Вечер из жизни зоопарка

Мира Жиль
Сторож зоопарка «Вытри слюни» прогуливался с важным видом, охраняя свои рубежи. Вечерок выдался на редкость душевным. Кусты сирени источали нежные ароматы. Солнце нежно гладило по небритым щекам, целовало лысую макушку. И от всего этого благолепия хотелось запрокинуть голову, подставить горячим страстным лучам все лицо, худую грязную шею с кадыком, впалую грудь, с редкими плешинками волос на сосках и... так далее. Мысль о «и так далее» растянула улыбку и заторопила Кирилыча к верной Серафиме Игнатьевне. На часок.
Руководство зоопарка чаи дома перед телевизором попивает. Чем я хуже? Тож, как человек, поем сала с кусманом ржаного душистого хлеба, запью это дело серафиминой наливочкой.
- С виииишней. – вслух потянул Кирилыч и натянул картузик по самые уши.

В этот момент из грязной лужи вольера для бегемотов раздался нечеловечий рев. Не, ну человечьим-то он, конечно, не мог и быть, но назвать его обычным ревом как–то тоже язык не поворачивается.
Вонючая вода выплескивалась на бетонные плиты сооруженного бассейна. Пасть Маняни, старожилы этого зоопарка, то и дело открывалась, выпуская взволнованные пузыри на поверхность мутной воды. Маняня хрипела.
Мелкий кустарник вокруг зашелестел вдруг откуда ни возьми появившимся ветром, игравшим сейчас с листвой. Оттого казалось, что листва перешептывается, стыдливо подхихикивая, не переставая, однако наблюдать за происходящим.

Просходящее волновало наблюдателей своей откровенной чувственностью. Маняня и Мусик вели танец любви.
Мусик, стараясь запрыгнуть своим многотоным тельцем на пышные ягодицы подруги, издавал зверинные рыки. Короткие лапы соскальзывали с взмыленной Маняни и Мусик с плеском падал в искусственную среду их с Маняней обитания – бассейн.

Кирилыч не заметил, как подошел совсем близко, как стал взволнованно подавать советы Мусику, учавствуя в процессе всем телом. Кирилыч кряхтел и даже взмок.
- Ихь, яти е мать. Не скачи ты жеребцом-то, дурень! Тебе говорю. Ага! Кому ище-та?
Лаской. Лаской давай. Ну?
От ты бля дурень! Ну дурень хренов! По сантиметру пробирайся, ползи. Ползи!!! Говорю. Ну прости, эт я дурак, разволновался за тебя, увальня. Вот молодой, а увалень увальнем.
А, ладно, сам такой был. Тож дурноооой. Нет бы пару слов на ушко ласковых, пощекотать, значиться, шейку теплым дыханием. Я без ласки. О Дууурень! Ну боялся. Боялся я, брат. А! Че? Теперь ниче. Ниче, говорю, теперь! Никто все равно не слышит. Да! БОЯЛСЯ! – заорал вдруг на весь зоопарк Кирилыч! 
- А ни ...я страшного! – снова крикнул он. И тихо уже добавил:
- Волков бояться... не пить шампанского.

Мусик, казалось, чего-то понял. И спустя несколько минут уже пыхтел и мычал от наслаждения.


- Животные, они как дети. – разпалялся Кирилыч. Они ж понимають... ух ити е мать... понимают все, гады такие.
Его старческое дыхание, источающее ароматы вишневой наливки, чесночка и махорки защекотало Серафиму в шейку...

А что там дальше было-не было, то совсем другая история.