Прохоров был мрачен и скупо поглядывал на присутствующих из-под низких, тяжёлых бровей. Этим совещанием он должен был подтвердить власть и единоначалие в кампании. Федюшина глядела на него преданными и почти влюблёнными глазами начальницы отдела снабжения. Скворцов нервно чесал бородавку на безымянном пальце. Он понимал, что Прохоров сегодня не в настроении, и это грозило ему, Скворцову, серьёзными неприятностями. Мухин с Ковалёвым сидели совершенно неподвижно, не сводя с начальника глаз. Лишь Саранская смотрела в другую сторону: начальника она и так видела каждый день, да и всё её присутствие было не более чем простая формальность. Первый залп начальственного взгляда принял на себя Ковалёв. Он вопросительно посмотрел на шефа, и тот едва заметно кивнул. Тогда Ковалёв спешно поднялся, поправил галстук, откашлялся и, задрав руки вверх, отчётливо сказал «У-лю-лю-лю-лю-лю-лю!». При этом он выпучил глаза и яростно крутил кистями рук, после чего конвульсивно дрыгнул ногой и сел. Прохоров чуть озадаченно заломил бровь, но промолчал. Эстафету ответствующей приняла на себя Федюшина. Она вскочила, опрокинув стул, и оббежала офис, высоко выбрасывая ноги перед собой. Оббежав, трижды перекрестилась, плюнула на Мухина и села на своё место. На секунду все затихли. Прохоров не мог понять, что происходит, а остальные, за исключением Мухина, не двигались. Мухин вытирал платком с плеча плевок Федюшиной. Оттерев его, наконец, он встал, запрокинул голову и оглушающее захохотал. Прохохотав ровно три секунды, он пожал плечами и сел на место. Саранская взяла пепельницу со стола и опрокинула её себе на голову. Скворцов только собирался подняться, как Прохоров пришёл-таки в себя. Он ударил кулаком по столу. Балаган надо было прекращать. Затем он ещё раз стукнул по нему и, решительно забравшись на стул, стукнул по столу ногой, а потом под общие одобрительные взгляды исполнил на столе искромётную чечётку.