МОЛЬ
(Отрывок из повести «Роман с гильотиной»)
Добродушное время, когда «великий, могучий Советский Союз» чудом держался разве что на соплях своих отцов-основателей Ленина и Сталина, дохаживало последние недели. Срок родин «демократической России» пьяным ельцинским аллюром вылетал уже из истории болезни ветхой социалистической империи.
И преждевременное появление разухабистого независимого чуда под названием СНГ произошло. Да так, что ничего не понять и не пройти да не проехать из одной независимости в соседнюю. А уж работать и жить – полный нонсенс.
В одночасье чуть ли не каждый первый стал деловым человеком, хотя ветхозаветные понятия этих «деловых людей» о том, где деньги берутся, ограничивались чистосердечной уверенностью, что деньги случаются из кассы. А далее – по анекдоту из еврейской темы о купюрах, тумбочке и жене.
Эпоха пещерной экономики случилась не постепенно, а вмиг и вдруг. Как всё новое и чудесное в России, которая «родина Иванова».
Мой друг Сеня Пичугин принёс тогда тему:
- Борь, тут одни чмошники из бывших ментов говорят, что в Ферганской долине тайги не бывает. А дехкане тамошние строиться жилищами собрались. Короче, могут эти менты с десяток эшелонов брёвен-кругляка отправить трудовым ферганцам, но взамен хотят получить деньги. Рубли. У ферганских аксакалов рублей нет, но сосну они хотят.
- Сосну, сосну! Сосни! – скаламбурил мой подельник Паша Ромашкин, за что чуть не получил в глаз от Пичуги. Пичуга обидчив и резок, как бывший десантник, посидевший некоторое время на перевале Саланг и дважды раненый.
- Убью, сука, - заревел Пичуга. Едва успокоили.
- Сеня, не горячись. Как, по-твоему, менты подпишутся на два месяца по отсрочке платежей?
- А куда им деваться! – бодро ответил Сеня, - у них лес дармовой – его зеки валят за баланду, да и наверняка эти эшелоны скомунизженные. И вообще нормальный советский мент знает только два арифметических действия: отымать и делить. К остальной высшей математике у него стойкий иммунитет. Дадут, во что кладут. Только после, ежели у нас задержки сделаются с платежами, нас эти менты вдоль и поперёк попереимеют. Это надо учесть.
- Бог не выдаст, старшина не обидит. Только вот как деньги-то с урюков получить за сосну… - и тут меня осеняет! – Лук растёт в Ферганской долине, берём лук репчатый, везём сюда, тут его продаём, вот и деньги!
- Боб, ты просто Финкельштейн! – говорит радостный Пичугин, - это наш батальонный финансист, он в Афган из Ташкента возил резиновые галоши, менял их на «шарпы» да дублёнки, которые потом в груз двести подкладывал и – в Союз. Нажил денег за два года беспорочной бухгалтерии – немеряно! Сейчас в Хайфе пребывает кудесник по части устного счёта наличности!
- Значит, так, слушай мою команду! – говорю друганам-подельникам,- Паша бодрым аллюром – в аэропорт, берёшь билет на ближайший рейс до Ферганы. Сеня – покупаешь ящик коньяку и к ментам, толковать по отсрочке. Паше не возвращаться из солнечной долины без луковой серенады, зафиксированной в виде договора с туземцами, а старшине Пичугину вход воспрещён без договора об отсроченном платеже за ментовской лес. Вопросы есть? Вопросов нет. Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!
На следующий вечер привезли на такси Пичугина. Невменяемого, но с договором.
Ещё через сутки телефонировал Ромашкин из Ферганы и печально сообщал, что лука не будет – это монополия местных корейцев, которые лук выращивают и сами его реализуют. У корейцев уже есть избы из сибирской лиственницы, ковры, автомобили и ничего корейцы не хотят. А коренные жители – узбеки, в сосне нуждаются, однако лука у них нет совершенно, а вот урюком, кишмишем и прочими дынями они рассчитаться за лес в состоянии. Ромашкин просил указаний на сей счёт.
В пожарном порядке выяснили, что азерботы, что рынки питерские да московские держат, подряжаются взять на реализацию ферганские лакомства да сухофрукты. И, при наличии гарантий о поставке, по типу «за базар отвечу» - готовы рассмотреть вопрос о частичной оплате вперёд. А это мне было очень даже интересно. Резво договорились с одним из наших авторитетов и он за долю малую согласился порекомендовать меня другому авторитету, который работал с теми азербайджанцами и навар с них соответственно имел. По понятиям вопрос разрешили. И тема получила путёвку в жизнь:
эшелоны с сосной двинулись в солнечную Фергану, я получил невероятных размеров чемодан аванса – перевязанные верёвочками купюры в основном трёшек и пятёрок, которыми частично расквитался с ментами, а на оставшуюся долю купил у знакомых валютчиков некоторую сумму долларов.
Доблестные трудолюбивые ферганцы разгрузив ментовскую сосну, начали ждать вагоны для отправки в наш адрес даров плодородной узбекской землицы. Ромашкин, устав жариться на солнце и пить узбекское вино с местными раисом, акимом и прочими военачальниками, не получив на то моей санкции, улетел домой и спрятался на даче под Зеленогорском. Был он в полной уверенности, что дело в шляпе.
Были такого же мнения и мы.
Долог путь паровоза через всю страну до Питера и Москвы из Самаркандской области УзССР. Без малого – месяц. За десять эшелонов сосны приехали на станции Ленинград-Сортировочная и Москва-Сортировочная пять и девять вагонов соответственно урюка, кишмиша да дынь с виноградом.
В Москву на приёмку груза улетел Сеня, а в Питере на станцию поехал я.
Неладное я почуял сразу, когда меня из комнаты оформления повели к начальству.
- У Вас есть на руках санитарные сертификаты на отправленный Вам груз?
- Нет. Документы в вагонах, как сказано в телеграмме отправителя. А что?
- А то, дорогой товарищ, что ваши сухофрукты заражённые.
- Чем?
- Личинками насекомых. Вам покажут. Идите.
С тягостью в сердце шагал я за двумя дородными тётками в чёрных халатах по многочисленным путям к своим вагонам.
Скорбно откатили русские железнодорожные женщины вагонные двери, и я увидел снегопад в сентябре. Белая метель кружилась над мешками во тьме вагонных недр. Бесшумно и безнадежно снегопад заметал наши надежды, труды и души.
Снегопад был живой. Бесчисленные стада белой моли порхали над мешками, вырывались из дверей, поднимались в голубое сентябрьское небо. Содержимое мешков представляло собой омерзительную смесь остатков сухофруктов, личинок и куколок этого зловещего насекомого.
Это была катастрофа. И, может быть, даже смерть.
То же самое наблюдалось в Москве. Там ситуация усугублялась тем, что виноград, гружёный не в рефрижераторы, а в обычные вагоны, за месяц пути сгнил. Дыни заплесневели и потекли.
Фиаско – не то слово для такого момента.
Авторитет, который поручился за меня, сказал мне, что «вам - кранты».
Вот тогда меня и убивали в первый раз. За моль. Однако застрелили Ромашкина. Спутали.
Спасли нас те доллары, что оказались куплены на остатки аванса. Начиналась инфляция и через несколько месяцев на эти американские деньги уже можно было купить двенадцать эшелонов строевой сосны. И пару ментовских генералов впридачу.