Гусейнбала Мираламов, Симузяр

Азербайджанская Проза
Гусейнбала Мираламов  – один из наиболее часто публикуемых и переводимых современных авторов. Особую популярность его творчеству придает жизненность тех историй, которые он рассказывает – да они и взяты прямо из жизни. Публиковаться Гусейнбала Мираламов начал еще в 1986 году   именно тогда вышла его первая книга «Полет одинокого журавля». Затем были «Цветок на скале», «Покаяние», «По следам боли», «Симузяр», «Подвенечное платье» и многие другие сборники. Данный сборник является вторым отдельным изданием произведений этого автора на русском языке. Он включает в себя ряд рассказов и повести «Школа селения Кюрекчи» и «Метаморфоза». Помимо русского, повести и рассказы Гусейнбалы Мираламова неоднократно переводились на английский и французский языки. Некоторые из его произведений нашли свое воплощение на театральной сцене и были экранизированы.

СИМУЗЯР


Воды передавали ночной крик рыб бескрайнему полю, замершему в объятиях  холодной мартовской ночи. Где-то  вдали, в такой дали,  которая не была доступна глазу, это поле соединилось с морем.
Кто знает,  может,  это горькие слезы рыб делают  воды морей солеными?..
И где-то бескрайнее поле становилось берегом, становилось подушкой водам. И воды сладко спали, нежились  на этой подушке. Словно  мать, которая зализывает раны своего ребенка, лизали воды эту подушку, порой разрывали ее на куски, подобно волку, хотели обглодать  эту подушку.
Ветер, полный ожидания рыб, скорби рыб, тревоги рыб, скитался в холодных  объятиях  этого поля! Этот тоскливый ветер развеивал привкус вод и запах рыб по всей бесконечности этого поля...
И луна в небе будто бы зябла и порой куталась в свою чадру из облаков.  И звезды в небесах напоминали застывшие льдинки. Некоторые из этих льдинок таяли, и превращались в воду, и текли к земле... И превращались в нечто голубое,  во мрак...
Старый сторож, немного пройдясь в эту холодную мартовскую ночь по полю, зашел в свою сторожку. Сначала он с аппетитом съел чурек и зажаренную вечером рыбу.  Его храп смешивался с тихим  и сладким  журчанием реки, текущей сбоку, и тек по полю.  Немного спустя старый караульщик повернулся на левый бок и перестал храпеть. Во  мгновение ока его храп перешел  в стон. Странный сторож  видел  сон. Очень  странный,  чудный сон...
Старому сторожу приснилась прекрасная,  чистая дева. Эта дева была в облике  рыбы. Дева с красивым  плавником,  оранжево-фиолетовым, серебристым  хвостом. Рыба-дева почтительно поприветствовала старика, поклонилась ему. Околдованный старик ответил на ее приветствие. Но старик будто бы окаменел. Привлекательность и чары рыбы-девы околдовали его. Рыба-дева почтительно приступила к слову. Но старому сторожу казалось, что эти слова говорит не рыба-дева, а тысячи рыб хором изливают всю  свою душу откуда-то из водных глубин. С серебряного берега реки... «Человек – брат-близнец гор, скал, суровых ветров, молний, благодушия, заботы, коварства, беспощадности. Он и сострадателен, и беспощаден. Мы знаем тебя уже несколько лет. Какое у тебя каменное сердце!  В течение этих  лет наши стенания нисколько не  смягчили  тебя. Мы всегда видели твои глаза серыми и мутными,  подобно  этому мартовскому небу.
Если  бы это  было  не так,  то  твое  сердце смягчилось  бы. Прослезились бы глаза. Ты бы как следует задумался, старик... Эх, старик! Мы, рыбы, знаем все – и явное,  и тайное... И  в особенности – людскую  природу.  Мы очень любим людей. Мы живем  ради  людей. Мы должны украшать столы людей, доставлять им радость и наслаждение. Если  не  будет людей, мы утратим свежесть, станем матерыми, превратимся в мертвых рыб. Мы не будем любимы, нами не станут дорожить. Мы превратимся в ничто в объятии бескрайних вод, старик. В ничто!.. Но часто люди относятся к нам плохо. Безжалостно посягают на нашу жизнь – наши дни преждевременно угасают. Почему вы не любите нас так, как любите своих девушек, невест, старик? Ведь девушки, невесты – как перелетные птицы. Они окутываются заботой, нуждаются в помощи. Потому что девушки – перелетные птицы... Они нежны...
Ведь мы, рыбы, тоже хотим служить  людям. Тогда почему люди не  задумываются о нашей судьбе? Почему мы не окутываемся людской заботой, людской помощью? Почему человек не оберегает нашу нежность, красивые крапинки, серебряную чешую? Почему человек отравляет, загрязняет  мазутом нашу среду обитания?
... Когда девушки становятся матерями, мир наполняется радостью. Мир  наполняется светом. Поют и веселятся сердца. Люди становятся счастливыми. Ибо  продолжается род  людской. К беременной женщине относятся с почтением. Младенец растет, окруженный негой и защитой. Мать считается  счастливой, ибо девушки нежны. А нам, рыбам, вы не даете возможности отложить икру, продлить свой род, старик. Ведь мы должны размножаться ради людей. Миллионы мальков погибают в водах. Стольким рыбам прервали род в морях и реках! Почему? Подумай, старик! Ответь же, где лососи, где царственные омули, каспийский сыф?..  Эх, сердце стонет, как вспомнишь... Наши  слезы превращаются в бурю, в шторм. Мы не хотим, чтобы после того, как прекратится наш род, наши названия и изображения искали в музейных салонах. Ловите нас вовремя,  но не истребляйте, не уничтожайте...»
Рыба-дева продолжала говорить. А старик остолбенел. Изумился. Он чувствовал, что его конечности коченеют, тело леденеет, и еще старый сторож почувствовал, что  постепенно превращается в рыбу. Старик пытался избавиться от этого наваждения,  выпутаться из этой беды. Но не мог. Вот он уже очень быстро превратился в рыбу. Может  быть, рыба-дева еще долго бы говорила. Но, услышав шорохи на маленьком мосту, она  тут же исчезла в воде. И превратившийся в рыбу старый сторож, будто бы повинуясь чарам и колдовству рыбы-девы, смешался с огромными косяками рыб. Старый сторож-старая рыба своим тупым, равнодушным взглядом долго, очень долго искал рыбу-деву среди этих  рыбьих  косяков. Но не смог найти. По крайней мере, рыба-дева была с ним, старым сторожем-старой рыбой, задушевна в этом чудном мире. Потеряв всякую  надежду, он стал лениво плыть среди рыб. И еще он почувствовал, что все крупные и мелкие рыбы, плывущие в реке, оглядывают эту старую безобразную рыбу с отвращением и ненавистью. Вот они начали злобно посмеиваться над старой рыбой. Этот хохот  ужаснул  старого сторожа-старую рыбу,  который, хоть и был рыбой под водой, но мог мыслить как человек. Он пытался спастись от этого злобного хохота. Искал выход. Закладывало уши. Будто бы вдруг все речные рыбы, понимавшие мысли этой старой, присоединившейся к косяку рыбы, окружили его прочным и плотным  кольцом. Будто бы им хотелось растерзать его, вырвать его старческие, холодные, равнодушные глаза. Старого сторожа-старую рыбу охватил  холодный ужас. Он кричал, звал на помощь. Но его голос тонул среди злобного хохота этого косяка. Старый сторож-старая рыба изнывал в безнадежном призывом о помощи. Он недоумевал перед тем положением, в которое  попал. И в это же время кто-то затянул запруду и остановил течение реки, в которой он  плыл. Будто бы в мгновение ока воды реки утонули. На той стороне запруды волны начали беспомощно барахтаться, точно беспомощный человек, воды начали изрыгать пену, забились в судороге. А на этой стороне запруды косяки рыб начали парить в воздухе, словно стрелы. По мере того, как уменьшалась вода, косяки блестели в лунном свете подобно серебряным  самородкам. Золотые узоры, черные пятна, молящие в надежде черные глаза этих серебряных самородков блестели дикой страстью. Рыбам не хватало воздуха.  Рыбы тонули. Рыбы молили о надежде и помощи пену на той стороне запруды...
Но железная лапа безжалостно разъединила их друг с другом. Рыбы уже нисколько  не обращали внимания на старого сторожа-старую рыбу. До последнего дыхания все  боролись и сражались за жизнь. Рыбы безжалостно теснили друг друга, не давая друг  другу опомниться, они пытались нырнуть в воды постепенно уменьшающейся реки. И в этот же момент большая сеть, как пресс, стиснула всех рыб. Рыбы уже окончательно  оторвались от воды. Уже слышались последние  биения, последние возгласы рыбьих сердец, готовых взорваться. Потерявшие всякую надежду рыбы в сети прощались с жизнью. Старый сторож-старая рыба тоже попался в сеть. Эта  сеть  казалась  ему  родной, была ему знакома. На протяжении многих лет он, не обращая внимания на крики рыб,  страдания рыб, пускал в дело эту  сеть. На протяжении многих лет он наблюдал своим  холодным, равнодушным взглядом, как рыбы мечут икру. Но в его сердце, в его душе ничто не восставало. Он не чувствовал, как мечущие икру рыбы умоляют его, глазами умоляют простить их. Они просили о том, чтобы рыбы могли свободно метать икру, свободно продолжать свой род. Просили о том, чтобы миллионы рыб не погибли в их  утробе. Просили о том, чтобы они свободно могли размножаться.
Просили о том, чтобы люди были чуть терпеливей, чуть спокойней. Ведь все это для людей!.. Но разве мог бы об этом задуматься старый сторож? Разве старый сторож  мог бы посчитаться с этим? В те времена текущие пачками деньги, словно черное покрывало,  затмили его взор...
А сейчас... он видел все это своими глазами, чувствовал и ощущал своим  застывшим, окаменевшим сердцем....
А сейчас старый сторож-старая рыба бился в своей собственной сети. Он  умирал  в своей собственной сети...
Теперь старый сторож почувствовал и то, что он злоупотреблял порученными ему обязанностями. Ему поручили сторожить здешних рыб. А он... Посягал на то, что ему поручили сторожить. Посягал на прекрасный, неповторимый дар природы человеку... Посягательство человека на самого себя. Посягательство на родное, благоприобретенное. Старый сторож, превращенный во сне в рыбу, впервые в жизни начал смеяться над  своими поступками и подумал, что человек – очень странное существо...
И в этот же миг наполненная рыбами сеть растянулась и превратилась в огромный кулак. Превратилась в огромный кулак, в котором жизнь сражалась со смертью. Этот  кулак растянулся и безжалостно оторвался от вод... Прощай, жизнь! Прощайте, родные воды!.. Прощайте, миллионы рыбьих поколений, еще не успевших появиться на свет! Прощай, старый сторож-старая рыба!.. Прощай и ты!... Но запомни, что все они – твои невинные жертвы, которые теперь вместе с тобой прощаются с жизнью!..
Когда начали разгружать содержимое сети в кузов гигантской грузовой машины, старый сторож-старая рыба вздрогнул от стука и проснулся от странного, диковинного сна.
Он не осмеливался открыть глаза. Он боялся открыть глаза и увидеть, что  действительно превратился в рыбу. Но он был вынужден  открыть глаза на едва  слышный шум, доносящийся снаружи, с моста. Он был  весь в поту. Ему казалось, что все то, что он  недавно видел, было не сном, а явью. Ему казалось, что он действительно превратился в рыбу и плыл по реке. Потому что вся одежда на нем  была  мокрой. Несмотря на то, что  во сне он плыл  в воде, его губы потрескались от  жажды, язык присох к небу. Ему не хватало сил, чтобы сесть или встать, выйти  во двор. Он обессилел. Усталость пронизала его до мозга костей. Он отпил воды из литровой банки, стоящей перед маленьким  окошком сторожки, и пришел в себя. Он снова вспомнил свой недавний сон. Но и в этом воспоминании крылся некий тайный страх, ужас. Ему казалось, что действительно с ним когда-то произойдет подобный случай, и он превратится в старую, беззубую, странную  рыбу, увиденную во сне. Превратится в такую рыбу, которую никогда не будут есть люди –  в лучшем случае бросят своим собакам и кошкам!...
Старый сторож бился в этих чувствах и вытирал слезы тыльной стороной ладоней. Почему-то сейчас он вспомнил свою мать... В его голове, словно клубок,  разматывались сказанные покойной матерью слова о рыбах. Она говорила, что рыба – это симузяр . А симузяр –  это светлая надежда на будущее. Симузяр – это цель для тех, кто не имеет цели, это счастливый сон. Это такой сон, в котором, если кто-нибудь увидит рыбу, то достигнет всех своих желаний, стремлений, бездетные увидят детей, девушки обретут  свое счастье, парни соединятся со своими любимыми.
Симузяр – благое намерение праздничных вечеров и свадеб. Если кто-нибудь в эту ночь увидит во сне рыбу, то достигнет своей цели. Блестящие рыбы, черноглазые рыбы блестящих снов, снов с черными крапинками. Неторопливо, спокойно, мерно плывущие в голубых водах, в голубом мире, рыбы. Этот сон когда-нибудь сбудется, ты достигнешь своей цели...
Симузяр – символ верности, символ стойкости, символ святости. Симузяр – это  сказка, веселая песня!..
Симузяр – символ доверия, символ хлеба насущного. В год рыбы люди живут в приятной безмятежности, живут счастливо с верой в следующий год.
Симузяр – благое намерение миллионов матерей; в мае 1945-го года миллионы блестящих рыб, выпрыгнув из голубых, хрустальных вод, словно блестящие цветы, плыли в снах матерей. Матери видели во сне рыбу; Симузяр... Эти сны сбылись. Эти сны стали  явью...
Да, в это мгновение старый сторож еще сильнее почувствовал, как задыхается в сторожке, и вышел наружу. А на маленьком мосту находились в движении знакомые  тени. Тени очень ловко и умело выполняли свою работу. И в это же время старику вспомнилась увиденная им во сне наполненная рыбой сеть, в которой он бился. Старику показалось, что он опять попался в сети и бьется, мечется, словно тысячи рыб, увиденных им во сне... Старику показалось, что в эту сеть поймали и топят миллионы звезд и луну на небе. Земля и небо закружились перед его глазами. В мгновение ока  старик рванулся к сторонке и, схватив винтовку, побежал к теням. Но рыб в сети уже со стуком разгрузили в кузов машины. Знакомый стук! Старик был благодарен этому стуку! Если бы не этот стук, кто знает, что бы тогда случилось со стариком? Ведь старик вздрогнул и проснулся от этого стука.
– Остановитесь! – заорал старик изо всех сил. Независимо от себя он сделал три  выстрела подряд во мрак ночного неба. Тени застыли. Эта выходка старика показалась им  странной и нелепой. Ведь и сам старик, как говорится, играл главную роль в этом   спектакле... Выполнял основную работу. Но что же с ним стало сейчас?
Старик подошел к ним:
– Отпустите рыб... Отпустите...,  – сказал он плачущим голосом.
Тени подумали, что старик сошел с ума, в течение одной ночи потерял свой разум. Они принялись уговаривать, умолять его. Но, кажется, старик крепко стоял на своем. Он   не был похож на того, кто собирался отступать. С дикой страстью взобравшись на машину, он начал бросать рыб в реку.
– Кончено... Все  кончено... Хватит..., – продолжал он бросать рыб в реку. Мертвые   рыбы неподвижно и спокойно плыли в чистых и незапятнанных объятиях реки. Серебристые, блестящие, нарядные, с черными крапинками, озорные рыбы, порой вонзающиеся в воды, словно стрелы,  летящие, будто птицы...
...Воды передавали ночной крик рыб бескрайнему полю, замерзшему в объятиях  холодной мартовской ночи. Где-то вдали, в такой дали, которая не была доступна глазу, это поле соединилось с морем...   
Кто знает, может, это горькие слезы рыб делают воды морей солеными?..



 перевод Ниджата Мамедова