***
Запыленный «уазик», скрипнув тормозами, остановился перед воротами питомника Nского РОВД. Ворота открылись, машина въехала внутрь и, сделав размашистый круг по широкому дворику, остановилась в тени одноэтажного кирпичного здания, на крыльце которого сидели несколько человек в расстегнутых от невероятной жары рубашках и курили, спасаясь от палящего солнца, нещадно проливающего свои лучи на крышу. Рядом с ними, чуть в стороне, лежал крупный серый «немец». Его частое дыхание, высунутый язык и тяжело вздымающиеся бока свидетельствовали о том, что и ему жаркая погода никак не была на пользу. Дверь «уазика» приоткрылась, и из него вышел высокий худощавый молодой человек в высокой фуражке и форменной куртке, на погонах которой тускло мерцали по 2 маленьких звездочки. Форма на нем была новая, с иголочки, что сразу бросилось в глаза курящим, а серый кобель мгновенно поднялся на ноги и чуть слышно угрожающе зарычал на незнакомца. После чего последовала ленивая команда «Фу», рывок поводком, и пес уселся на место, не сводя, однако пристального взгляда со стоящего лейтенанта. Затем люди встали, побросав недокуренные папиросы, вяло отдали честь офицеру и недовольно вошли внутрь дома. Тут вышел и сам шофер в засаленной майке-тельняшке и помог лейтенанту выгрузить 2 увесистых чемодана. Оттирая пот со лба, он достал из кармана пачку сигарет, и указал в сторону небольшого двухэтажного домика из красного кирпича с ярко-зеленой крышей, коротко добавив: «К капитану туда». Потом он обошел машину, привычно пнул правое заднее колесо, подошел к стоящему у крыльца сержанту с собакой и, прикурив от его сигареты, заговорил с ним. Лейтенант тем временем, оставив вещи у машины, направился в указанном ему направлении, держа в руках толстую черную папку. Он быстро поднялся по ступенькам крыльца и постучал в дверь.
-Войдите, – раздался приглушенный хрипловатый голос.
Лейтенант уверенно толкнул дверь и вошел в комнату: за низким письменным столом сидел коренастый лысеющий человек с кустистыми бровями. Он сидел, тяжело опираясь локтями на стол, подперев голову обеими руками и опустив глаза на раскрытое «Дело», лежащее перед ним и, кажется, совсем не замечал вошедшего. Так продолжалось секунды три. Потом он поднял глаза на лейтенанта и поспешно, словно он был застигнут врасплох, захлопнул папку, быстро спрятав её под стопку бумаг на краю стола. Он как-то нервно и неловко поднялся с места, с грохотом отодвинув стул, и направился навстречу вошедшему.
-Лейтенант Соловьев Сергей Романович? – резко спросил он, как человек, которого оторвали от важного дела.
-Так точно, товарищ капитан, - последовал ответ.
В ту же минуту капитан овладел собой и достаточно приветливо улыбнулся, протягивая руку:
-Капитан Тимошенко Георгий Петрович. Добро пожаловать к нам в питомник.
Соловьев сразу заметил, что широкая улыбка капитана никак не соответствовала его тяжелому и почти скорбному взгляду.
Между тем Тимошенко принял из рук лейтенанта папку с надписью «Личное дело», прошел с ней за стол, сел и положил ее перед собой. После того, как он пролистал несколько страниц, его взгляд остановился на слове «академия» в графе «Образование». При этом он хмыкнул и покачал головой:
-Отчего к нам решили податься? – иронически спросил он и посмотрел на Соловьева. Только сейчас капитан заметил, что все это время тот стоял перед ним, неловко переминаясь с ноги на ногу.
-Да Вы присаживайтесь, - поспешно прибавил он, указав глазами на стул.
-По распределению, - ответил лейтенант, - я просил направить меня в какой-нибудь питомник. Вот меня и направили.
С самого начала Сергею показалось все довольно странным. На станции вместо капитана Тимошенко его встретил угрюмый шофер, который пробормотал что-то про то, что капитан занят и не смог приехать. Причем он все время старался не смотреть на Сергея, а если и смотрел, то во взгляде его чувствовался какой-то укор, раздражение и будто бы даже неприязнь. После нескольких уклончивых ответов, которые дали понять Соловьеву, что разговаривать с ним не хотят, шофер всю дорогу молчал, не проронив ни слова. То же самое лейтенант почувствовал во взглядах людей, куривших на крыльце. И теперь, сидя в кабинете капитана Тимошенко, он видел, что тот старался не встречаться с ним, Соловьевым, глазами, и лишь изредка Сергей ловил на себе взгляд, в котором странным образом смешались укор, печаль и язвительная насмешка.
Капитан снова хмыкнул: в графе «Квалификация» в конце длинного списка стояло слово «зоопсихолог».
-Что же Вы, - продолжил он, - с дипломом с отличием и в обычный питомник. Остались бы в академии или пошли в какой-нибудь НИИ, занялись бы научной работой.
-А я, товарищ капитан, животных очень люблю, особенно собак. Поэтому мне практика больше по душе, ведь работать с живыми собаками куда интереснее, чем сидеть в пыльном кабинете.
-Про кабинет это Вы на меня намекаете? Ну-ну, шучу. В общем, это я так спросил. Понимаете, нам здесь нужны серьезные люди. Надеюсь, Вам у нас понравится. Сегодня я от Вас ничего не требую, отдыхайте с дороги. Вам покажут Вашу комнату. Походите, осмотритесь, ознакомьтесь с питомником. Желаю удачи.
-Спасибо, - ответил Соловьев,- я не подведу, - и спросил: Разрешите идти?
-Идите.
Лейтенант направился к двери.
-Одну минуточку, лейтенант, - раздался у него за спиной голос Тимошенко, - один еще вопрос.
Соловьев обернулся и вопросительно посмотрел на капитана.
-Ваша дипломная работа называлась…, - тут Тимошенко склонился над папкой, - так… «Особенности психических…», одним словом, поведение собак…, как бы это сказать, в нестандартных ситуациях?
-Да.
-И я бы хотел…, - начал капитан.
Тут дверь распахнулась, и в комнату ворвался один из тех сержантов, которых Сергей видел, когда приехал.
-Что случилось?! – строго спросило капитан Тимошенко.
Ловя воздух, как рыба, пересохшим ртом, вытаращив красные от пыли и жары глаза, сержант выдохнул:
-Анчар Семенова порвал, Георгий Петрович…
-Как?! – удивленно воскликнул капитан, переводя взгляд то на сержанта, то на Соловьева, - Как порвал??!- снова спросил он, как будто не понял сержанта.
-Руку…, - ответил тот, с трудом переводя дыхание, - … в клочья…
Несколько секунд капитан стоял в нерешительности, словно обдумывал услышанное. Затем схватил со стола фуражку и быстро выбежал из дома. Сержант последовал за ним, Сергей тоже. Они побежали в дальний конец питомника, где у вольеров толпилось много людей в рубашках, в майках, в форменных куртках, раздетых до пояса. Все они кричали, спорили и наперебой давали кому-то советы там, у небольшой пристройки. Оглушительно лаяли собаки. Капитан громко и строго сказал:
-Прекратить панику. Пропустите. Разойдись!
Толпа покорно раздвинулась. Тимошенко прошел вперед, Сергей ни на шаг не отставал от него. Когда они остановились, Соловьев взглянул через плечо капитана и увидел следующую картину: на скамье у кирпичной пристройки сидел младший лейтенант Семенов, его лицо по цвету мало чем отличалось от выбеленной сероватой стены, к которой он прислонился. Двое в белых халатах, девушка и пожилой мужчина, суетились около него. Мужчина ставил ему какой-то укол, должно быть обезболивающее, а девушка ловко вспорола темный от крови рукав рубашки и достала из аптечки бинты, перекись и вату. Предплечье и плечо правой руки были сильно искусаны и залиты кровью. Были ли повреждены кости, сказать было трудно. Рука была быстро обработана и забинтована, на бинтах проступили бурые пятна.
-Носилки и в медпункт, живей! – скомандовал врач.
Семенова тут же положили на носилки и бегом понесли в длинное белое здание, где помешался медицинский пункт. Врачи пошли следом. Капитан взял мужчину за рукав:
-Дмитрий Александрович, ну как? Серьезно?
Врач обернулся и быстро проговорил:
-Думаю, ничего серьезного. Хотя рана довольно глубокая, рваная. Месяца 2-3 ему придется провести в больнице. Я сделаю все, что смогу. А сейчас извините, мне нужно идти.
Тимошенко как-то тоскливо посмотрел ему вслед и повернулся к людям, шумно обсуждавшим произошедшее:
-А ну разойдись! – энергично скомандовал он, - Устроили здесь балаган. Идите, работайте. Здесь вам не цирк! – все более горячась, кричал капитан.
Толпа группами стала разбредаться, а Соловьев так и остался стоять в стороне.
Капитан подошел к широкоплечему мужчине лет 35-ти, который стоял в у вольера и смотрел сквозь металлическую сетку на лающего, беснующегося от злости пса, и спросил у него:
-Владимир Андреевич, хоть ты, как старший инструктор, можешь мне объяснить, что произошло? Что случилось с Анчаром? Ты посмотри на него, он как будто взбесился!
Только тут Сергей подошел ближе и увидел за сеткой вольера того, о ком шла речь. Это был мощный кобель с черным чепраком и ярко-рыжим подпалом. Он яростно бросался на сетку и в бессильной злобе грыз ее стальное переплетение. Его рычание больше походило на рык дикого зверя, чем собаки. Сергею никогда еще не приходилось видеть собаку в таком бешенстве.
Вместо ответа старший инструктор молча посмотрел на пол вольера, на котором среди пятен крови лежал стек.
-Сам виноват, - сказал Владимир Андреевич. – Хорошо еще легко отделался. С Анчаром такие шутки не проходят.
-Да, - согласился Тимошенко, - но что с ним теперь делать? – он кивнул в сторону Анчара, достал сигареты. С минуту они молча курили. Потом инструктор увидел Соловьева и вопросительно взглянул на капитана.
-Ах да…, - спохватился тот, он, казалось, забыл о присутствии лейтенанта. – Знакомьтесь, наш новый…, после слова «новый» капитан запнулся, - …сотрудник, - с трудом договорил он. – Соловьев Сергей Романович.
Сергей хотел улыбнуться, но, взглянув в лицо собеседнику капитана, передумал и просто протянул руку.
-Старший инструктор Тихонов Владимир Андреевич, – ответил тот, пожимая руку лейтенанта.
-Ну что же…, - рассеянно заметил Тимошенко, - …вечереет. Поговорим потом. Владимир Андреевич, будьте так добры, покажите товарищу лейтенанту его место проживания на ближайшее время, и вообще, так сказать, введите его в курс дел.
Капитан развернулся и, странно сгорбившись, пошел к своему домику, не оборачиваясь, быстрой прыгающей походкой. Тихонов молча кивнул Соловьеву: «Идем», и они пошли прочь от вольер. А вслед им несся злобный хриплый лай разъяренного пса…
***
Сергей сидел на корточках перед распахнутой дверцей ящика письменного стола, который никак не хотел вмещать огромное количество книг, извлеченных из двух массивных чемоданов, раскрытых на полу посредине небольшой комнаты. Книги были разложены на узкой кровати, на стуле, ровными стопками возвышались на столе. Соловьев как раз пытался втиснуть в узкое пространство шкафа толстый словарь по ветеринарии, когда раздался стук в дверь. Лейтенант выпрямился, положил книгу на стол и негромко, но отчетливо сказал:
-Войдите.
Дверь приоткрылась, и на пороге показался старший инструктор Тихонов. Он посмотрел на Сергея, потом на книги и тихо присвистнул от удивления, левой рукой сдвинув фуражку на затылок, затем снова перевел глаза на лейтенанта.
-Добрый вечер, - сказал он и, не дождавшись ответного приветствия, тут же предложил:
-Выйдем, покурим.
Соловьев не курил, но он сразу понял, что Тихонов вызывает его на разговор, поэтому Сергей, не задумываясь, взял со спинки стула куртку, потушил свет и вслед за инструктором вышел на улицу.
Был один из тех душных летних вечеров, когда тяжелый воздух, нагретый горячими лучами солнца за день, неподвижно висит над землей. На все еще светлом небе, расцвеченном на западе яркими красками заката, появлялись звезды, а где-то в стороне высоко стоял бледный месяц. Они сели на ступеньки крыльца, Тихонов вынул портсигар и молча протянул его лейтенанту. Сергей покачал головой:
- Спасибо. Я не курю.
Тихонов пожал плечами, захлопнул портсигар, и сунул его в карман брюк, после чего стал хлопать себя по карманам в поисках спичек. Вынув из нагрудного кармана коробок, долго чиркал спичкой, пытаясь закурить. Закурив, положил коробку рядом с собой на ступеньку, сделал глубокую затяжку, вглядываясь в темнеющую полосу горизонта, выдохнул длинную струю крепкого табачного дыма и посмотрел на Соловьева. Сергей, не отводя глаз, прямо спросил:
- Владимир Андреевич, Вы хотели поговорить?
-Слушай, товарищ лейтенант, давай перейдем на ты…, так, по-дружески…Володя,- сказал Тихонов и протянул руку.
- Сергей, - в свою очередь представился Соловьев, отвечая рукопожатием.
- Ну вот…, - облегченно произнес его собеседник, торопливо затягиваясь папиросой. – Теперь и говорить как-то проще…
Секунд 30 Тихонов молчал, курил, глядя на свои ботинки, покрытые песком и пылью. Сергей терпеливо ждал, в наступившей тишине тоскливо завыла собака, и это как будто вывело Владимира из состояния задумчивости, он решительно отбросил тлеющий окурок и обернулся к лейтенанту:
-Ты, Сергей, я вижу, парень серьезный, и я скажу тебе все начистоту. Не люблю я эти увиливания, намеки какие-то… Пудрят человеку мозги… Не могу я так… Уж лучше прямо подойти и объяснить, что и как… Верно я говорю?
Произнеся эту несвязную речь, он поспешно достал папиросу и снова закурил. Сергей согласно кивнул головой, и Тихонов продолжал:
-Ну вот я и говорю, а то человек ведь черт знает что может подумать… В общем ты, наверное, заметил, что у нас не особо рады твоему приезду. Но только ты не спеши с выводами, ты, главное, пойми нас правильно, на то есть причины…, - добавил он и на секунду умолк, как бы подыскивая слова. - …Понимаешь…, тут такое дело…, - Володя опять замолчал, казалось, ему трудно было говорить. Он отвернулся и посмотрел в сгущающиеся сумерки, словно хотел что-то там разглядеть. Сделал несколько затяжек, как-то судорожно выдохнул дым и, будто собравшись с духом, резко обернулся. Его тяжелый мрачный взгляд встретился с серьезным и внимательным взглядом серо-стальных глаз лейтенанта.
-Две недели назад при задержании особо опасных преступников погиб старший лейтенант Мальцев Михаил Борисович, - глухим голосом произнес Тихонов, он сидел, ссутулившись, опустив глаза, докуренная папироса валялась у его ног, а Володя, нервно ломая о коробок спички, старался закурить новую.
-…Тебя прислали на его место… Ты, конечно, не виноват… Но так получилось, как будто… Да ты и сам все понимаешь, - говорил инструктор. – Ты только на ребят не обижайся… И на капитана… Они с Михаилом Борисовичем хорошими друзьями были… Ладно, ничего теперь не поделаешь, - вздохнув, он выпрямился.
Какое-то время оба сидели молча. Сергей опустил голову и пристально смотрел на землю широко раскрытыми глазами, и от напряжения перед ними поплыли красные круги. Вдруг тишину снова разорвал собачий вой. Соловьев невольно вздрогнул и почему-то посмотрел на Тихонова, тот кивнул:
-Это Анчар, пес его… Вторую неделю так каждую ночь воет. От еды отказывается, работать не хочет, Лежит целый день… А сегодня вон Семенова подрал. Тот, конечно, сам виноват. Надо было головой думать, к кому можно стек применять, а к кому лучше вообще с этой штукой в вольер не заходить. Но не окажись я рядом, Анчар бы с него точно шкуру спустил. Признаться, я его никогда таким не видел, с тех пор как Михаил Борисович его привез. В него словно бес вселился… Мда,… как бешеный. Совсем умом тронулся после смерти хозяина, бедняга. Наверное, придется списывать. А жаль пса… Ну да ладно, что-то я засиделся, - произнес он, с трудом поднимаясь на затекшие ноги. – Завтра рано на службу. До завтра, Сергей.
Лейтенант, внимательно слушавший его, тоже поднялся и пожал ему руку.
-Спасибо, Володя. До завтра, - попрощался Сергей и поднялся к себе.
***
На следующее утро весь персонал и милиционеры-кинологи выстроились на площадке
перед домиком капитана Тимошенко. Капитан решительно поднялся на крыльцо и громко, во всю мощь своего хрипловатого голоса, не стесняясь в выражениях, прокомментировал вчерашнее происшествие. В конце своей длинной речи он сказал:
-К Анчару никому в вольер не входить. За него теперь отвечает старший инструктор Тихонов. Владимир Андреевич, - обратился он к нему.- За дисциплину мне отвечаешь головой. Все. Разойдись, - закончил Тимошенко и зашел в свой кабинет.
Соловьев затем был направлен в местное отделение милиции с поручением. Оформив все необходимые документы, Сергей вернулся только часам к 6 вечера и сразу же пошел к капитану. Войдя в приемную, он узнал от ожидавшего там сержанта, что капитан сейчас занят, и устало опустился на деревянную скамейку. Сергей снял фуражку, положил ее рядом с собой, достал платок и протер лоб и шею. В приемной было невыносимо жарко и душно. Из-за запертой двери до Соловьева донесся голос Тимошенко:
- И что же прикажете мне с ним делать? А? – громко спрашивал он у кого-то.
- Но ведь Семенов сам виноват, – возбужденно возразил ему другой голос, очень похожий на голос старшего инструктора Тихонова.
-Да я понимаю! – с жаром ответил капитан. – Но ты это вот им попробуй объясни… Мне уже два раза звонили «сверху», спрашивали, что такое стряслось. Меня сегодня полковник Полежаев вызывал к себе «на ковер» и отчитал как мальчишку: «Развели, мол, в питомнике бешеных собак». Разве ему что-то объяснишь. Да он и слушать-то меня не станет.
-Но ведь он не бешеный. Это же не бешенство. Так Дмитрий Александрович?- обратился Володя к кому-то третьему.
«Дмитрий Александрович…Дмитрий … А-лек-сан-дро-вич», медленно крутилось в мозгу у Соловьева. «Ветеринар» наконец вспомнил он, и перед глазами его встал высокий сутуловатый пожилой мужчина в белом халате с проседью в волосах и короткой, аккуратно подстриженной бородой. Он и был третьим собеседником.
-Гм…- раздался его тихий, но отчетливый голос. - На бешенство это действительно не похоже… Хотя все может быть. На мой взгляд, выводы еще делать рано. Нужно его изолировать и понаблюдать. А там видно будет.
-Но ведь вакцинация была всего 2 месяца назад, - произнес Тихонов.
-Так то оно так, – уклончиво отозвался ветеринар. - А мало ли что. В таком деле лучше перестраховаться.
-Ладно,- подвел итог Георгий Петрович,- Неделю еще я у начальства как-нибудь выпрошу. А потом поглядим. Но если через неделю он у нас работать не будет, все равно списать придется, - тяжело договорил он.
Сергей понял, речь шла об Анчаре, собаке погибшего старшего лейтенанта Мальцева.
Дверь открылась, и из комнаты вышли Веньяминов и Тихонов. Вид у Володи был мрачный, и в глазах его ясно читалась досада, выражение лица ветеринара было по обыкновению непроницаемо серьезным. Они поздоровались с лейтенантом и вышли. Соловьев вошел в кабинет.
(Продолжение следует)