Allegro. день I

A.Л.
Я-убийца…
и не смотря на это, осужден ни на муки и смерть, а на медленное гниение среди выдуманных гениев и убийц, людей, душа которых звучит, как расстроенный рояль. Короче, я в сумасшедшем доме. Вопрос «почему» в данном случае неуместен, постарались мои адвокаты, которых я не просил о помощи. Да… в общем-то после убийства память моя стала безжизненной, она просто перестала существовать…
Вот тот человек, да, да вот тот, который перебирает кубики на своем столе, несколько раз пытался перерезать себе вены, и все время ему не везло свидеться с Ангелом Смерти. Либо тот его забыл, либо все время опаздывал на встречу, и первыми приезжали родственники или полиция…Ха, ха! В итоге жена засунула его в дом, где находимся мы, то есть он, конечно, раньше меня здесь был. А может и не раньше, впрочем, не помню. Зато хорошо знаю, почему он настойчиво хотел покончить с собой. Происходя из хорошей семьи, доктор каких-то там наук, крупный ученый, он вдруг почувствовал глубокую усталость, но так как он уже ничего не мог изменить, то решил разом все прекратить: перерезать себе вены. Как вам? По мне, так это блестяще, просто и красиво, как многие концовки этюдов Шопена. И зачем ему, спрашивается, мешать. Человек отдохнуть захотел, он же никого не убивал, только себя пытался…Ха, ха! Я сегодня банально остроумен.
Что-то я увлекся…О чем это я? Ах, да. Вот у меня, например, будет только одна попытка, которая закончится удачно, у меня в перстне итальянский яд, хороший яд, уж будьте покойны, они даже глазом не успеют моргнуть, как нате вам, выносите покойничка, а потом заглянут сюда, в мои записки и ужаснутся. И все поверят, что судьи продажны, что общество состоит из дурно играющих актеров, и что самого настоящего убийцу спрятали в дурдом. Чтобы потом потихоньку вытащить меня на свободу, а я вот такой фокус выкину! Ха, ха! Какие у них все лица будут, лица уважаемых людей, что я, я –убийца! Они, конечно, все начнут рассуждать, что они и предположить не могла, что такое…, ах, как они могли общаться с таким человеком, как греховна и обманчива была моя карнавальная маска. Маска уважаемого музыканта, выдающегося виртуоза и педагога, очень богатого человека, прославившегося разными скандалами и любовными похождениями, принятого в самых высших кругах этого кукольного общества,. Маска, прикрывающая угасающий талант и уставшую душу, глубокое одиночество и детский эгоизм.
Я ведь только поговорить хочу с кем-нибудь, по-настоящему, откровенно, а не с кем. Был, правда, один человек, а куда же он делся? Ах да, я же ее убил, впрочем неважно…
Сквозь решетки пробивается запах, тяжелый и пряный запах сирени. Я всегда любил это время, время короткой майской жары, можно всем своим существом вдыхать и вдыхать этот неподвижный зной, напоенный травами и серой пылью города, а по вечерам, в лучах уходящего солнца, любоваться пылинками, танцующими на рояле и книгах…
Рояль…Преданное и грустное существо, молчаливый свидеталь самых лучших движений моей души и тяжкого преступления. Он не обвинял меня перед судьями, но я уже не мог прикоснуться к клавишам, что-то новое, отстраненное и осуждающее появилось в моем друге. Всякий пианист поймет, о чем я говорю, об отчуждении и потери гармонии между инструментом и его вдохновенном собеседником. Были другие рояли, были, но звуки, которые из них извлекали мои пальцы, не наполняли Музыкой простраснтво. Они были слишком ломкими и слабыми, слишком надуманными. Тогда я бросился в полицию и признался в убийстве…Вы, наверное, понимаете, что я сумасшедший…Я ведь тогда, у рояля, моего друга, прощения просил, рыдал как ребенок, умолял…а он не простил…На моих глазах обрывались струны, начиная с верхнего ля, она так пискнула жалобно, и за ней все остальные побежали…
Да, да я сумасшедший, вот и доктор пришел, пора лекарство принимать, это, чтобы мы все тихо спали и не шумели.
Спать, спать…Слезы, зачем я плачу, слезы… а у рояля ведь есть душа, и это правда…, спать…