот же сибирский город и скоро, видимо, будет дождь.
Прошло не больше полу часа и все приезжие были увезены на такси, на чьих-то машинах в свои уютные квартиры с такими шелковыми шторами и томными абажурами. Но один господин в сером драповом пальто, которое он предусмотрительно накинул на плечи, остался и еще долго чернел пятном на фоне скудных фонарей. Закапал дождь, но именно в этот момент подъехала машина, марка которой не важна, поскольку была уже ночь и разглядеть ничего не предоставлялось возможным, открылись двери и господин в импозантном пальто сел внутрь.
Автомобиль исчез за поворотом и шум его мотора растворился в осенней тишине.